Форум » Деревня » Кладбище » Ответить
Кладбище
Алмаз: Мрачное место. Говорят, здесь водится истинное зло...
Ответов - 24
Рыцарь череп: Никого и ничего...только блеклый красноватый свет из глазниц одиноко валяющегося под полузасохшей пихтой черепа...
Оливия: Из храма Маори Оливия, будь она трезвая, никогда бы не поехала через кладбище. В деревне о нём ходила дурная слава. Если и заходили туда, так исключительно днём и большой толпой. Старики поговаривали, что там во времена их молодости грабители убили спящего воина, и вот с тех самых пор воин ищет этих грабителей, и мстит всем, нарушающим его покой. Но Оливия в это не верила. Она была убеждена, что старики просто хотят мудрыми прослыть, и ничего они на самом деле не знают. Скорее всего, на кладбище прятались шпионы из Алмазова воинства, и это они выли по ночам и воровали кур да овец. Других врагов у Серебрянного нету, тут всё доброе и светлое. Это его, его происки, акулозубого короля энтого! Угонит всю скотину, вот деревня от голода и вымрет. И так деревня за деревней, а там и до городов доберётся. И сделает себе курорту - кладбище на полмира. Это, конечно, если она, Оливия, недоглядит. А она глазастая, будьте покойны. Слова жрицы Макото её совершенно не убедили. Может, и жрицу обмануть можно, пока Богиня не видит. ...Тихо поскрипывали колёса в ночной тишине. Луна спряталась за тучами, создавая их тёмным сгусткам жутковатый ореол, зловеще хрустела сухая трава под копытами коровы, барана и вола.
Рыцарь череп: Муть густых сельских сумерек, напитанную кладбищенским туманом, взбил нестройный цокот копыт. Надсадно скрипела телега, нарушая тишь. Череп на кочке под пихтой отчетливо скрипнул зубами. Опытное зло с ходу определило - на телеге едет женщина, судя по сопению. И, судя по запаху, пьяная, как мельник. Пьяных зло любило. Угрожающе свистнул ветер, и перед повозкой из воздуха соткался призрак - рваный плащ, горящие алым глаза. Лохмотья одежды скрывали тело, но череп блестел в лунном свете зловещей костяной белизной. Ноги коня, на котором сидело зло, растворялись в тумане.
Оливия: ...Неожиданно животные встали как вкопанные. Колесо подпрыгнуло на камне, телегу трухануло, зад в алых шароварах взлетел в воздух и с грохотом обрушился на хлипкое сидение. Подгнившие от многих дождей доски не выдержали столкновения со столь мощной пробивной силой, и жопа Оливии плотно застряла в образовавшейся дырке. Это дочку старосты и разбудило. Она зевнула, потянулась, посмотрела вперёд и прямо меж своих широко разведенных в воздухе ног увидела это. Это сидело на коне и тоже смотрело на неё. В первую секунду Оливия решила, что перед ней её папаша-пьяница, у него с похмелья глаза и покрасней бывали, и одежду опосля трёх-четырёх драк да ночёвки под забором он и похлеще занехаивал, и нос от встреч с Хухой-потаскухой так же провалился... ... Вот только выпивоха Бубидо, деревенский староста, без скальпа никогда не расхаживал. - "Началося" - поняла Оливия. - "Армия Алмаза уже тута". Потом ещё раз внимательно посмотрела на Черепа. "А может он просто налысо побрился? Руки дрожали, вот и..." И Оливия решила спросить. На всякий случай. - Папа?
Рыцарь череп: Адский конь заржал, мотнул костяной головой и встал на дыбы. Стандартный прием, за сотни лет нежизни доведенный у призрачной лошади до совершенства. Две пары глаз сверкнули яростным багрянцем сквозь едкое молоко тумана. Зло профессионально прикинуло, блестит ли кираса, и пожалело мельком, что еще не так поздно и что лунный свет не добавит картине зловещести. - Что?! Как ты смеешь, жалкая смертная! - из черепа призрачного всадника полился тяжелый, скрежещущий бас. Увы, нижняя челюсть уже лет триста не шевелилась. А все тот бесстрашный дурак-солдат, посмевший поднять палаш на великое зло! В голосе скелета кипело возмущение, хотя на самом деле он, как всякая трудолюбивая нежить, давно устал сердиться на людей. Костяная рука легла на рукоять гигантского меча. Глупой сельской пьянчужке неоткуда было знать, что оружие давно намертво приржавело к ножнам, от чего не застрахованы даже самые страшные привидения.
Оливия: - Совсем допился. - огорчилась Оливия. - Чего шумишь? Вот уж не даром говорят: мал клоп да вонюч. А мне тебя домой на своём горбу тащить, да? Дочка старосты присмотрелась. - Бедная лошадка! Совсем довёл скотинку, одни кости остались...Пьянь ты окаянная, гуляка ты паршивый! А рухлядь энту ты где подобрал? - Оливия кивнула на меч. - С кузнецом якшался? В глазах Оливии двоилось, троилось, четверилось и материлось. Она икнула.
Рыцарь череп: От такой вопиющей наглости и полного отсутствия положенного страха, зло немного растерялось. Крестьянам и прочим изредка забредающим на тихое кладбище человечкам на роду написано было убегать с дикими воплями при виде рыцаря-скелета на чудовищной лошади. Желательно - роняя вещи, которые очень любило потрошить любопытное от скуки зло. Но толстощекая девица собрала пухлую рожицу в хмурую гримасу и надвигалась, продолжая нести какую-то чушь. Зло начинало нервничать. Зло никогда раньше таких не видело. Даже самые записные пьяницы и обкурившиеся укропа малолетки мгновенно приходили в себя, стоило им только услышать, как из недр проржавевшей кирасы, из-под красиво отполированного черепа, хриплый и зловещий голос возвещает о том, что их земной путь окончен. Следовало срочно переходить к более активным действиям. Зло встрепенулось, добавило пронизывающего ветра, чтобы он взметнул старый плащ черным крылом. Сквозь прорехи в полуистлевшей ткани хлынул лунный свет. А потом старая тряпка отлетела за бронированные плечи, открывая кости рук и шеи. - Трепещи, несчастная! - взревело зло, вновь поднимая на дыбы коня, и звонко щелкая челюстью.
Оливия: Дырявые лохмотья вяло затрепыхались за плечами кладбищенского бродяги. " Заштопал бы хоть, не позорился..." - Оливия с жалостью посмотрела на зло. - "Небось не стирает ему никто, не гладит..." Луна осветила худенькую шейку и хлипкие ручонки. "Не, это точно не мой папаш, тощий уж больно. И как он ещё клячу свою не слопал? ". - Оливия прищурилась, силясь рассмотреть непонятного всадника. - "Наверное он этот, гуманисть". - умное слово ей сказала деревенская лекарша. - "Или просто животных любит" - Трепещи, несчастная! - задние ноги лошади дрожали, пытаясь удержать вес расклацавшегося зубами Черепа. И тут, наконец до Оливии дошло: брюха у клячи не было - были только рёбра и тоненькая цепочка позвонков. "Так вот они какие, слуги супостатовы!" Оливия поцеловала амулет, данный ей Маори, строго нахмурилась и грозно потрясла указательным пальцем пред ликом зла. - Ты, передай своему хозяину, королю Алмазу, что все огороды не перетопчете! Я тебя затяпаю! И его затяпаю! В бараний рог, дохлой кошкой харкнутый, в уши и нос лешаком с чертями пользованный, накрывшийся гнилой бочкой, скручу, через лысый плетень перекину и с мухоморами закопаю под домом Коу, чтоб от Сейиной пляски вы в гробу юлой извертелись, нелюди поганые!
Рыцарь череп: Зло, притихшее на время длинющей тирады деревенской девки, резко опомнилось и чуть не подавилось своей злобностью. - Смееееееертная!!! - Пытаясь скрыть обиду, грозно завопило оно. - Да узрит твой лик гнев владыки этих мест!!! - И с силой натягивая поводья, да протяжно завывая на ходу, Череп направил своего коня прямиком на ополоумевшую бабу. Зло обдало сильнейшим перегаром, Оливию - запахом тлена и разложения. А затем костлявый всадник, как был, на коне и в дранном плаще растворился в объемном теле рыжей селянки. "Посмотрим, как тебе это понравится". - удовлетворенно хрюкнул он, с удобством размещаясь в тёплом женском теле.
Оливия: - Фу, навонял, тать смердючий... - возмутилась было Оливия, но замерла - Э... - она изумлённо вытаращилась прямо перед собой: дорога была, кладбище было, куст дряхлый смородиновый был. Зла не было. Оливия заглянула под телегу и увидела там пыль, под корову - и обнаружила там вымя. Она полезла даже в блузку и шаровары, но нашла там только остатки ржаных корочек. Недоумённо пожала плечами. Что-то было не так. Что-то точно было не так. Что-то грозно и страшно шевелилось в ней. Брюхатой она быть не могла - Оливия это знала точно - всегда во время этого дела клала под подушку верное средство - жабьи потроха. Значит шевелиться могла только еда. "Шо ж я такое съела-то?" - Оливия прислушалась к себе. - "Вроде ж ужин как ужин был" И тут это "шо" хрюкнуло. "Сало" - догадалась она. Но поскольку слопанной жратве хрюкать не положено, дочка старосты решила это исправить. Подняла над собой бочку с остатками пойла и сделала несколько больших глотков. Не даром в народе говорят, самогон от любой хвори помогает.
Рыцарь череп: Хорошо в женском теле, тепло, мягко, нежно... Но это в стреднестатистическом женском теле. А в это почему-то стали вливать на редкость вонючую жижу, резко отдающую самогоном, грязными носками и еще какой-то гадостью. Зло было в шоке. Не вылезая наружу оно зарычало диким голосом: - Да как посмела ты, ничтожнейшая деревенщина, травить меня - великого демона прошлого, настоящего и будущего! Повелителя мертвой земли, наводящего ужас на девять миров! Мой плащ соткан из ночных кошмаров невинниц, мой меч - жало дракона Хаоса, пожравшего сотни миров! Моли, смертная, о пощаде! Иначе твое тело буду рвать на куски, долго и мучительно!.. - рыцарь распалялся все больше, представляя себя на высокой горе, озаряемого бликами яркого пламени. "И чтоб плащ развевался, и чтоб доспех сиял, затмевая своим блеском луну.. нет, солнце.. нет, луну, солнце и все-все-все! И чтоб горы трупов, перерубленых моим дьявольским мечом! И толпы обнаженных рыдающих девственниц у моих ног, молящих о пощаде!" - Великое Зло совсем ушло в царство грез, позабыв о какой-то там фыермерше, в теле которой так хорошо мечталось. Конь, сидящий сверху Зла, где-то в районе груди, грустно вздыхал, роняя призрачные капли слез.
Оливия: Из груди Оливии торчало копыто. Бородавки у неё уже бывали, прыщи и клещи - тоже. Копыт до этого не было. Недолго думая, она изо всех сил потянула за копыто и извлекла наружу черепушкину кобылку. Кобылка, чуя разлуку с любимым хозяином, изо всех сил вцепилась зубками в драный плащик. Плащик, старенький-не старенький, а сшит был на совесть - не порвался, потащил за собой славного Тёмного Рыцаря... Не заметив падения, Череп продолжил распинаться о зле и несправедливости. Оливия поплевала на ладони, закатала рукава, взяла ветку поувесистей, окунула концом в бочку, чиркнула кремнём поймала веткой искру с третьей попытки, икнула и широко улыбнулась призраку сквозь пламя.
Рыцарь череп: Ржавый нагрудник клацнул о гравий кладбищенской дороги. - ...а берцовую кость, о ничтожная, - увлеченно продолжало зло, не заметив изменения дислокации, - сотрут в порошок и развеят над бездной, а тазобеденную кость, о червь, вставят в трон властелина тьмы, а коленную чашечку, о трижды презренная... Он перевел горящий вдохновением взор на жертву - и охнул. Презренная была параллельна тому, что рыцарь счел поверхностью бренной земли (плохо жить без вестибулярного аппарата) и держала в руках пылающее пламя. Повисла неловкая тишина. - Кхм, - прочистило зло давным-давно истлевшее горло. Надо было как-то заполнить возникшую паузу. И вернуть на место призрачного коня, пытающегося дезертировать в неверном свете колдовского огня. - Ко мне, мой верный конь, - провозгласило зло, решив начать с малого, - Ха-ха! Твоя огненная магия, смертная, сделают наш поединок еще интереснее! Иди же! - это, правда, больше относилось к колеблющемуся коню, но зло всегда ратовало за минирмалистичные и функциональные монологи, - Иди и напитай кровью мой клинок! Честно говоря, рыцарь, растянувшись на дороге, чувствовал, что он уже староват для схваток с магами - да и напитать чем-то его меч можно было, только вливая это что-то в ножны через трубочку, вставленную в пористую ржавчину, - но это, в конце концов, была его работа. И, конечно же, судьба. Фатум. Рок.
Оливия: Извечная бабья жалость к существам несчастным, хлипким и покалеченным едва вновь не овладела Оливией - ведь можно же этого костистого было приумыть, приодеть, от паутинки очистить, спиртиком протереть, и глядишь - почти мужик: и дров наколет, и дом от воров посторожит... а если откормить, авось и мясцо понанрастёт... но поначалу-то с ним как? кем его устроить, разве только младшим помощником пугала огродного... И то оно вертится побыстрее и сноровки поболе. "Ах ты ж , Маори Великая, о чём я... Он хоть и хроменький, а всё одно враг, на родину и грядки пришёл покушаться... детушек малых в полон уводить к Алмазу мерзостному, молодиц на поругание да на аксперменты нелюдские к Сапхиру энтому, и капусточку мою хавать, укропчик вытаптывать..." В сражениии между жалостью и укропчиком - зелёненьким, ветвистым, пахучим укропчиком - победил укроп. Оливия повздыхала, перехватила ветку в правую руку, на шею повязала наподобие матроски засаленый, из под корочек хлебных, платочек в клеточку, а в левую взяла тяпку. Ибо с супостатом только так и можно. - Я - Сейлор Крестьянка. - задумалась, икнула, покачалась на пятках. - И я тебя просто прибью. Размахнулась горящей веткою, дыхнула на неё перегарищем, тут и сказ весь - поплыла на Черепа волна огненная, ровно дракон царевной поперхнулся.
Рыцарь череп: Услышав боевой вопль селянки, зло содрогнулось. От этого крика тряслись несуществующие поджилки любой нечисти еще тысячу лет назад. Ор с призыванием ночного светила значил придавливающий взгляд решительных круглых глаз и взмах блестящей штуковины, которую никак не разглядишь подслеповатыми глазницами. А потом - последний взгляд на родную ночную тьму, и последнюю вспышку испепеляющего света – белого, беспощадного. И в миг, когда любимый жуткий и мрачный мир рушится под сокрушительным напором чужой любви и всепрощения, когда призрачное тело и вольный неприкаянный дух медленно разрывает, размазывает по пространству – ощущение горькой пустоты и жалости к себе. Зло почувствовало, как под его пожелтевшими ребрами образовалось что-то холодное и как будто липкое. Повелитель Орд Нежити и Легионов Проклятых давно забыл что такое страх…но теперь даже нелепая крестьянка казалась воительницей в сверкающих доспехах. Издав невнятный скрежет, великое и безмерно чудовищное зло осыпалось грудой костей, тающих на лету. Верный конь разлетелся стаей нетопырей, тоже тающих в ночи. Незамеченная в тумане, под одинокую полузасохшую пихту метнулась узкая тень – и скрылась под мирно ржавеющим там шлемом.
Оливия: - Вот так-то! - радостно отряхнула руки Оливия, и, насвистывая, принялась латать телегу, приспособив в качестве молотка ржавый кусок доспеха, гвозди же у неё всегда были с собой в бездонных карманах шароваров. Об этих карманах уже давно ходили легенды среди местной ребятни - в них мог оказаться и медный грошик, и глиняная чашка, и позавчерашний завтрак, и слипшиеся конфеты, и запасной лапоть лыковый. Телега была готова быстро, и не успело взойти солнце, как она покатилась по направлению к дому, ведомая зорко и боевито посматривающей по сторонам Оливией - победительницей мирового зла и вводительницей вселенского тяпкопорядка. Скрипели колёса, светлел горизонт. За спиной остались щепки, запах перегара и палёной древесины. И ещё несколько изломанных ветхих костей, почти незаметных в пыли среди камней. В дом деревенского старосты
Время: Третий игровой день. Утро. В теме: никого.
Вермут: из храма Рейенис. Утро было восхитительным. Вермут шагал по заросшей тропинке, загребая вымокшими в росе тапками стелящийся по земле туман, взахлёб вдыхал холодный воздух, смотрел в прозрачное небо и думал о прекрасном. Например, о трепанаци черепа. Вокруг царил мёртвый штиль, как всегда в такой ранний час. Ни один звук не нарушал утренней тишины - молчали даже вездесущие кровососы типа мошки или ненавистных комаров. Солнце ещё не взошло окончательно, но далёкие перистые облака, оккупировавшие горизонт, уже усиленно создавали ощущение зари - ненавязчиво мерцали перламутром, прозрачным изумрудом и золотом. Вермут восторженно таращился в небо огромными глазами, не забывая осторожно обходить унизанную росой паутину, отчётливо видную только в это время суток. Он уже бросил попытки подсчитать, какую чёртову уйму времени не видел рассветов. Петляющая среди невысокого кустарника тропинка неотвратимо вела к кладбищу, окружённому деревьями, среди которых было одно традиционно-обязательное - узловатое, сухое и зловещее. Листья деревьев казались хрупкими и прозрачными под бледными лучами солнца, на верхних же ярусах вообще сливались в стеклянную мерцающую массу. Так что здесь Вермут взирал на буйство природы ещё более восторженно - насколько это было в его силах, - крутил головой по сторонам и, не отличаясь особой набожностью, а тем более, в силу специфики профессии, уважением к мёртвым, шагал прямо по могильным плитам. С ума с-сойти, - думал Вермут, перепрыгивая на очередную плиту и завороженно глядя на шелестящую даже в безветрие осину, похожую под лучами солнца на диско-шар. - М-мы живём всего в шаге от эт-того и с-совершенно н-ничего неаааааааааааа... - ... аааааааААААААААААА! - переключился на звуковой диапазон эскулап, чувсвуя, что земля под его ногами разверзлась, неумолимая сила притяжения жадно тянет его к себе, а осина перед глазами взлетает в безоблачную высь.
Сильвер: До света с делами на кладбище закончить не удалось. Сильвер вздохнул, воткнул лопату в землю и, опершись о стену ямы, захлопал по карманам химозы в поисках сигарет. Над его головой синел квадрат ясного расветного неба. Предутренний туман уже рассосался, завели трели непуганные кладбищенские птицы и вообще было хорошо. Ассистенты под разными предлогами выбрались из могилы к солнышку и, заметив, что начальству вылезать на свет божий времени нет, исчезли в неизвестном направлении. Сильвер нащупал помятую пачку и, нахмурившись, пошевелил ногой лежащий перед ним кусок мешковины. Из-под сырой ткани спешно ретировалась большая чёрная жужелица. Жужелицы не имели обыновения жить на глубине двух метров под землей. Стало быть, божья тварь, покусившаяся на плоды долгих и тяжелых раскопок, рухнула с края могилы. Надо сказать, что в течение ночи жрец вышвыривал обратно наверх двух ежей, трех ассистентов и один череп на реактивной тяге, передвигавшйся по кладбищу, освещая его вспышками зеленоватого света. За черепом прискакал местный потусторонний элемент, громыхал костями и кидал истлевшие понты. Жрец едва от него отделался и дал себе зарок как-нибудь, если выдастся свободный денек, раз и навсегда разделаться с самим древним, блин, Злом, лошадью Зла, мечом Зла - и с чем-нибудь еще за компанию, чтобы заряд раздражения не пропал зря. Когда солнце стало освещать западную стенку уже до середины, Сильвер докурил сигарету, и вооружился небольшой лопаткой и кистью. Из восточной, еще не тронутой солнечным светом, стены, торчали по первые две фаланги человеческие пальцы. Когда сверху послышались чьи-то шаги, жрец уже извлек испачканную в земле руку и придирчиво расматривал её, выискивая следы разложения. Шаги приближались. Скрытый двумя метрами земли и густой кладбищенской травой, Сильвер даже головы не поднял и продолжил обмахивать кисточкой обрубленную по локоть конечность. Трава зашуршала у него прямо над головой. Потом в могилу посыпалась земля. А за ней, наполня сырую могилу чудовищным по громкости криком, рухнул одетый в белое рубище старший жрец храма Алерии и с неприятным мягким звуком ударился спиной о растеленную поверх бедра, тазовой кости и сильно поврежденного плечевого пояса мешковину. Сначала Сильвер ошатнулся и уронил кисть. Затем осознал весь ужас ситуации и швырнул на растянувшегося на результате полуночной работы Апсинтоса руку. - Доброе утро, - если бы голос у него был жидкостью, то милиграмма хватило бы, чтобы отравить полк Вермутов, - Поздоровайся, кстати, с мистером Смитом.
Вермут: совместный пост Взлетевшая ввысь твердь наконец остановилась и душевно приложила самозабвенно вопящего Вермута обо что-то неуютно схлюпавшее, самортизировала и снова приложила. Вермут икнул и заткнулася. Потом свернулся на подозрительно мягкой земле и обхватил взорвавшуюся вчерашним виски голову руками. Он бы обхватил её и ногами, но не мог по чисто... ... на живот ему что-то упало. От души упало, с размаху. Эскулап с видимым усилием отцепил десницу от затылка и поднёс предмет пред свои мутны очи. Задумчиво помотал перед лицом. Звук получился как от репетиции нестройного хора юных ложечников-самоучек. Рассмотрел, прищурившись, погрызанные фаланги. - Доброе утро, - закапало ядом над головой. Вермут конвульсивно вздогнул и дробно простучал четырьмя чужими погрызанными пальцами по стеклу очков. - Поздоровайся, кстати, с мистером Смитом. Вермут убрал кости от глаз, сфокусировал расплывающийся взгляд. - ...! - отчётливо произнёс он и швырнул руку почившего, но не упокоенного мистера Смита в увиденное. - ...!! Сильвер, несколько удовлетвореный произведенным эффектом, руку мистера Смита в полете поймал и четким рубящим движением ткнул ею в коллегу. В секундную паузу, во время которой жрец обдумывал, как бы возобновить зашедший в тупик разговор, под Вермутом отчетливо хрустнула кость. Сильвера передернуло. Он отдернул руку многострадального Смита и, задрав голову, крикнул: - Розмарин! Ромашка! Хина! - трава над могилой не шелохнулась. Хрец свел брови и упер руку с зажатой в ней конечностью в бок. - Эй, там! Вся грядка - ко мне! Вермут, приподнявшись на локте, заметил нехороший блеск в глазах коллеги. Утро, кажется, начиналось наихудшим из всех возможных способов. - Зачем они тебе? - спросил целитель с подозрением в голосе. Наверху зашелестела трава. Сильвер кинул короткий взгляд на край могилы и небрежно повел потрепаной конечностью: - Хочу, чтобы они посмотрели на старшего жреца с опухшей мордой, - начал он, - который ночевал невесть где и почему-то одет, как послушник храма Рейенис. Он немного помолчал. Затем озабоченно посмотрел на изрядно пострадавшую руку злосчастного Смита. Тряхнул ей, чтобы пальцы начали смотреть в одну сторону, а не в разные. Перевел взгляд на Вермута. - И который, - сказал он, вкладывая в свои слова столько неприязни, сколько только может выдать не спавший ночь человек, - одним шагом уничтожил результат долгого... - тронутый тлением палец указал на целителя, - кропотливого... труда. Вставай уже, сукин сын.
Вермут: - Вставай уже, сукин сын. Вермут невидяще посмотрел на бряцающую перед его лицом конечность. А потом сделал хитрое движение плечами. Под плечами громко и сочно схрупало. Вермут поднял глаза на сжимающие мёртвую конечность пальцы. Костяшки пальцев побелели и чуть подрагивали. Вермут светло улыбнулся и двинул бедром. - Ох, - покачал головой он и с полухлюпанием-полухрустом водрузил на мешковину локоть, на котором укрепил голову. - К-кажется, это были к-ключицы. Вот жалость-т-то. Уж насколько Вермут был зол, раздражён и кроме всего прочего в состоянии непривычного организму, а потому жетсточайшего похмелья, а и то, поднимая взгляд на лицо коллеги, неслышно сглотнул. Улыбка стала ещё шире. Обычно это означало, что Вермут адски зол. Эскулап невинно хлопнул ресницами и поудобнее устроился на боку - лёжа на животе или на спине, довольно тяжело отразить внезапный удар. На боку, шансов, впрочем, тоже нет - но почему-то не так страшно. - З-знаешь, - задумчиво протянул он, разглядывая заляпанные комьями грязи сапоги напротив лица. - Ты когда-н-нибудь п-принимал роды? С-сильно боюсь что т-тебя, м-мерзавца, на п-подобное мероприятие н-не п-позвали бы. С-счастливый, с-сукин с-сын. А у них т-там, - Вермут звучно скрипнул зубами, - у них т-там с-сука птицы. М-много. П-павлин с-сука умирает. Чёрт бы п-побрал этот ч-чёртов храм с его м-м-малахольными жрецами и рожающими затворницами!! - внезапно жахнул кулаком по земле эскулап. Перед глазами заходили зелёные круги. Желудок настойчиво просился на волю. Шишка ныла и занудно жаловалась на жизнь. Вермут хрипло закашлялся, сплюнул и ткнуся лицом в вонючую рогожу. В сочетании с ожиданием неминуемого пинка дело было плохо.
Сильвер: совместный пост Слушая, как хрустят останки под костлявой спиной Апсинтоса, Сильвер белел. Над Смитом они вместе работали уже около месяца и добились немалых успехов - и все было слава богиням, пока не появлялась какая-нибудь необщая часть работы. Подгадить коллеге результат было святым делом. Пока Вермут накручивал себя, стараясь пересилить разумный страх перед вооруженным чужой рукой соседом, Сильвер зверел и медленно, не отводя немигающих глаз от давящего останки целителя, нащупывал у стены лопату. Вермут чарующе улыбнулся, переходя к "сукаптицам". Сильвер наконец-то дотянулся до черенка и прикинул, сможет ли ударить быстрее, чем коллега стиснет зуби, и разрубить челюстные мышцы. По всему выходило, что не сможет. Вермут ударил кулаком, оствив на бедре мистера Смита приличную вмятину. Тот все-таки уже довольно давно лежал в земле. Сильвер покрепче сжал лопату. - Вермут, - сказал он, - еще одно движение - и ты труп. Вермут в ответ закашлялся и повернулся на бок. Сильвер сжал зубы и сосредоточенно выдохнул. Потом досчитал до пяти, потому что трезвую голову надо сохранять всегда. И замахнулся. Вермут проводил взглядом блеснувший в лучах восходящего солнца черенок лопаты, втянул воздух и, минуя стадию разгона, привычно прыснул из-под опускающейся лопаты карающей, – куда только подевались круги в глазах и тошнота – вжался в стенку разрытой могилы. Действо заняло секунды три и брало своей внезапностью, но на кой сдалась внезапность, если стоять и ждать, когда тебе грязной, ржавой и нестерильной лопатой рассекут голову? Поэтому эскулап развернулся, уцепился за край раскопки и подтянул вверх остатки собственного туловища за мгновение дотого, как, глубоко вонзившись в землю, на месте его таза оказалась лопата. Вермут снова втянул в себя воздух и пулей вылетел из могилы. И столкнулся нос к носу с одним из юных ассистентов с растительным именем. Этого, кажется, звали то ли ромашкой, то ли кориандром, но значения это не имело. А имело значение то, что расширившиеся от ужаса глаза ассистента сфокусировались где-то за правым ухом Вермута. Зрачки ассистента сузились, а брови жалобно поползли вверх. По канону Вермуту бы сейчас полагалось драматически замереть, но, замерев, он лишился бы немаловажной верхней части головы. А так он просто крякнул и сложился втрое, утягивая за собой шиворот ассистента, а вместе с шиворотом и его самого. Джон Сильвер умел обращаться с лопатой, и размах ему особо не требовался. Лезвие лопаты вжикнуло над макушкой эскулапа, стесав торчащий вихор. Остальная грядка ассистентов с растительными именами тоже не позволила себе задержаться и оценить красоту сцены – они неплохо знали своих жрецов, а поэтому уже спешно рыли вручную окопы. Самые же бывалые в этот момент были уже далеко от кладбища и всё набирали скорость. Вермут почувствовал, что з спиной образовывается пустота. Такая пустота образовывается, когда человек, стоящий сзади вас, поднимает руки вверх. А в руках у него – лопата.
Вермут: и ещё совместный пост. Вермут на секунду замешкался, перескакивая через Хину, и Сильвер молча восторжествовал. Зря. Коллега, невесть как почуяв приближение заточенного для несговорчивой кладбищенской земли лезвия, лихо свернул за крупную надгробную плиту времен правления Серенити-старшей. Лопата высекла искры при ударе о камень, и Сильвер, издав сдержаный рык, кинулся за запетлявшим между могил Вермутом. Погоня шла молча: никто не хотел зря тратить дыхание. Ассистенты, занявшие стратегически безопасные позиции, были похожи на зрителей немого боевика. Только Хина так и лежал в кладбищенской траве и мелко дрожал. Он был буквально в паре сантиметров от неминуемой гибели - во-первых, оказался должником старшего жреца Апсинтоса - во-вторых, и, в-третьих, разглядел-таки пресловутые каблуки формы заведующего моргом. Все это вместе ввергало его в неконтролируемый ужас. Вермут начал выдыхаться, когла они пробежали мимо трубящего в осыпающуюся трубу ангелочка. Чтобы выиграть время, он вскочил на постамент и едва успел спрыгнуть с другой стороны, когда удар лопаты снес херувиму трубу и полруки. - В-вандал, - просвистел Вермут, на бегу стряхивая с плеча каменную крошку. - Убью, - четко сформулировал свою позицию Сильвер, в два прыжка огибая памятник. Самые хладнокровные асистенты делали ставки. Вермут скакал по надгробиям, самому себе напоминая какую-то адскую саранчу. Времнами он по наитию подпрыгивал, и тогда лезвие с леденящим душу шелестом проносилось в миллиметре от раскисших тапочек. Солнечные лучи, уже вовсю проглядывающие сквозь деревья, слепили глаза, сверкая в каплях росы, что, впрочем, не мешало Вермуту боковым зрением замечать дьявольские искры, пробегающие по кромке лезвия за спиной каждый раз, когда стремительная процессия оказывалась в залитой светом полосе. Всё чаще задыхающемуся и понемногу теряющему чувство реальности эскулапу начинало казаться, что они боком ползут по огромным рельсам, причём делают это донельзя глупо и лучше было бы повернуться вот так. Чтобы избавиться от наваждения, знахарь делал грациозный прыжок вбок, чуть ли не бороздя подбородком могильные литы на всякий пожарный. То, что на его макушке уже вырос небольшой курган из каменной крошки, говорило само за себя. Промежутки между дикими прыжками вбок всё сокращались. У Вермута в глазах закручивались затейливые чёрно-золотые спирали. И тут мимо его головы, распоров хрящ уха, просвистело, расбрасывая искры, лезвие. Вслед за ним, не отставая, пролетело древко, не забыв огреть его по виску. Это отчаявшийся Сильвер швырнул вдогонку шустрому коллеге единственный колюще-рещущий предмет, имеющийся в наличии. Вермут счастливо взвыл и кинулся к задрожавшей, как небезызвестный меч, во лбу каменной плакальщицы вожделенной лопате, но тут древняя плита, покрытая мхом, предательски поехала в сторону под его ногой, подняв столб мерцающей на солнце пыли, и Вермут со всей дури, не прекращая на автопилоте вращать ногами, приложился многострадальной головой и другими частями тела о мать сыру землю. Успев, однако, вцепиться в желанное оружие массового поражения мёртвой хваткой. Сильвер, выравнивая дыхание, шагом подошел к поверженному коллеге. Тот орошал кровью кладбищенскую землю и смотрел на него серьезными прозрачными глазами. Что-то в истекающем кровью Вермуте заставило жреца вспомнить о важном мероприятии. - Пока не забыл, - щелкнул пальцами он (в прорезиненных перчатках это поначалу выходило с трудом, но годы тренировок сделали свое дело), - сегодня в десять чаепитие. Вермут крепко обнимал лопату и молча слушал. - Госпожа Лада очень просила прийти.
Сильвер: совместный пост. - Госпожа Лада очень просила прийти. Вермут сглотнул и крепче прижался к лопате, глядя на неторопливо пододвигающегося коллегу большими испуганными глазами. - Н-не подходи, - твёрдо сказал эскулап почему-то фальцетом. - Не подхожу, - примирительно поднял руки неожиданно успокоившийся Сильвер. Вермут понадежнее перехватил черенок и с подозрением окинул взглядом умиротворенного коллегу. - Вот и не подходи, - сказал он. Затем нахмурился: - Погоди-погоди, я понял... Ассистенты потихоньку начали вылезать из импровизированных укрытий и окружать начальство. - Ты не будешь меня сейчас калечить, - сказал Вермут, не спуская глаз с Сильвера, - чтобы под очередным предлогом остаться в лаборатории и отправить туда меня. Да? Джон Сильвер наигнуснейшим образом ухмыльнулся. Вермута передернуло. Госпожа Лада была женщиной, приятной во всех отношениях, но при этом под её крылом собиралась чудовищнейшая компания. Мало того, что жрецу были неприятны некоторые гости, он никак не мог прекратить чувствовать себя дополнением к коллекции уродов. Сильвер наклонился и протянул руку в прорезиненной перчатке. - Не сметь! - совсем уж неприлично взвизгнул Вермут и одни движением выдернулся из земли вместе с вожделеннной лопатой. - Или я за себя не отвечаю! Я... сначала я отрежу себе палец! Потом руку! А потом голову! И никто не сможет мне помешать! Сильвер вздрогнул и ошатнулся. - Мята, - рявкнул он, и ближайшая ассистентка, крадущаяся за спиной у паталогоанатома, замерла и перестала дышать, - хватай его за руки! Вермут сотрясал лопатой и сверкал глазами, чувствуя, что кексов госпожи Мнеме ему сегодня не избежать. - Ты, - засек Сильвер еще одного асистента, - и ты... Хина, вставай немедленно! ...надо уложить его на землю, и... - А вы?.. - поинтересовался огромный бородатый мужик Ромашка, делая нервно взмахивающему лопатой Вермуту подсечку, - вы что-нибудь будете делать? - Не буду, - отмахнулся Сильвер, - убью ж к чертовой матери... Вермут извивался и кричал. Сильер выдавал указания. Ассистенты, отбирая у начальника лопату, поминутно извинялись. Над кладбищем поднималось яркое сильверское солнце.
полная версия страницы