Форум » Храмы » Храм Хитаэры » Ответить

Храм Хитаэры

Мэллорин: Храм величественен но компактен…с виду. Сделан на подобии айсберга, маленький снаружи – но его подземные помещения – уходят на пару километров вниз – там много заброшенных коридоров, странных порой опасных для людей существ и еще там кладбище для преступников приговоренных к смертной казни, жрицы хоронят их в южной стороне подземелий. Среди жриц очень много слепых. Слепота вообще считается – отметкой Хитаеры, что она избрала этого человека себе во служение, что бы он не отвлекался на пестроту жизни, а постиг истину. В храме очень плохое освещение. Сумерки. Все в храме черное. Попадая в него понимаешь как много оттенков хранит черный. Теплый черный в сгибах шерстяной ткани, и деревянной мебели из древесины Дуба-Кровопийци ( хищное дерево поедающее при жизни мелких зверьков) . Холодный черный в блеске ритуальных ножей из вулканического стекла, и каменные алтари ( коих очень много в храме) Все двери, створки скрипят, постоянно гуляют сквозняки, и завывание ветра заполняет коридоры. На входе каждому прихожанину выдают черные плащик с капюшоном. В храме можно купить свечи, заказать поминальную службу, пообщаться с одной из жриц. За деньги пообщаться с особыми жрицами – что могут вызывать ненадолго души умерших, можно уйти вглубь храма и послушать проповедников жрецов. Можно поесть ( не рекомендуется), Можно отречься от жизни для дум и тогда жрица проводит вас в одну из специальных подземных комнат для уединения-отшельничества. раз в день вам будут приносить еду и воду. В храме много бесплатного мороженого и фруктового льда – запах специфический, вкус нормальный, цвет – черный. В храме трется много юродивых и блаженых, а так же стариков. главный в храме Левиафан. ему нельза за пределы Храма и его земель. таков был приговор, когда сорвалась его казнь Храм имеет один парадный вход ( с востока) и три выхода. Каждый выход выполнен в стиле – ад, рай, чистилище. Вход символизирует рождение-жизнь. Северный ведет к дверям украшенным в стиле *рай*, юг – к *адским створкам*, запад к *чистилищу* Вокруг храма . С востока грядки, колоннада, парк – в парке много миниатюрных озер в каждом из которых бьет подземный источник. Поэтому там нет рыбы, но много жриц продающих целебную или ядовитую воду. Есть поляна чертополоха, по легенде однажды богиня явилась в храм, и стала голыми руками рвать чертополох. С тех пор раз в год, в этот день – жрицы и жрицы выходят на ту поляну и рвут чертополох голыми руками – украшая им весь храм…а потом засеивая пустошь семенами, что бы через год на том лугу опять шумели заросли чертополоха. У входа растут черные тюльпаны и помпезный былый склеп королевской семьи – как символ того что дети Силены – самой богини жизни, неподвластны смерти С северной стороны ГРОМАДНОЕ кладбище ( там в основном хоронят жителей столицы, но так как гектары все же ограничены, место при храме дорого стоит для родственников усопшего, это могут позволить себе только состоятельные граждане и от того могилы все как одна увенчаны памятниками, очень много семейных склепов и усыпальниц, … Около храма находятся склепы дальних родственников королевской семьи, чем дальше от храма – тем мельче титул) На юге закрытая от свободного посещения зона. Там приводятся в исполнения назначенные судом кары для преступников. На западе мало земли, парк с замкнутыми аллейками , узкими , два человека – еле-еле смогут разойтись. Нет лавочек. Сюда приходят для размышлений, что бы ходить кругами. Вокруг все выполнено в серой гаме. Специально подобраны растения и отделочные материалы. Здесь нет жизни. Растения все как одно – засушенные, даже лужайки - это композиции из высушенного тысячелетника. Деревья мертвые, сухими ветками тянутся в небо.

Ответов - 22

Хотару: Хитаэра сидела на своем троне и вглядывалась в даль своих мыслей, застилавших ее разум одна за другой. Смерть на Земле течет равномерно, постепенно и уравниваясь с рождаемостью… Легкий ветерок колыхал волосы богини смерти, которая придавалась своим мыслям о том, как хорошо ей было при жизни… Да… Жить – это прекрасно… Жизнь даруется однажды… И она невозвратима… Когда я была жива, я была счастлива… Харука, Мичиру, Сетцуна, Рей, Ами, Макото, Минако, Усаги, Чиби-Уса… Все они сейчас тоже стали богинями… Но как давно мы не виделись всем вместе… Как давно не говорили по душам… Как давно… Хитаэра открыла глаза и встала с трона… Взяв своё оружие – косу смерти, она вышла из Храма и взмахнула косой. Перед ней появилось зеркало, которое показывало жизнь и смерть Земли… Она посмотрела в глубь зеркала и стала наблюдать за течением смерти…

Хотару: Хитаэра смотрела в глубины зеркала, которое показывало ей рождение и смерть, радость и горе, бурю и спокойствие. Эти потоки энергии успокаивали Богиню и заставляли задумываться о вечном, о мире и о прошлом. Прошлое, словно паук, нависало над ней, как над добычей. Она не могла от него избавиться, словно от ненужной вещи... Прошлое постоянно заставляло о себе вспоминать. Ветер колыхал локоны волос Богини смерти и уносил листья с деревьев, расположенных у храма Хитаэры "Нет... мне нужно отсюда уходить... это становится скучным..." Хитаэра махнула косой смерти, и зеркало растворилось в фиолетовом свете. Еще один взмах оружием и сама Богиня пропала из вида. ==> обитель Хитаэры

Хитаера: Из сгоревшего дома Хотару в деревне. Статуя богини смерти…нет статуи величественнее, красивее и ужаснее. Широко распахнутые глаза каменного изваяния пугали уже тем, что, казалось, ты чувствуешь на себе их пристальный взгляд, нечеловеческий и холодный – но разумный. Божественный. Черный камень – это было вулканическое стекло. Черное, поглощающее свет. Поговаривали, что камень прежде был алтарем для жертвоприношений и впитал кровь сотен убитых животных…и иногда даже людей. Как из него какой-то мастер смог выточить образ богини – для верующих было загадкой. Поражала статуя своим высоким уровнем детализации, достоверностью складок и кожи… неизвестный мастер смог как-то передать прохладу невероятно легкой ткани развеваемого ветерком платья, бархатистость кожи, и вольную рассыпчатость достаточно коротко срезанных волос, которым совсем чуть-чуть не хватает, чтобы коснуться плеч девушки. Верующие были в основном стариками… но и молодым была не чужда красота статуи…но ни у кого она не вызывала любви, вожделения и огонька тепла в сердце. Красота была совершенной, она была жива ровно как очень хорошо сделанный манекен – слишком красивая и отточенная, чтобы быть живой – наоборот, пугающая симметричность линий. Правая половина лица совершенно идентична левой. Никаких различий… и это пугало много больше чем если б ей выточили оскал, усыпали постамент под ее ногами человеческими черепами и всклокочили волосы. У мертвецов сглаживается различие между половинками лица, у живых же – чем энергичнее человек, чем больше в нем жизненной силы – тем сильнее это различие – но сознание не читает его как уродство. Наоборот – именно это различие создает живость лицу, непередаваемое очарование, запоминается… А Хитаера… эта статуя казалось не живой девушкой, а големом из вулканического стекла. Достаточно убедительно живая, чтобы не быть просто статуей, но недостаточно – чтобы быть похожей на живого человека. И, меж тем, у ног каменной богини поднялась на ноги девушка…точная ее копия, но из плоти и крови. Те же черты лица, волосы, фигура, одежда… только теперь была еще пластика движений – пассивная, не наполненная жизненной энергией. Девушка была существом пассивным, несущим декаданс в своем сердце… а еще она была недавно сгоревшей вместе с своим домом богиней смерти Хитаерой. Правда про последнее – пожар – она ничего не помнила. Как и про Ятена, что занимал прежде ее мысли. События последних нескольких часов начисто стерлись из ее памяти.


Хитаера: Хитаера встала…а что ей еще оставалось делать? Она богиня смерти и все такое…но для здоровья вредно, камень-то холодный, как воды подземной реки Стикс, до которой докопались верующие, строя все новые и новые подвальные помещения под черным храмом. Вода подземной реки была серовато-мутной, совсем не прозрачной, над ней стелился туман ее серных испарений с примесью мышьяка, а на дне лежали кристаллы водорода и тела преступников, наказанных самым страшным смертным приговором – вечным заключением души в ледяной статуе тела. Правда, такой каре пока подверглись немногие, человек сто и то больше для острастки населения – чтобы люди знали, какие ужасы существуют в мире. Быть замороженным заживо... Ледяные статуи – коснись их, и они лягут ковром из сотен осколков… Жрицы и жрицы делают очень вкусное черное мороженое из смородины и ежевики 10 уровнями подвальных помещений выше, над подземной рекой. Извилистая система вентиляции несет от реки холодный воздух и серные испарения. Оттого они могут делать ведрами фруктовый лед, мороженое, долго хранить продукты, морозить овощи и мясо…но все отравляется серой и мышьяком…кстати, последний благотворно влияет на фигуру, оставляя только кожу да кости… Темные, почти черные глаза без интереса ознакомились в помещением, в котором изволила находится богиня. Нет ли чего лишнего…точнее кого. Были. Вернее был, один мужчина. Его она знала. Левиафан. Странный мужчина, считавший, что она подарила ему жизнь….причем несколько раз. Он балансировал на лестнице, около статуи, старательно намыливая ее черному двойнику шею. Точнее намыливал - сейчас он замер, затаив дыхание. Кстати, его традиционно черная одежда озадачивала своим покроем, Хитаера в какой то момент насторожилась – Что еще придумали верующие, что изменили покрой религиозной одежды и включили в него кружевной передник, резиновые перчатки, бандану на голову???? Запах хлорки с опозданием достучался до сознания через слабо чувствительный к запахам, изящный носик богини. Куски пены медленно стекали вниз, оставляя хрустящие чистотой и мылом дорожки… под ногами были лужи воды и чистящих средств. Разбросаны пучки разлохмаченной травы…кажется, чертополох и полынь…Левиафан мыл настойкой из мыльного корня смешенного с несколькими капельками реки Стикс и хлоркой (ее жрицы доставали тоже в одном из подвальных помещений, распознав как отраву с настырным запахом…самое то для уборки. Белый воротник из пены воодушевленно угнездился на тонких плечиках грозного изваяния. Убирался Левиафан как и прежде через пень колоду, разводя болота, которые долго вытирали за ним жрицы. Под ногами противно хлюпало, да и холодно было…возрождение не подразумевало никакой одежды.

Левиафан: - Ох простите, моя богиня, что я так не вовремя с уборкой, вы были такой грязной…я не мог на вас смотреть без слез. Сейчас принесу ваше одежду. Левиафан спустился вниз и, осторожно ступая, чтобы не поскользнутся на одной из мыльных луж, скользнул в самый темный угол помещения - туда, где был прежде сброшен просторный, кромешно-черный балдахин из нескольких слоев чистого шелка. Обнаженная богиня… он помнил, когда впервые ее увидел у ног черного идола. Живое воплощение фантазии скульптора. Сердце с радостным онемением заспешило в обитель богини, забыв как биться. Но вот она сделала первое движение. Слабый, лишенный жизни жест тонкой ручкой… и его сердце затрепетало, как крылышки колибри…превращая кровь в огненный поток, обжигающий вены, взрывающийся алыми цветами в мозгу. Он не смог тогда двинутся, вымолвить слова. Лишь глухо застонал, сползая на пол. Только это было давно. Теперь он знает все родинки ее тела, игру тени и света на ее лице, помнит ее вечно тихий голос. Нет, он не знает, какие ее волосы на ощупь, холодна ли ее кожа. Он только приносит ей одежду и повязывает повязку на лицо статуи, чтобы верующие во время ее пребывания не могли понять, насколько поразительно их внешнее сходство. Ему не на что жаловаться, она благословила его, позволив носить свою косу, и даровала больше магической силы…..но и счастливым он себя не чувствовал. Каменные створки медленно распахнулись, со скрежетом, словно Цербер из преисподней зарычал. К слову в храме ВСЕ двери раскрывались с скрипом и скрежетом, а по помещениям гуляли сквозняки и завывания ветра холодили сердца прихожан. Сколько они сил на это потратили, отмачивая дверные петли в воде, пока они не проржавели… На улице был противный солнечный свет. Пониже наклонив голову, надвинув капюшон до подбородка, он заспешил за одеждой Хитаере.

Хитаера: Левиафан принес простое длинное платье из черного шелка, перчатки и сандалии. Холодная ткань…натуральный шелк… тяжелая, скользкая, ее складки смолой стекают на пол, подчеркивают бессилие, отсутствие жизненных сил в теле…такие же флегматичные, никакой ветер не заставит их восторженно шелохнутся. Когда она оделась, он достал какую то шкатулку. Он достал шкатулку из черного кармана рясы, завернутую в черную ткань, распахнул черную крышечку… а там на черном бархате лежали черные бусы из вулканического стекла и длинные тяжелые серьги, кольца… а в помещении к слову было плохое освещение… и Хитаера богиня, а не упырь с ночным зрением… Богиня прошла мимо своего расторопного верующего, банально не различив в оттенках черного предметы, адресованные для ее пользования… на фоне рясы Левиафана шкатулка была просто частью его силуэта. Блики не выдали украшения. Так Хитаера покинула помещение с изваянием и вышла на колоннаду, где сновали верующие и жрицы.

Ятен: От ворот дворца. Чарующий скрип ворот возвестил - великий демон вернулся домой. К Ней, Темнейшей, в ее храм. Иссиня-черный шелк капюшона скрыл белые, как зола погребального костра, волосы Ятена, обвис с тонких плеч. Одна из жриц, устремив незрячие глаза в вечную тьму, ловко обошла замершего в восхищении юного некроманта. Ликование когтистыми лапами рвало впалую грудь завсегдатая сельских кладбищ, лучшего друга вампиров и приведений, первого адепта Повелительницы Смерти на улице Желтых Тюльпанов. - Извините, - Ятен окликнул невысокую темноволосую девушку, проходящую мимо. - Вы не подскажете, проповедь скоро?

Хитаера: Перед богиней появился юноша, сгущающий сумерки помещения горящими салатовым огнем первозданной тьмы очами... - Проповедь? Их обычно читает главный жрец, Левиафан...но сейчас он немного занят, приносит себя в жертву во имя Хитаеры...где то через минут десять он должен освободиться и жрицы приберут за ним...он никогда не мог долго себя мучить. Сразу после этого он будет читать проповеди в парке забвения. Идите через врата чистилища на запад и попадете куда вам нужно. Хотелось есть...воскрешение имело свои побочные эффекты, после него было голодно и холодно. Но есть в храме богиня не рискнула, она смутно помнила, что после того как приходила к выводу "надо поесть"....снова возрождалась у ног статуи. - До проповеди есть время, которое вполне можно потратить на то, чтобы получить благословление Хитаеры. Нужно принести еду из храма Маори...и не в коем случае ее не сжигать и не истыкивать железными предметами. Просто такую, как есть - вкусную и полезную - положить у ног статуи. За это тебе может быть дарована возможность менять ипостась...богиня любит тех, кто не скрывает, а наоборот может проявлять свою темную животную сущность, изучать ее... Хитаера не словом не лгала. Просто так излагала свои мысли. Для Левиафана уборка была сравнима с добровольным самоистязанием, она действительно считала интересной смену ипостаси....и могла даровать эту способность, то есть очень сильно отблагодарить того, кто сейчас ее накормит. Есть хотелось адски.

Ятен: Жрица смотрела на Ятена в упор. Такая тоненькая, такая сказочно прекрасная...и не имело ни малейшего значения, что в сумерках и в тени выделить силуэт одетое в черное девушки из тени почти невозможно. Ятен видел и преклонялся. Тихий, невыразительный голос жрицы каплями реки забвения скатывался с шелковых одеяний. Службы мессира Левиафана юный некромант не очень любил. Кажется, и говорил жрец хорошо, и дышало каждое слово истинной тьмой, и даже дух тления возносился над толпой...а чего-то не хватало. Чего-то самого главного, что мог бы принести на Землю только Великий Демон. - Да, госпожа, - покорно прошелестел Ятен, подражая неизвестной, но явно очень высокопоставленной жрице. В храм Маори.

Ятен: Из храма Маори. За пакетами Ятен почти не видел дороги. Раз споткнулся о что-то твердое и теплое, дважды - о нечто мягкое и холодное. Что это могло бы быть, он предпочитал не думать. Все его внимание поглощали нелепые упаковки из розоватой бумаги, из которых неслись удушающие ароматы. Изо всех сил стараясь дышать в сторону, чтобы не отравиться, Ятен все-таки чувтвовал. Мясо. Корица. Салат. Хлеб. Ваниль...слишком много запахов. Чересчур сильных для привычного к стылому, вымороченному воздуху склепа некроманту. Наконец скрипучие ворота распахнулись перед усталым адептом тьмы. Статуя Повелительницы Вечной Тишины в полумраке храма казалась чернее самой черноты. Юный демон опустил свою ношу к подножию и замер.

Хитаера: Ятен стоял на сумрачно освещенной площадке, окруженный кромешной тьмой, робко горящие дрожащим огнем свечи то раздвигали темно-серые границы, то снова, почти потухая, подпускали тьму, начищенную ваксой, совсем-совсем близко. Воск для свечей был смешан с углем и золой – вся жизнь на земле живет на смертях предшественников, смерть это основа мира, из которой, питаясь ею, произрастает жизнь) и казалось, что огоньки свечей висят в невесомости у стоп статуи. Вдруг неопределенной кусок темноты отделился и, игнорируя свечи, подступил ближе. Теплые шарики испуганным зайчиками колыхнулись, прижавшись к фитилям плотно-плотно, чтоб не сорваться и не погаснуть навеки. Эта движущаяся тьма переливалась, как разлитый в воздухе мазут или черное золото – нефть. Сквозняки колыхали ее плоть…но вдруг из под шелковых складок блеснуло на мгновение что-то выбеленное, заостренное. Как раз на уровне головы Ятена. Во тьме завис череп? Сама богиня пришла за едой? Белые до синевы руки потянулись к пакетам юного некроманта… кстати это оказались не кости, а просто очень худые ручонки той самой девушки, что послала его за едой. Она сдвинула с головы шелковый капюшон мантии. Лицо казалось восковой маской, темные волосы с неявным фиолетовым отливом сливались с окружающим фоном, и она было сейчас похожа на огоньки свеч. Зависшее в пространстве, ничего не выражающее лицо-маска, и так же парящие в пространстве запястья, их движения слабы, медлительны…после храма Маори особо заметен контраст - ее безжизненность, чахлость и отчуждение, спокойствие сотен могил, хранящиеся в черном взгляде. Салатные листья завяли, она не успела даже к ним прикоснутся. Приправы пожухли. Мясо усохло и стало черно-бордовым, Хитаера подхватила один из кусков и вгрызлась в него белыми зубами. Получилось немного по-звериному…но без аппетита голодного существа. Так рвут мясо зомби. Оторвав раза три куски, почти не жуя проглотив их, богиня безразлично вернула кость в пакет. - Еду сжигают каждый день в полночь, богиня будет довольна такой вкусной жертвой. Это лучшее, на мой вкус, из того, что приносили в последнее время…- на щеках богини остался темный сок от мяса, она ела неаккуратно из-за маленькой практики. Глаза теперь (поемши) блестели ясно, неуютно – как буравчики. - Богиня вознаградит тебя за проявленные старания и сделает тебя настолько красивым, что для остальных ты будешь просто отвратителен. Ее рука легла ему на плечо, даря холод своего прикосновения. - Ты можешь перекидываться в скарабея. Какие магические способности получил - ищи сам. Она отступила, рука, по инерции, словно забытая, соскользнула с его плеча. - Ты счастлив?

Ятен: Возникшие из глухой черноты руки Ятен почувствовал затылком и всем леденеющим позвоночником. Над его серебряной, как паутина вечности, головой что-то происходило. Юный некромант съежился в один маленький комок обожания и ужаса. Поднять голову он не посмел бы, даже если за это ему пообещали бы все черномагические фолианты мира. Завороженный потусторонним шуршанием, совершенно нереальным шорохом разворачиваемых где-то в кромешной тьме бумажных оберток, он видел только отблески тусклого света свечей на изломах каменного пола. Ему показалось, или свечи двигались? Ятен прекрасно помнил, что днем свечи были намертво закреплены в канделябрах. Наверху кто-то что-то грыз, временами причавкивая - как маленький упыренок, которому первый раз дали поглодать ножку младенца. И младшему Коу почему-то стало страшно так, что чуть не застучали жемчужные зубы, любовно именуемые клыками. Даже при его закаленной психике, выдерживающей созерцание Тайки в трусах и попытки Сейи правильно написать собственную фамилию, плотно прижатые к полу колени норовили вздрогнуть, когда сверху раздавался особенно аппетитный звук. Увы, постоянно нависшая над головой лопата сильно вредит нервам. Самый искренний и верный почитатель культа Всемертвой успокоился только тогда, когда в темноте дошуршали и дожевали. Глухой, слабый и тоненький голос жрицы (или самой богини, вещавшей бледными устами служительницы?) вернул мир и тьму в растревоженную душу. Ледяные пальцы опустились на тонкое плечо, пробежались по ключице, как по клавишам адского органа. - Я...я... - только и смог выдавить Ятен, задыхаясь от восторга. - Я самый счастливый человек на свете!! И... Что еще он хотел сказать - навеки осталось загадкой даже для всезнающих чернокнижников Аббула. Как только радость переполнила мрачную душу молодого демона, мир вокруг него сверкнул яркими филетовыми полосами. После неясного мерцания свечей - даже болезненными. Ятен хотел выдохнуть и не мог. Речевой аппарат он утратил. Зато ног у него стало намного больше. Маленький белый скарабей ошарашенно сучил лапками, барахтаясь на каменном полу.

Хитаера: - Хороший мальчик.. Хитаера подобрала с пола крупное перламутровое белесое насекомое. Холодное, покрытое хитиновыми доспехами, усатое, с бойкими подвижными лапками. За такого скарабея коллекционеры отвалили бы все свои сбережения – лишь бы распнуть булавочками - и под стеклышко, во имя сохранения в вечности красоты редчайшего скарабея-альбиноса. Поднеся его к лицу, она аккуратно потерлась о спинку жука щекой. Такой скользкий. Наитемнейшая прошествовала вглубь храма. - Левиафан? Левиафан, где ты? - Я здесь моя богиня! Донеслось от куда то совсем из темнейших глубин, да еще как то сдавленно. Она нашла его в зеркальном зале, предназначенном для медитации жрецов и жриц. Два зеркала шли от самого потолка до пола - 3 метра высотой и 4 метра шириной. Это был специальный заказ для храма, и стоили эти зеркала почти целое состояние. Их размеры – три на четыре метра – были глубоко символичны. И, установленные друг напротив друга, в свете свечей они отражали бесконечный, пугающий своим размахом коридор. И посреди всего этого величия, недоступного для сознания большинства смертных, стоял Левиафан – прекрасный, в общем-то мужчина (что сейчас особенно было заметно) так как стоял он в неглиже в ворохе мантий. Ну да… медитировать в этом зале нужно было раз в месяц…а вот как примерочную эту комнату использовали жители храма каждый день. Богиня не сдержалась и растянула холодные посиневшие губы в полуулыбке. - На мой вкус та мантия с ярко-рыжим кантом самая красивая, одень ее на сегодняшнюю лекцию

Левиафан: Левиафан с сомнением подвигал бровями. Преданная любовь к богине боролась в нем с врожденным вкусом. - Но Наитемнейшая…я, конечно, просто главный жрец в этом храме…но вы уверены в…этой мантии. Ее цвета…ее черный не достаточно глубок, а кант вызывающе ярок! Это против всех заповедей… Зачем вы снова делаете себе больно, вы же расстроитесь когда кант потемнеет...не лучше ли носить сразу полностью черные мантии? Прекрасная девушка стоящая в арке была закутана в кромешно черную ткань… в этом не было заслуги людей. Любая ткань одетая ею – пропитывалась тьмой… он однажды видел как Хитаера меряла белое платье. …Это было подношение от верующей. У нее умерла дочь за день до свадьбы, и женщина принесла богине прекрасное свадебное платье, моля, чтобы дочь была счастлива на том свете…хотя звучало это больше как горький упрек жестокой богине, отнявшей дочь. Хитаера тогда горько свела брови на переносице, и резко отвернулась от рыдающей верующей, словно ей было больно. Но странности на том не закончились, богиня не дола сжечь платье как остальные подношения в полночь. Расстелив его на алтаре, она долго любовалась им в свете свечей…а потом попросила его помочь ей одеться. Левиафан помнил как дорогая ткань, белее снега, искрилась сотней маленьких огоньков. Блестки, жемчуг, маленькие алмазы отражали чахлый свет свечей, превращая его в многоцветную радугу. В его сиянии Левиафан впервые увидел, что глаза богини на самом деле не черные, а фиалковые. Фиалки не чертополох, не терновник…это очень нежные цветы… На ней платье перестало сверкать, и казалось грязно-серой тряпкой. Богиня поджала губы, увидев свое отражение. - Сними. Приказ звучал холодно, отрывисто. Но даже снова разложенное на алтаре платье не сияло, как прежде, белизной. Ткань словно была грязной. Темно-серая и жалкая. Любимая, любимая моя богиня…ты любишь яркие цвета, ты любишь солнце – но от него твоя кожа быстро сильно обгорает, а глаза слезятся… ты любишь вкусную еду – но она портится, ты любишь смех…но рядом с тобой мало у кого хватает мужества смеяться. Левиофан нежно улыбнулся, подходя к богине, он вынул из кармана носовой платок, и протер ей щеки от… он старался не думать, что было на ее щеках. Сильно напоминало кровь по внешнему виду. - Что ты делаешь? - У вас было что то на лице, я вытер - Спасибо. Кстати возьми. Богиня неохотно протянула ему руку, в которой был белый скаробей. Еще былый. Не потерявший свой блеск. - Этот юноша накормил меня, за что получил награду. Скоро он разберется как менять ипостась по своему желанию, а пока за ним нужно поухаживать – защитить от хищных птиц и людей, которые могут его раздавить. - Э-э-э...Хитаера….а можно вопрос… - Да? - Я давно хотел спросить…а зачем вы в награду вечно кого-нибудь…насекомым оборачиваете. Скорпион в прошлом месяце вместо преподобного, опарыш вместо мальчишки посыльного, гусеница Тутанхамона вместо второй жрицы?

Хитаера: - Они так красивее… просто люди, не осознавшие себя полностью, со своими темными сторонами…их не видно. Белый на фоне белого. Темный на фоне темного... Свет тем ярче и прекраснее, чем чернее тьма вокруг него. Насекомые со светом человеческого ума внутри прекрасны, как огонь свечи в подземелье. Хитаера заглянула в зеркала. Из отражения на нее смотрела бледная до синевы девушка с заостреным лицом. Скорее бы уже завтра, праздник в честь помолвки королевы обещает быть немного интереснее поминальных песен. Зачем королеве замуж, конечно, не понимаю, но как предлог для праздника подходит...одеть белое? Или желтое?

Хитаера: "Хитаера!.. Иди ко мне в гости... мне так скучно..." Хитаера невольно вздрогнула…это микроскопическое движение ее плеч было даже заметно со стороны! Она в задумчивости посмотрела в пространство. Казалось что перед ее взором проплывает река Стикс, и сотни душ умерших в ее водах, до того ее взгляд был наполнен потусторонними размышлениями над какими-то незыблемыми вопросами бытия. Ну да, она может думать о недоступном простым смертным, остальным богиням, и, тем более, совсем уж приземленным, озабоченным людьмии богам алмазного королевства. Она единственная богиня, что ходит за грань смерти…весьма регулярно, - восторженно подумал Левиафан. Тем временем, выдержав долгую паузу, Хитаера снова сфокусировала на нем взгляд и тихим, ничего не выражающим голосом, спросила: - Почему я не умею просто телепортироваться, не дожидаясь чьей-либо смерти? Это так неудобно порой… Она снова замолчала, прислушиваясь. Никто, кроме нее, не мог услышать звон сотен нитей жизни и трели в местах разрывов. Именно на звук смерти – тоненькую трель отчаяния и досады – она могла приходить. Праздные путешествия через пространства для нее не были доступны. Как и передача мыслей на расстоянии. - Наконец-то Во дворе храма Меллорин убили таракана…. ...Хитаера решила что и в этот раз не расскажет никому, КАК она телепортируется… Ярко-фиолетовая вспышка леденящего света на долю секунды поглотила фигурку девушки, и, погаснув, оставила висящую в пространстве тьму, которая стала медленно расползаться могильным холодом по помещению. У Левиафана покрылась мурашками кожа. - Слушай, ты, насекомое. То, чему ты стал свидетелем – строжайшая тайна, понял, и ты должен ее хранить, иначе богиня разгневается и покарает тебя, - стараясь звучать как можно более убедительно, пробурчал на Ятена главный жрец. Хитаера ----> в обитель Мэллорин.

Ятен: Некромант-самоучка был слишком занят тем, чтобы научиться дышать заново, желательно - не очень сильно шурша хитиновыми пластинами, от шороха которых у него начинала кружиться голова. Он бессильно трепыхался в ледяных руках жрицы - не потому, что ее бережное, хоть и не очень приятное даже для насекомого, прикосновение ео пугало. Наоборот - в маленькой для Левиафана, нормальной для Ятена и огромной для скарабея ладошке ему было уютно и хорошо. Даже больше, чем на свежей могиле, с томиком "Книги Вечного Окоченения" в одной руке и стаканом крови (которую он ни разу так и не решился выпить) в другой. Младший Коу банально не мог понять, как движется это чужое, душераздирающе сухое и суставчатое тело. Только он сообразил, каким образом мог бы оторвать брюшко от руки жрицы, как она...исчезла? Белый скарабей приземлился на плиту пола и в ужасе прижался к ней, пока яркий лиловый свет не перестал терзать его новые глаза. Он очень хотел ответить верховному жрецу, что ни за что не выдаст их храмовые тайны, даже если Сейя начнет его щекотать. Но мог только шевелить жвалами и прижиматься брюшком к камню.

Ятен: Жрец недоверчиво посмотрел на замершее на посу насекомое, беспомощно всплеснул руками и что-то сказал - вернее, открыл рот. Но не успел выдать ни одного членораздельного слова: за дверью что-то оглушительно загрохотало, раздались сердитые вопли жриц на храмовом языке. С точки зрения Ятена, они орали так, что пол дрожал. Надежный, холодный, как щеки черной статуи, пол. Левиафан замотал головой и устремился к выходу. Маленький белый жук только этого и ждал. Когда гигантский ботинок покинул его фасеточное поле зрения, он, от испуга забыв, что не умеет пользоваться таким количеством ног и рванул прочь. Жрица, рядом с которой он пробежал, уронила жировню себе на ногу. Одноглазый проситель приложился лбом о колонну...но Ятен, не замечая такой чепухи, несся как можно дальше от загробных чудес, обжигающего фиолетового света и пугающе бездонных глаз незнакомой жрицы. Постепенно юный демон и - уже - начинающий оборотень наловчился не шарахаться башмаков, а иногда даже смело нырять под подошвы - в храме Темнейшей ходили неторопливо, и скарабей успевал проскользнуть. Наконец он вообще перестал обращать внимание на то, что на поворотах на нем скрипит хитин, и почти успокоился. У насекомых сердце в ушах стучать не может. По определению. Впереди была спасительная щель под скрипучей дверью. Совсем недавно младший Коу толкал ее человеческими руками...и тут, в момент, когда черная душа полувампира-полуэльфа уже чуяла свободу, что-то резко и сильно треснуло его по голове этой самой дверью. Ятен ойкнул и потер лоб. Потом потер еще раз, посмотрел на собственную грязную ладонь и оцепенел. Человек (ну...отродье тьмы в человеческом теле) под дверью не пролез бы. А к младшему Коу, кажется, вернулся его первозданный вид. Вспомнив Селису и Мэллорин, самых нелюбимых своих богинь, Ятен наконец покинул самый мрачный столичный храм и затерялся в переулках. На Элизиумскую площадь.

Хитаера: С Элизиумской площади Хитаера появилась в подземельях собственного храма. Опустившись на колени, она прикрыла глаза умершей старухи в черном балахоне. Рак долго мучил старую женщину… гораздо дольше, чем живи он в городе. Пища храма.. она была ядовита. Но при этом смертельно больным продлевала жизнь, действовала как обезболивающее, очищала разум. Ее яд замедлял все процессы в организме, и убивал клетки болезни. С чем не справлялась еда, то долечивал Левиафан. Но не все болезни – многие болезни были связаны с нитью жизни. Невозможно было вылечить тех, у кого болезнь - лишь следствие ослабленной нити жизни, скорого конца. Хитаере всегда казалось, что животные и люди умирают точно так же, как вылупляется из яйца птенец. Усилие души – и бессмысленная нить ушедшей жизни отпускает душу от тела. Богиня погладила по голове бесплотный дух, касаясь воздуха кончиками пальцев, затем жест рукой. Женщина сама уже чувствует путь – дорогу, куда нужно идти. - Удачи в пути. Встав и отряхнув колени от земли, девушка почувствовала пристальный взгляд. На нее с деловитостью курицы-наседки черными провалами глазниц уставилась Банши. - Кыш. Любопытная банши просочилась сквозь стену искать новую жертву, кого еще предупредить о скорой смерти. Потушив факел, Хитаера вслепую добралась до более высоких платформ, где-то метров 5 под землей, где располагались комнаты живущих в храме. Жрецов и жриц. Кое-как она нашла покои Левиафана. По счастью, он был у себя. Отдыхал. Мужчина растянулся на постели. Из под одеяла, рядом с его рукой, выглядывала мордашка плюшевой игрушки. Очень уютной и мягкой на вид. В изголовье кровати стояла прислоненная к стене Глефа. Левиафан...он был очень страной случайностью в храме. До него столь энергичных и живучих последователей Хитаеры не было. Смотря на него, богиня смерти отчетливо видела красные крапинки Рейенис… по сути он всем строением своей личности был слугой Рейенис – богини войны… а то что он здесь – стечение обстоятельств… Только он из храма знал Хитаеру, знал о ее частой смертности. Сопоставив его образ с тем, что рассказывала Мэллорин, Хитаера присела около него. Достала маленький золотой сосуд. Внутри было 4 капли. Малюсенькое горлышко пропускало содержимое только по капельке. Смерть склонилась над мужчиной, тот спал на спине. Синеватые пальчики приоткрыли его рот. Совсем чуть-чуть. Одна капля Вторая капля… Заминка… А как половину капли вылить?! Разрезать, что ли??? Хитаера замерла над Левиафаном с сосудом из храма Мэллорин, не зная, что сейчас нужно делать. Было четкое понимание одного: – Нужно было взять инструкцию пользования сосудом. …и тут Хитаера чихнула. Где то недалеко закричала банши. - Правду говорю. Нужно было взять распространенная примета – если говоришь какую-то вещь, а потом кто-то или ты сам чихаешь – значит, точно-точно правду сказал. Хитаера опустела глаза…и встретилась взглядом с Левиафаном, вернее с глазам его души, которая озадаченно покидала свое тело…убитое передозировкой капель. Чихнув, богиня опрокинула все четыре капли. Нить жизни была сильной и крепкой… душа могла стать неприкаянным духом если ее не отрезать…все таки в Леви было очень много жизненной силы. Хитаера сама не поняла … досада горечью разлилась во рту, нечто темное внутри, загорелось темно фиолетовым горячим пламенем. Раздался звук удара и звон как от разбитого стекла. Упырица пришла в себе…. Пальцы разжались. В приступе она схватила глефу и ударила ей плашмя. Ушла в тему город площадь.

Левиафан: Фыркая и ругаясь, главный жрец сел на постели, пытаясь отмахаться подушкой от кошмара, который ему приснился. Никого рядом не было, на полу валялась глефа. - Я проснулся от шума когда она упала? Вздохнув с облегчением, он стер холодный пот со лба и свесив ноги с кровати потянулся к артефакту. Волосы зашевелились. Кажется, не только на затылке, но и в неприличных местах. Глефа, которой можно было рубить гранит, она даже не затупится, и валить деревья (он пробовал)…ее лезвие было сколото, часть режущей кромки отсутствовала. -...Как во сне. А еще он с опозданием понял, что его так нервировало с первой секунды пробуждения. Тишина. Тишина абсолютная – которую он прежде не встречал – тишина внутри него самого. Сердце не билось. Уже примерно зная что увидит, он прошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Глаза-буравчики не хуже, чем у богини смерти, и черные круги вокруг глаз перечеркнутые вертикальными полосами, черные губы удлиненные как у клоуна. Очень хотелось выругаться...но вот кого проклинать? Тут произошла заминка.

Левиафан: После собственной смерти Левиофан сел на кровати и долго думал. Новое утро …пора бы уже заняться делами …. А он все сидел и напряженно думал. В дверь его комнаты постучала одна из жриц, обеспокоенная почему мужчина опаздывает на утреннюю службу. - Главный жрец Левиофан… с вами все в порядке? - Вот оно…что… Тихо скрипнула дверь. въедливая старушка с неприятным лицом и вечно прищуренными пройдошистыми глазками – заглянула в комнату. Жрец был жив ( она сильно ошибалась. Если человек сидит на кровати и почесывает затылок с выражением максимальной сосредоточенности, это еще не значит, что он жив. Это значит только то, что он сидит и чешет затылок, ничего больше.) А раз он жив, то поживится его вещами и его постом не получится. Бабулька с буклями была настолько въедливой, что перед ней не спасовал только Леви…который был рожден в огне богини войны. Ему и десяток таких старух нипочем. А волновало его сейчас другое. Выпроводив своего самоназваного заместителя из комнаты, он снова почесал затылок. По всему выходило, что богиня смерти собственноручно его убила. И при этом оставила в теле. Словно он еще жив. Спрашивается – зачем? Для забавы – это не про Хитаеру. Единственный ответ к которому он пришел – богиня таким образом дала ему отставку с поста главного жреца. Но оставила жить … а когда кому-то дают отставку таким образом – значить этот кто-то должен найти себе преемника. Он сел в самый темный угол своей кельи и покормил бабочек растворенным с водой медом, паучков - сытыми бабочками, черную вдову – сытыми паучками. Раздавив сытую паучиху – черную вдову - в чашечке пестиком, втерев в кашицу немного фосфорной пыли и влив чайную ложку туши, обмакнул в получившееся кисточку и начертил под иконой темной богини специальный знак. От горящей черной свечи поднимался язычок пламени, а за ним длинное полотно саваны из дыма. Очистив голову от мыслей, он медитировал час .. может больше, пока со всей ясностью даже взлохмаченных после сна волос – перед его внутреннем взором не встал образ. ИЗБРАННИКА. Того, кто должен стать его приемником. Парня которому он должен передать косу смерти и свой пост. Взяв черного как ночь коня на конюшне при храме, Леви легко вскочил в седло. Он не только знал как выглядит избранник, но мог чувствовать примерное направление – куда нужно скакать. ---Дом братьев Коу-

Перуру: Скамейки на площади. Вот уже несколько дней Перуру был в храме, к которому он стремился. Ему нравилось все. Тот незримый, неслышнуй, но полностью осязаемый покой, который царил под величественными сводами, тот еле уловимый запах благовоний. Тихий шелест шагов жриц и их убаюкивающие голоса. Еще мальчику нравилось, что теперь его никто не стремиться переодеть во все белое, как постоянно делали его родители. перуру был счастлив переодеться в темный, почти черный балахон из шелка. Конечно на этом фоне, его абсолютно белая кожа и волосы выглядели странно, то тем не мение мальчика это не волновало. За те несколько дней, что он провел в храме Перуру исследовал в лучшем случае одну шестую всех помещений, а значит впереди было столько интересного. Самое смешное, если раньше приступы случались почти каждый день, то сейчас он еще ни разу не покидал это мир. Было только одно, что расстраивало мальчика: Левиафан, так и не рассказал ему, что надо делать дальше. Он просто ушел и все.



полная версия страницы