Форум » Библиотека » Мини-игра. 12. » Ответить
Мини-игра. 12.
Лисса Франкенштейн: Действующие лица: Лисса Франкенштейн [more]1. Имя Лисса Франкенштейн 2. Возраст 25 3. Ранг Палач специального назначения 4. Внешность Маленькая, стройная молодая женщина. Длинные жёсткие чёрные волосы. Глаза тёмно-зелёные. На голове два «уха» (кроме человеческих), визуально на треть образуемых топорщащимися волосами. На ощупь мягкие и изнутри шелковистые, будто бы припорошенные тальком. 5. Биография Родители Лиссы были исследователями-натуралистами, и посвящали этому занятию всю жизнь. Последние годы своей жизни они посвятили исследованию диких джунглей в ненаселённых (по той причине, что там даже комары дохли) тропиках; исследования эти пришлось свернуть раньше назначенного срока по причине беременности матери Лиссы ею. Чтобы, тем не менее, не отдаляться далеко от изучаемого объекта, родители поселились в скрытом от глаз цивилизации посёлке аборигенов, которые даже на стеклянные бусы смотрели, как на послание богов. Лисса выросла среди джунглей – однако же, твёрдо зная, что где-то за лесами есть много людей и совсем другой, большой мир. Одной из аборигенов она так и не стала: всё же другой цвет кожи, и попытки родителей привить цивилизованность хотя бы искусственными методами. Когда Лиссе исполнилось двенадцать лет, деревня, в которой она жила, вымерла от эпидемии. Полностью, за неделю. Первыми заболели её родители, уже через сутки они умерли, ещё через сутки болел уже весь посёлок. Заболевший человек умирал в среднем через 2-4 дня; лекарства от «болезни» – по крайней мере, в имеющихся условиях – найти не удалось. У Лиссы к тому времени уже два года как начали расти «ушки», но она их тщательно прятала, не без оснований опасаясь, что суеверные аборигены могут воспринять подобные знаки отличия не слишком адекватно, а родители – с слишком научной точки зрения. И аборигены оказались бы совершенно правы и, возможно, умерли бы от зверей или даже от старости, а не такой неприятной смертью, какой умирали заболевшие. Лисса, запасшись едой, водой и родительским компасом в деревне, через неделю вышла к людям. Тоже в небольшое забытое Богом поселение, до больших городов и торговых путей ещё было порядочно, но здесь про цивилизацию уже не только слышали, но и видели. Девочку-подростка из джунглей приняли вполне радушно, обогрели и накормили, и она, немного оправившись от одиночества, должна была в конце концов направиться дальше, здесь ей нечего было делать. «Немного» растянулось на два года; Лисса не очень хотела разговаривать с людьми и в умственном развитии скорее деградировала, чем прогрессировала. Приходить в себя она стала к пятнадцати годам. В посёлке началась эпидемия той же болезни, от которой умерли родители Лиссы. Заболели сначала дети и воспитатели «приюта-школы», в котором она жила, потом – те, кто были на похоронах детей. Правда, на этот раз эпидемию смогли остановить – если можно назвать «остановить» несколько десятков выживших из нескольких сотен – убивая и сжигая заболевших. Свободных домов в посёлке теперь было сколько угодно, и Лисса заняла один из них, чтобы вести нормальную взрослую жизнь. Правда, её дом скоро «атаковали» странного вида лианы – он весь порос ими в несколько дней. Это поначалу пугало, но жить они не мешали, и с ними можно было бы смириться, если бы не тот факт, что лианы эти ужасно напоминали о симптомах болезни. Оставшиеся в живых жители посёлка хотели сжечь дом Лиссы вместе с ней (не заподозрить в чём-либо её, пережившую вплотную две эпидемии, было сложно); им удалось поймать её врасплох и дом сгорел. Когда дом ещё догорал, все почувствовали признаки смертельной болезни. Оставшиеся в живых жители посёлка умерли в течение трёх часов. Лисса же смогла выжить. После произошедшего она – ещё не в точности, но довольно уверенно, - могла сказать, что именно с ней не так, как это связано с джунглями и как это можно контролировать… Она осталась жить на руинах посёлка натуральным хозяйством, и прожила так три года, пока не узнала, что о ней в близлежащем городе уже ходят слухи, как о живущей в джунглях ведьме. Доля правды в этом была; весь – бывший – странные «лианы», равно губительные как для животных, так и для других растений, опутали весь бывший посёлок, создав вокруг небольшую «зону отчуждения». Впрочем, Лисса уже знала, что без её воли они не будут опасны для случайных путешественников. Другой вопрос – кто сказал, что у неё не было на то воли? Люди в этих местах пропадали, и многих списывали на неё; какая часть слухов была правдой – кто знает? Скорее всего, Лисса бы плохо кончила, но ситуация в стране была напряжённой, и поэтому прежде, чем убивать, к ней пришли поговорить, и переговоры завершились к обоюдному удовольствию сторон – у неё теперь была официальная работа, поддержка свыше – и не было необходимости караулить путешественников… Её поселили в башне на окраине столицы (предварительно немного приведя её в порядок). Это были остатки старого замка; центр города сместился, и в укреплении уже не было необходимости, а для культурной ценности от замка осталось слишком мало. Для Лиссы было особенно ценно, что, в отличие от надземной части, великолепные огромные подвалы замечательно сохранились. Сейчас в них спускаться не рекомендуется всем, кто хочет сохранить душевное спокойствие и спокойный сон, потому что опутаны красно-бурыми (под землёй они не принимают зелёной окраски) растениями эти подвалы уже полностью – и полны людей. Мёртвых. И живых – тех, которых в целях экономии на будущее только обездвиживают и кушают потихоньку. Людей для Лиссы поставляют; это многочисленные государственные преступники среднего пошиба. Более масштабных она казнит при большом стечении людей на площади, под закрытым колпаком. Также пару раз её просили наказать не очень послушные поселения, с чем она прекрасно справилась – те за несколько дней вымирали на девяноста процентов, выжившим жителям приходилось спешно бежать. 6. Характер Вовсе не жестокая, как многие полагают. Ей просто хочется есть людей, и поделать с этим она ничего не может; ей и надо-то - два-три человека в месяц, не больше. То есть, хотелось бы и побольше, но и так терпимо, жить можно. И совсем не слабонервная: такого уже насмотрелась, в том числе и в собственном исполнении… По темпераменту меланхолик. Неразговорчивая: неловкая в общении и стыдится этого; привыкла к тому, что с ней не очень-то и хотят разговаривать и сильно мучается по этому поводу. Даже если начать с ней разговор – иногда производит впечатление собачки, которая всё понимает, но сказать не может: иногда (от волнения) не может выдавить из себя ни слова и общается исключительно выразительными взглядами. Если её мало кормили в последнее время – действительно опасна и может потерять контроль над собой, если почувствует человека слишком близко. Не так сурово, как было в детстве (неконтролируемого заражения паразитическими лианами больше не устраивает), но того, кто под руку подвернётся, съест. Вполне естественно, что её избегают! Лисса, напротив, может сильно разозлиться, если её открыто боятся; редко, но бывает. В таких случаях обычно (вне дома) контролирует себя, а уже дома срывается и устраивает Варфоломеевские ночи в подвале. Когда сытая, при хорошем обращении превращается в доброе, ласковое и преданное существо (задокументирован случай, когда заплакала от радости оттого, что прохожий погладил её по голове, потому что она выглядела одинокой; прохожий после этого некоторое время жил у неё в башне, а потом куда-то пропал). Неплохая хозяйка (сказывается рабоче-крестьянская молодость), но в последние несколько лет стала немножко рассеянной и неловкой, поэтому башню понемногу, начиная с нижних этажей, захватывает бардак, а вместе с ним и лианы из подвала. Если её берётся кто-нибудь пинать и контролировать, всё возвращается на круги своя; это в известной степени необходимо, чтобы Лисса не забыла про своё человеческое происхождение. По вполне психологическим причинам; поживите-ка в одиночку в заброшенной башне, общаясь с людьми только в качестве пищи, хотя бы месяц?[/more] Везир (см. игру, есть там такой замечательный дяденька X3) Приговорённый Мир: Близкая к фл альтернативная вселенная. Ситуация: Заключённого (возможно, по ошибке) сочли виновным в каких-либо смертных грехах и в храме Зойсайта, и во дворце Алмаза. По несостыковке служб для воспитательных бесед с ним направили и Лиссу, и Везира и по случайности они прибыли в камеру (антураж: подвал, каменные стены, железные решётки, факелы) к закованному несчастному одновременно. Осталось познакомиться и договориться, кто же приведёт договор в исполнение. А для заключённого это небольшая, но отсрочка, небольшой - но шанс...
Ответов - 15
Лисса Франкенштейн: Лисса передала приказ охраннику, тот, едва бросив на бумагу взгляд, кивнул, выдал ключ (что было не совсем по правилам), долго выбирая его из связки, и пропустил палача в подземелье. Девушка спокойно проследовала вниз по лестницам, дверь захлопнулась за ней. Охранник, убедившись, что никто не смотрит, поспешно сунул приказ в ближайший факел и стал нервно отряхивать руки о мундир. Дел в последнее время было много, и Лисса не была голодна. Она собиралась забрать заключённого домой и оставить в подземелье, просто прорастив лианы сквозь него, без заражения. Тогда он протянет очень долго, его тело скоро срастётся с растениями и даже будет получать необходимый минимум питания... Всегда нужно делать запасы на чёрный день. Когда она проголодается, она его съест. Когда она в последний раз, не выдержав, напала ночью на прохожего, её едва отмазали. Уж больно характерен был почерк преступления: от прохожего ничего, кроме большого пятна крови посреди дороги и нескольких клочков одежды, и не осталось. Лисса подошла к камере и коснулась пальчиками решётки, привыкая к полумраку, запаху и неровному свету факелов. Какой он, этот заключённый? Часто подсовывают - кожа да кости...
Сано Кидэ: 1. Имя персонажа: Сано Кидэ 2. Возраст: 24 года 3. Ранг: заключенный, приговоренный к смерти. 4. Молодой человек, спортивного телосложения. Довольно широкие плечи, так как занимается плаваньем. Каштановые, постоянно взлохмаченные волосы, карие глаза. Сейчас выглядит не ахти и это мягко сказанно. Под правым глазом синяк, на груди многочисленные порезы, пальцы на руках сломаны, покусанные губы персохли и потрескались. 5. Биография: Сано родился в семье потомственных преподавателей. Именноп о – этому в детстве и юности большую часть времени он проводил за учебой. Родители мечтали, что он вырастет и пойдет по их стопам. В школе он начал делать успехи, за что его не очень любили обнокласники. Там же он увлекся плаванием и айкидо. Окончив с отличием школу он поступил в университет. И тут его семью постигло несчастье – родители разбились, сорвавшись со скалы. Сано пришлось одному доучиваться и устраивать свою жизнь. Именно в университете он повстречал Шейлу и полюбил ее, чуть ли не с первого взгляда. К его удивлению, она ответила ему взаимностью. Многие завидовали из счастью, но молодых людей это не волновало. Главное, что они были вместе. Этим летом, сдав сессию, Сано и Шейла отправились отдыхать на море. Малодой человек подарил девушке кольцо и сделал предложение. Шейла чатос тала уходить отдыхать без Сано, но он не растраивался, он работал над очередным проектом для университета. Начал сильно пить, так как не всегда у него получалось сделать все, что он хотел. Вот и той ночью он выпил лишнего и вырубился до самого утра. Потом его разбудили, показали труп Шейлы и обвинили во всем его. Сано приговорили к смерти и теперь он стоит, закованный в цепи и ждет своего палача. 6. Характер: Сано всегда отличался большой любознательностью, причем ему не обязательно было спрашивать что-то, он всегда мог взять книгу и прочитать о том, что его интересовало. Спокойный, уравновешенный. Молодой человек умеет ценить свое и чужое время. Ненавидит пустые разговоры. Решительный, не зависимый, доверят только своей интуиции и опыту. 7. Наверное из-за свое удачливости нажил достаточно врагов. Сано услышал шаги. Значит кто-то идет к нему. Может чтобы опять истязать и пытать, а может это уже палач. Еще несколько недель назад он не подозревал, что все в его жизни может так сложиться. Сано радовался жизни, а что еще можно делать в 24 года. С ним была любимая... - Шейла... - мужчина попробовал изобразить на своих пересохших губах какое-то подобие улыбки. От этих потуг его губа лопнула, но сейчас ему было все равно. - Я не мог убить ее...не мог так зверски...или мог. Вся проблема была в том, что Сано не помнил, что именно произошло. Он отдыхал с Шейлой а небольшом домике на берегу моря и ничего не предвешало беды. Было только одна маленькая проблема: Сано любил выпить и иногда напивался так, что на утро не мог вспомнить где он и что было ночью. Так было и в этот раз. Только проснулся он не от нежных поцелуев Шейлы, а от грубого тычка в бок. Потом ему рассказали, что соседи позвали гвардейцев, потому - что всю ночь из дома доносились женские крики. Сано начал звать Шейлу и тогда ему показали все, что осталось от девушки. Он узнал ее, узнал по кольцу на пальце, которое он ей подарил. Его обвинили в убийстве Шейлы и никто не усомнился в его виновности. И вот Сано здесь, ждет своей участи. - Но я не убивал, я не мог... Шейла... - прошептал он.
Лисса Франкенштейн: Пока Алмаза нет :-D Лиссу обычно не посвящали в подробности дел. Её они и не волновали, чем меньше знаешь о казнённых - тем меньше лишних переживаний. Всё же она не была бездушной, хотя многие, кто видел её публичные казни, и думали иначе. Обычно, без её непосредственного вмешательства, человек умирал за сутки. Для казни при стечении народа это всё-таки было слишком долго, поэтому Лиссе приходилось ускорять процесс, буквально накачивая жертву спорами, и уже через полчаса на коже (в таком случае - раньше, чем прорастали зелёные стебли) появлялись крошечные полупрозрачные чешуйки - а потом и вся кожа начинала расслаиваться, а потом и плоть, всё глубже и глубже, превращаясь в прозрачные, хрупкие пластинки из спрессованых спор. При обычном течении болезни человек, поросший лианами, умирал до завершающего этапа этой стадии, при ускоренном же, как при поверхностном заражении, обычно видел, как его руки, ноги, лицо - расслаиваются, истончаются и рассыпаются в тончайшую пыль. Некоторые пытались расчёсывать, сдирать чешуйки, не выдерживая зуда и боли или сходя с ума и пытаясь таким образом "вырвать" сорняк - тогда повреждённые болезнью ткани лопались и куски тела в самом деле легко вырывались. Только это не приносило исцеления. Конечно же, казни проводились под закрытым колпаком, потому что был риск, что во втором поколении споры сохранят плодовитость даже без спеиального желания на то Лиссы. Заключённый, которого с интересом разглядывала девушка (она не торопилась, опять же, потому, что не была голодна), выглядел не очень хорошо по человеческим меркам, но "обитатели" её подвала выглядели того хуже - они даже человеческую форму не сохраняли. Зато он был мясистым, достаточно упитанным и не слишком жирным (жир невкусный), его ещё не заморили голодом и это было очень хорошо. Лисса вставила ключ в замок и повернула. Медлить было жестоко, чем быстрее смерть - тем она милосерднее. Заключённого она не боялась: он был измучен и закован, а она была сильнее, чем выглядела.
Сано Кидэ: В замочной скважине зашуршало и Сано четко услышал звук проворачиваемого ключа. Прямо по напряженным нервам, разрывая в диком аккорде струны мысли, струны жизни. По телу пробежали мурашки. Оно еще не забыло что бывает, когда вот так поворачивается ключ в замке. Но сознанию уже было все-равно. Если в самом начале Сано еще хотел жить, хотел верить, то сейчас у него ничего не осталось, ни надежды, ни веры, на любви, ни терпения, на уверенности. - Вот она...вот расплата. - заключенного мучал сейчас только один вопрос - " Как-?" - Перережут горло, яд, найдут еще какие-либо методы. Это не важно...Я не могу больше ждать, я не могу больше жить. Убил я или нет - не важно. Потому...потому, что теперь Шейлы нет, а значит и меня нет. Сано улыбнулся и поднял голову навстречу судьбе, навстречу своему избавителю. На душе его легко и хорошо, но там, где-то очень далеко, в самом темном уголке подсознания Сано вопил от ужаса и молил, чтобы ему оставили жизнь. Там он хотел жить: дышать, осязать, любить, ненавидеть, быть равнодушным, быть бодрым, быть сонным, быть сами собой.
Везир: В подземных коридорах жила вкрадчивая прохлада, так не похожая на сухой и чистый воздух храма. Запах сырого камня вместо тонкого аромата благовоний. На какую-то секунду воздух стал плотным, теплым и неподвижным от испарений воды и гниющих листьев, полным жаркого солнца, которое никогда не пробьется сквозь густую зелень...а потом наваждение пропало. Палач Огненного неторопливо шел вперед, с интересом прислушиваясь к сглаженному временем и бесчисленными караулами полу, к ощущению холодного камня под ногами. При всей любви к теплу, озаботиться хоть какой-нибудь обувью Везир не счел нужным. Не такой уж необходимой была бы эта забота о самом неприхотливом из всех средств казни - самом себе. Он не так часто бывал в этой тюрьмы, а так далеко не заходил ни разу. Те немногие случаи, когда степень тяжести преступления была соизмерима с тяжестью его кары и мотивы попадали под юрисдикцию храма, почтительные и неизменно бледные стражники выводили жертву на верхние этажи. Теперь, ввиду неоднозначности дела, палач захотел сделать все сам. И заодно - настроиться, поймать фон этого странного места, чтобы не спутать его проявления с ужасом преступника или тревогой невиновного. Везир никогда не понимал, зачем нужны тюрьмы. Разве не проще решать судьбу преступников сразу? Какой толк в том, чтобы держать их в клетках? Впрочем, даже если бы его спросили, он не сказал бы этого вслух - раз люди считают нормальным и приличным так поступать с себе подобными, значит, так надо. Зайдя за поворот, Везир понял, почему у начальника караула так подрагивало левое веко. Он знал эту девушку, пораженную хищником и сжавшуюся с ним в единое вечно голодное целое. - Добрый вечер, госпожа Лисса, - мягко сказал Каратель, опуская руку на ручку двери, над которой колдовала "коллега". - Приятно видеть вас в добром здравии. Вы торопитесь?
Лисса Франкенштейн: Шаги в коридоре; Лисса невольно замерла, прислушиваясь, и отступила на полшага от камеры и от поворота. -Добрый вечер, госпожа Лисса. Девушка сначала вытянулась по струнке, потом, наоборот, сжалась, потом подняла лицо на Везира, как если бы хотела что-то сказать, но вместо того, чтобы заговорить - наоборот сжала губы в какую-то неловкую кривую, дрожащую линию и что-то непонятно пикнула, глядя на коллегу совершенно несчастным взором; наконец, поняв, что с собой не справится, поспешно кивнула: "Здравствуйте". Если бы не прозвучало слова "госпожа" - возможно, ей было бы полегче заговорить. Хотя бы самую капельку. Она не разговаривала с людьми две недели: сначала было не с кем, а когда получала приказ на казнь - не о чем. -Приятно видеть вас в добром здравии. Взгляд Лиссы тоже поднялся, и брови - немного удивлённо. Ей иногда так говорили, но довольно редко. Кривулька сжатых губ дрогнула и превратилась в какое-то подобие выгнутой вниз дуги, а зелёные глаза блеснули отчаянной, робкой надеждой - так было каждый раз при подобном разговоре. Просто очень часто даже доброжелательно настроенные собеседники где-то на этом этапе решали, что она безнадёжна, отворачивались и уходили. -Вы торопитесь? Потому что она и правда была безнадёжна. Девушка сжала кулачки у груди и, зажмурившись, замотала головой. "Нет, нет, я не тороплюсь совсем. Мне одиноко. Я две недели не разговаривала с живыми людьми. Поговорите со мной", - дуга улыбки, судорожно дёрнувшись, выгнулась в обратную сторону, и зелёные глаза снова обратились на Везира - с той самой выжидательной, не смеющей просить надеждой.
Сано Кидэ: Дверь в камеру открылась и Сано увидел довольно странную пару: худенькая девушка в легком платьице, со странной прической. Можно было подумать, что на голове у нее есть еще одни ушки. Рядом с ней был мужчина, по сравнению с которым она смотрелась еще меньше. Он был босяком. Складывалось впечатление, что он совершенно не переживает о том, что пол холодный. - Неужели они? - вопрос возник сам собой. Просто всплыл в разгоряченном от размышлений, заболевшем мозге, - Странно, я не так себе это представлял. Всегда казалось что палачи - это высоченные мужики, два метра в плечах и обязательно в красной или черной маске. Видимо я ошибся, начитавшись книг. Девушка была явно рада видеть мужчину. Она прямо светилась желанием поговорить. Весь ее вид просто кричал о том, что ее необходимо общение - выражение лица, движения, интонация голоса. - Наверное палачи очень одинокие люди. - развивал я дальше свою мысль, рассматривая вошедщих из-под волос, свалившихся на лицо. - О боги, как же пить хочется....Ничего, скоро мне уже ничего не понадобится. Да... одинокие. Кто захочет жить с человеков зная, что он лишает жизни другого, зная, что это работа и от нее никуда не деться. Я бы начал думать - вдруг он или она казнили невиновного...Такое же бывает...бывает...БЫВАЕТ!!! Я не убивал...Это не я. Поверьте мне! - заключенный попытался закричать, но из пересохшего горла вырвались только хрипы. Сано Кидэ - некогда успешный и счастливый человек, уронил голову на грудь и от бессилия затрясся в беззвучном смехе.
Лисса Франкенштейн: Лиссу отвлекли от моральных переживаний, что сказать и как заговорить, какие-то немного необычные для дыхания звуки со стороны заключённого; она обернулась и наклонила голову: -Он хочет пить, - сказать "отвлечённо и никому" у неё получилось. Ей не нравилось ни как он хрипит, ни как он смеётся; она всё-таки не собиралась убивать его здесь и сейчас, и хотя бы в этом вполне могла облегчить его участь. На те полчаса, что понадобятся, чтобы добраться до её дома. Она вообще не понимала, зачем так плохо обращаться с заключёнными, которых отдают ей. Можно подумать, пропадёт напрасно... -Я н-нап-п-пою его?.. - едва девушка попыталась сказать что-нибудь Везиру, как её губы снова задрожали и она начала отчаянно заикаться; взгляд стал виноватым, и Лисса, ежесекундно оглядываясь на коллегу - не скажет ли "стоп"? - подошла к заключённому и, с одной стороны, максимально мягко, с другой - с готовностью непреклонно преодолеть любое сопротивление, подняла его лицо вверх; открыла рот, намереваясь что-то сказать: -А... - снова споткнулась, закрыла рот, сглотнула, и быстро, тихо пробормотала: -Рот открой. Немного наклонилась, как мама-птица над птенцом... ...изо рта девушки тонкой струйкой потекла жидкая слюна. Она вполне могла таким образом за минуту нацедить полстакана, а то и больше. Ничего с собой у неё всё равно не было, она давала всё, что может. Хотя и не обиделась бы, если бы заключённый отказался. Его можно было бы понять. Но она же их ест. И ничего. Не брезгует.
Сано Кидэ: Девушка подошла у Сано и задрала его голову вверх. -Рот открой. И заключенный открыл, ловя губами капли живительной влаги. Наслаждаясь каждой обжигающей толикой жидкости, которая падала на его высохший язык. Губы были словно не его и не слушались посылов кипящего, горящего мозга, который с каждым мгновение все больше погружался в небытие. И не просто в небытие. Перед глазами Сано всплывали картины из прошлого. Он видел себя маленьким, бегающим по лужам и пускающим кораблики в ручейках серебристой воды, которые сотнями бежали по вымощенным дорожкам дома его родителей, как только снег начинал сходить. Сано видел студенческие годы. Вот он пробирается в женское общежитие и его застает камендант. Скандал тогда должен был быть страшным. Но все обшлось. Оказалось комендант охочь до выпивки и вино приготовленное юношей для встречи с возлюбленной, пришлось как раз к стати. Все эти картины рисовал ему мозг. Сано не мог понять откуда они. Но все было очень просто. Исстрадавщаяся плоть, исстрадавщаяся душа. Мозг просто не справлялся со всем этим и потихоньку начала вступать в действие защитная реакция от реальности - сумасшествие. И чем больше времени молодой человек проводил в камере, размышляя о произошедшем, тем ярче он видел такие радужные образы. - Спасибо... - прошептал Сано, когда почувствовал, что может говорить более- менее нормально.
Везир: Увидев, что девушка смутилась, палач сам замер в замешательстве. Общаясь с людьми на порядок больше, чем Лисса, он чувствовал себя с ними куда комфортнее. Но проигрывал в том, что не умел ориентироваться в ситуациях, где общепринятые нормы поведения не задавали однозначного порядка действий и слов. Везир знал о людях несколько больше, чем требовала его профессия - то есть, не только те точки, в которых позвоночник ломается быстрее всего и с минимальными затратами энергии, но и те, где можно пощекотать годовалого карапуза, чтобы он звонко и беззаботно рассмеялся. Но вот что делать, когда у девушки такой мятущийся взгляд и такой смущенный румянец... Пока Каратель медлил, Лисса успела увидеть обвиняемого и заинтересоваться им. Насколько Везир знал, это могло говорить о долгом воздержании от пищи. А этот юноша выглядел пока неплохо - жировых тканей немного, но мышечная масса еще не утеряна. Сразу видно, что свежий. - Не надо, - негромко сказал палач, оттирая девушку в сторону от ее потенциального корма одним бережным движением внушительного плеча. - Вы нарушаете порядок. Юноша был вполне в состоянии отвечать на вопросы и реагировать на боль. Поддерживать его жизнь, да еще таким странным способом, жрец считал лишней тратой времени. И нарушением протокола. - Что вы нам расскажете? - теперь Каратель обратился к обвиняемому, скрестив татуированные руки на груди. С высоты его роста скорченный человечек казался особенно жалким и несчастным. Оставалось ли в нем что-то, ради чего стоило бы оставлять его в живых?
Сано Кидэ: - Что я вам расскажу? Да что мне вам рассказывать... - усмехнелся Сано - Я не знаю оправдываться ли мне, молить о пощаде или смеяться над собой. На пару мгновений рассудок заключенного помутился, взгляд стал отсутствующим и на лице расплылась блаженная улыбка. Но в ту же секунду, боль от разорванной губы вернула его назад. - Вы хотите знать что произошло? Пожалуйста, мне скрывать нечего. Я все уже рассказывал... - Сано закашлялся, отбитые легкие давали о себе знать сгустками крови упавшими ему под ноги. Он конечно мог и плюнуть прямо в лицо своему невозмутимому палачу, но что ни говори, а чувство собственного достоинства и понятия о приличиях не могли ему этого позволить. - рассказал гвардейцам и тем людям на допросе. Мы приехали отдохнуть к морю. Я и ...моя девушка...Мы хотели пожениться летом... - Сано затрясся от непонимания и ярости - Шейла... она самая лучшая...Я выпил лишнего и когда меня разбудили сначала ничего не понял, а потом мне показали растерзанное тело...тело Шейлы... Заключенный замолчал и уставился в никуда, вспоминая как хорошо ему было вместе с любимой. - Нет... - Сано замотал головой - нет...нет...Она не могла умереть. Не могла ведь? - взгляд полный надежды на мужчину. Его не интересовала сейчас его судьба. Он думал, он надеялся и сам не верил своим желаниям.
Лисса Франкенштейн: -Не надо. Вы нарушаете порядок. -Извините, - мгновенно стушевалась Лисса, отдала инициативу на блюдечке с голубой каёмочкой и попятилась в уголок. После чего поняла, что процесс идёт как-то не так. Какой ещё порядок? При исполнении данных ей приказов порядок был только один: о заключённом больше никто никогда не услышит. Если это была не публичная казнь, то детали опускались. Любые. Она ли его покормила, он ли её. Никто не запрещал оставлять запасы на потом (лишь бы устраивать это так, чтобы запасы гарантированно не сбежали), никто не запрещал даже их жалеть. Просто приказ должен был быть выполнен, за это Лиссу прикрывали, защищали и разрешали ей жить. Какое отношение к этому приказу имеет этот... как его? Она же видела его. Точно видела. И даже слышала имя. Склероз, однако... Во всяком случае, Лисса была против любых попыток отобрать у неё заключённого. Его было жалко, может быть, но себя она жалела больше. Если не выполнит приказ - напрягутся ведь и покрошат достаточно мелко, чтобы не пережила. Тем более, что заключённый сказал много слов, наподобие тех, которые часто говорили люди, когда у них откаливалась вторая рука и начинал крошиться череп... -Он сошёл с ума, - будто бы немного грустно констатировала девушка. - Простите... - по делу ей говорить было легче, - меня прислали забрать его. Не могли бы Вы не мешать?.. Везир, может быть, и не хотел мешать, но Лисса, вечно сомневающаяся и неуверенная, хотя и не спешила, легко начинала нервничать, будучи отделена от своей цели масштабной спиной.
Везир: - Она мертва, - равнодушно промолвил палач, внимательно наблюдая за обвиняемым. Его нервозность, дрожащие руки и бегающий взгляд свидетельствовали против него. Везир дотронулся тыльной стороной ладони до лба юноши и убедился в том, что тот покрыт холодным потом. Все совпадало. Сильные эмоции, приступ неконтролируемой ярости, и, как следствие, изломанное и окровавленное тело той, которую он, по его словам, любил. Впрочем, любовь как специфическая форма смеси преклонения, похоти и собственничества никогда не была понятна ему до конца. - Забрать? Что вы имеете в виду? - переспросил "коллегу" палач. Он был нечеловечески аккуратен в том, что касалось добавления "еще одного финика в корзину". Сопротивление правосудию? Действия вопреки воле Огненного, Карающего меча небес? Лисса, должно быть, ошиблась. Везир отвернулся от нее - не забыл, но запомнил. - Кто мог захотеть убить ее? Кого вы видели последним? Что вы можете сказать в свою защиту? - Каратель задавал формальные вопросы, тщательно выговаривая слова, чтобы полубезумный человек смог услышать и понять его. Пока при всех прямых доказательствах, собранных стражниками, и косвенных, наблюдаемых сейчас, шансы не быть разорванным напополам у обвиняемого были весьма невелики.
Лисса Франкенштейн: -Кто... мертва? - удивилась Лисса неожиданному ответу и слегка растерялась. Она не вникла в слова заключённого, да они и не были ей с очевидностью понятны: её редко посвящали в подробности дел, в этом не было необходимости. Ей требовалось только знать, кого, когда и как. Естественно, ей не отдавали обычных убийц и прочих воришек. Только государственных преступников. Чтобы неповадно было. Лисса сама была не лучше серийного убийцы - но по сравнению с покушающимися на дела государственные, с определённой точки зрения - сама справедливость и благочестие. -Забрать? Что вы имеете в виду? Девушка растерялась. Она имела в виду то, что она имела в виду. Везир же, отговорившись этим вопросом, был склонен вообще не уделять ей внимания, и от этого Лисса терялась ещё сильнее. Что делать? Неужели он и правда хочет ей помешать? А если так, то что тогда?.. Поразмыслив, пока Везир с настойчивостью Фемиды вопрошал приговорённого, она решила, что не всё так плохо. Она в любом случае не была обязана отбивать заключённых от Везира или кого бы там ни было; это не её вина, если его сюда зачем-то пустили. А торопиться ей и правда некуда, поэтому и беспокоиться не о чем. -Забрать... - подала Лисса робкий голос из-за спины Везира. - У меня приказ убить его, но я не голодна сейчас. Поэтому я хочу забрать его домой. Мне разрешают, - она старалась тщательно пояснять каждое слово ("...можно мне взять это?.. Мне мама разрешила!") и говорить чётче и погромче. Правда, совсем забыла следить за руками и поэтому отчаянно мяла в пальцах подол платья от волнения. -...потому что оттуда нельзя выбраться ("Я не сломаю!"). Без преувеличения. Речь была не просто о побеге хоть из самой охраняемой тюрьмы. Это было бы равносильно, как минимум, побегу заключённого с отрезанными под корень конечностями, прикованного к стене на высоте двух метров за рёбра, по отдельной цепи на каждое. "Как минимум" - потому что в некоторых случаях следовало бы добавить в сравнение выколотые глаза, отрезанный язык и перебитый хребет. В подвалах Лиссы не жили, там существовали - просто чтобы продукт не портился преждевременно. -А просто убивать его здесь очень... глупо, их же специально дают мне, чтобы я могла покушать... - "...мама мне обещала!" - Поэтому я пришла его забрать...
Сано Кидэ: - Кто мог захотеть убить ее? Кого вы видели последним? Что вы можете сказать в свою защиту? В тишине камеры вкрадчивые слова палача звучали зловеще и не обещали ничего хорошего. Можно было даже не стараться. Поэтому Сано решил все выкладывать на чистоту. - Шейлу никто не желал убивать. Она была само совершенство. Я не разу не видел, чтобы она кого-то обидела. - зеключенный улыбнулся, сквозь плену соленого пота всматриваясь в знакомые до боли черты, возникшие перед ним. В голубые, как небо глаза, изгиб губ, румянец на шеках, надломленную в изумлении бровь. Все это в одну секунду перекрыл вид окровавленной туши, где нельзя было разобрать ни лица, ничего, кроме безжизненной руки, словно от маникена и кольца на пальце....его кольца, того, что он подарил в знак помолвки. Сано замотал головой, отгоняя видение - Никто не хотел ее убивать, никто...На прошлой недели..., а может и на этой...не знаю, не суть важно, у нас были гости...В том домике у моря. Мы праздновали день рождения Шейлы. Было очень много ее и моих друзей. Всех не упомнишь. Шейла веселилась...правда уже ближе к концу вечера ее принесли записку какую-то и она сразу же изменилась. Стала нервной, раздражительной и в итоге попросила гостей уйти. Я спросил... - от усталости Сано потелял сознание.
полная версия страницы