Форум » Библиотека » Творчество по игре-3 » Ответить
Творчество по игре-3
Алмаз: Его все больше и больше...
Ответов - 106, стр:
1 2 3 All
Алмаз: /по Орловой плюшке про службу в храме/ Ух ты! Джедово воинство рулит)))) И он сам, подлый бог, и Фиря с Орлом))) Орел, я повторюсь в очередной раз - ты необыкновенный умница!
Сапфир: Орел, ай да орел, ай насмешил!)))) Великолепный подарок! Спасибо, потрясающе выполнил заказ.... лежаль, лежаль, и лежаль... хотя в реале от коньяка с горла залпом со мной такого не было)))
Родонит: *задумчиво* Все дело в количестве...
Сапфир: Родонит не факт))))
Сапфир: Мои кривые ручки допародировали и Алмаза тоже. Что обидно, мой сканер вечно голодный - кушает цвета и, соответсвенно, тени. Пропало все многообразие розово-салатового штриха в перьях... тьфу, в волосах Его Величества. А за щеку спрятал, наверное, самый алмазный орешек)))
Алмаз: Фиря, ты злобен! Ты что с глазами натворил?
Сапфир: Алмаз Вообще-то, они просто большие для такого лица. Это выражение глаз в наброске реального человека получалось нормально. Ладно, удалил. Кто хочет, посмотрит на дайри моем.
Сапфир: Бред. Мне не нра. Ну ладно, покормлю вас потоком... кусь, вот почти алогика)))) Ммм... Сид, в общем. Позволю себе напомнить вам предысторию. Во время смуты в городе Сиде нашли какой-то странный старый артефакт и компашка старых магов с его помощью попробовала захватить власть и защититься от армии Алмаза. Сапфир, того не зная, полез сканировать магический фон города и попал в ловушку. Для всех это был "дикий крик и глаза во весь значок" (Руби). И вот что за этим скрывалось. Выхода нет. Если вы скажете, что бывают такие ситуации, я фыркну, пожму плечами и обзову вас глупцом. Я буду кривиться, возмущаться и подавлять желание поколотить вашей впавшей в уныние головой по столу, вытаскивая вас же из «безвыходных» ситуаций. Потому что их не бывает. Потому что я побывал в одной такой. Вам никогда не случалось идти по знакомой, уютной тропинке, где так уютно колышатся ярко-зеленые еловые ветки, под ногами мягко стелется трава, а небо над головой привычно освещает ваш путь своим единственным глазом-светочем? До мелочей знакомая дорога, родная вода в пруду рыбы-старожила. И дорожка эта ведет все дальше и дальше, безопасная, ласковая, и спать хочется, и журчит рядом речка, и ветер шелестит, а в ногах – легкость небывалая, и спокойно так... хорошо. Лечь бы поспать. Покой. А позади – усталость, а позади – изматывающая ежедневная война, а позади – грязь, пот, смерть, и ходики, выпрямляющие спину, двигающие твоими руками-ногами, крутящие шестеренки в неугомонной голове, крутящие и вертящие, швыряюшие и сгибающие, как белку в колесе на потешной ярмарке или глину в умелых руках гончара. И веки слипаются, и покой уютно укутывает тело, солнце расслабляет спину, отпускает натянутое тетивой тело – ластится под руку, гладит плечо, колосок щекочет щеку. И понимаешь – что все. Что спать и не нужны тебе ни ходики, ни пожар вечно голодный, пожар пожирающий, ведущий вперед, иссушающий до темных кругов под глазами, пожар пожинающий – жизнь пожинающий. Сжигающий изнутри и без остатка – и мир вокруг движется, пока горит мелкая искра, жжется, плюется обжигающими уколами. А тут – покой. И падаешь, будто в вату, в облако, летишь – невесомо, недвижно, на траве лежишь, в небо смотришь, землю руками гладишь. Дымка перед глазами, дымка в голове, дымка ползет, змеится по венам, дымка льется вместе с кровью, вдыхается с воздухом – к сердцу стремится. И стискивает ласково, поглаживая и ощупывая, елозит пальцами – и чувствуешь, что сейчас сожмется сердечко, съежится под призрачными ладонями, надуется в бесполезном побеге от мутной пятерни, и лопнет... И бежишь, бежишь как можно дальше, вдаль по тропинке, прочь от птиц и солнца, туда, к войне, грязи, поту и ходикам, что движут миром, что движут тобой... Бьешься о стену, с разбегу, с налету, и нету вокруг уже деревьев, травы, покоя и даже земли под ногами – тоже нету. Только понимание – чем больше бьешься, тем толще стенка. И не биться нельзя – птицей в клетке, кошкой с опаленым хвостом, бессильно шипящим под струями воды костром. Нельзя спать, нельзя на траву, в покой и под одеяло – и цепляешься за боль, за любовь, за память и чувство вины, ворошишь душу, ломом в самое сердце свое, в основы основ, только бы – болело, только бы – сгибало и переворачивало, только бы – не спать, чувствовать, не спать, ведь там – морок чуждый, ведь стоит забыть, и не успеешь и глаза к небу подвести, облака увидеть – и в сон упадешь без возврата. Поэтому – биться, поэтому – теребить воспоминания, душу теребить, потому что иначе – не жить. И бесполезно это, ведь чем больше рвешься, тем прочнее путы и крепче колпак, что воздвигла эта нежить. Не жить – нежить. Вот и бежишь и от первого, и от второго, и призраки стариков с тонкими пальцами и трясущимися подбородками держат морщинистые ладошки на куполе сна. И так бесконечно – не спать, не сдаваться, рваться снова и снова, тем самым только наращивая цепи и утолщая стенки. И так – быстро, мгновенно, односекундно – времени давно нет, тебя нет, мира нет, есть только это сейчас, память и эмоции, замешанные неутомимой рукой кухарки, взбивающей белок для пирога – пирога, который подадут этой проклятой прозрачной стенке... Есть щит под руками, которых нет, есть покой под ногами, которого нет да и ног, собственно, тоже нет. И есть безысходность – выхода нет. И светит тебе только солнце над зеленой травой, только возможность истончиться об эту стенку, отдав ей все до последней капли, разбиться стаканом воды, выплеснутым на белый кухонный мрамор. Расшибаешь коленки. А потом – благословенно – падаешь во тьму, и судорожно цепляешься руками за ночь эту, за пустоту, в неизбежном испуге: уже? Уже все? Уже покой? Солнце? Трава? Земля под рукой? И тихо считают ходики: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда... И нет стены, и нет тропинки, и нет травы... Есть руки, ноги, трещащая голова, жесткое кожаное седло под головой, полог палатки перед глазами и муть, муть, муть – в воздухе, на сердце и где-то под солнечным сплетением.... полконя за тазик.... а целого – за очень быстрый тазик... Тошнит. Сид мы все-таки взяли...
Рубеус: Метафоры в психоделе замечательные! И в целом очень впечатлило! Концовка снимает всё напряжение, правильно так - как вздох облегчения - вот этот тазик. Здорово.
Сапфир: Рубеус Ты хочешь коня? лови Лелика))))) он опять играть хочет)))
Рубеус: Я его не поймаю...он тяжёлый *Руби вспомнил, что он ещё и Пиндар и капризно надул губы* ))))) Родонит, я про первоапрельскую службу прочитал...Ыыыыыыыыыыыы!!!! Это, это....
Лазурит: Рубеус пишет: Родонит, я про первоапрельскую службу прочитал...Ыыыыыыыыыыыы!!!! Это, это.... ....Здорово*искренне* Большую часть этого огромного текста я самозабвенно ржал Не дай боже попасться в верующие к такому богу - да без чувства юмора))) Сапфир *тихонько одалживает у его величества швабру* Я тебе так скажу: в сюжете про Сид это очень важная часть повествования. Как оно было с "изнаночной" стороны - со стороны внешне бездеятельного Сапфира. *тихонько шваброй грозит*Ну-ка немедленно любить собственное детище!
Алмаз: Сапфир качественно глючно, молодец.
Родонит: Сапфир Брр, мороки мерсские. Покоя нет... покой суть смерть, так?) *вспоминает* И нееет нам покоя... Хотя с точки зрения дао... *задумался* Ладно, неважно. В общем это интересно. Сознание отдельно от тела вообще один из млих любимых закидонов Прежде чем поймать Лелика надо, чтоб его кого-то скрутил, поднял и кинул... Рубеус, Лазурит Я рад, что смешно. Мне, кстати, когда читаю не смешно почему-то) Поиск мест, которые стоило было улучшить и проверить затмевает все.
Сапфир: Родонит Лелика не надо кидать, она сам кидается)))) Самовольный у тя конь)) Идеальных текстов не бывает... (уныло)
Алмаз: Постепенно раздаю долги. Вот конкретно это в незпамятные времена обещал Рубику, да и в тему оно теперь. Как всегда - не то, не так и не о том, о чем собирался. Качеством не удовлетворен. Да. Мой Сид. После. Очень осторожно, по самому краю. По узкой полоске земли, истоптанной солдатскими сапогами и резко перечеркнутой бурыми подтеками. Но крови здесь нет. Она – за линией. Линия четкая, заметно округлая. Как будто провели каким-то инженерным инструментом. За ней – та же безликая пыль и редкая трава. Только темная от крови, раздавленная серо-сизыми и багровыми ошметками людей, заслонивших этот город собой. От нас. По полю за чертой ходят люди с закрытыми лицами. Одни – в форме, у них носилки и твердые шаги, от которых мерно чавкает сытая земля. Собирают лопатками, отскребают детские ножки от животов старух, аккуратными пучками укладывают клоки волос. Одеревеневшие от накрученных усталыми магами блоков. Другие – робкие, группками. С перекошенными ртами, тихо бессловесно воющие. Берут руками смерть и грязь, скатанные на этом поле в один тонкий слой вещественного ужаса. Жмутся друг к другу, шарахаются от солдат. Звенящую, камерную, невыносимую тишину безуспешно пытаются нарушить насекомые. Каждые пять минут капралы механически достают зачарованные амулеты и синхронно щелкают по ним ногтями. Летучие падальщики осыпаются вниз. Неловкий солдат промахивается, и на черту выкатываются пальцы. Сразу три. Они перекрывают мне дорогу, и я жду, пока их уберут. Третий круг заканчиваю у поворота к ямам, которые когда-нибудь назовут могилами. Пока это просто рвы, заполняемые скоропортящимися останками живых, беззащитных и невинных людей. С тележек и носилок. Деловито, спокойно, не сталкиваясь стеклянными взглядами и колесами скользких от людских внутренностей тачек. Спокойно. Все уже закончилось. Скоро земля стыдливо прикроет и переварит остатки Сидского пира. Приятного аппетита ей. В ушах звенит от убитой горем тишины, от только что снятого заклинания, которым глушили крик моего умирающего младшего брата. Все закончилось. Можно не смотреть. Можно оставить солдатам сбор изрубленных моим средним братом детей. Можно тронуть за рукав замершего на повороте жреца и избавиться раз и навсегда от этого слепого дикого неба, от вязкого теста из пыли, слизи и безумия, облепившего Сид. Навсегда мертвый Сид, сколько бы ни родилось в нем новых людей, готовых идти на заклание. Жрец смотрит сквозь меня. Их тоже «закрыли». Корунд успел, когда ненадолго приходил в себя. Высшие маги выложились до предела, до последней капли. Что они делали, чем держали его душу – не знаю, такие уровни мне недоступны. Я был только проводником для потока силы. Который дал время пробиться, раздавить, уничтожить. Спасти. Я ничего не видел. Я должен был видеть. Я должен был взять на себя хоть часть вины, о которой он завтра не вспомнит. А мне достались темнота под веками, прокушенная губа и до отчаяния мощная река чужой, разрывающей магии. Они спят. Оба. Белые, тихие, страшно похожие. Никогда не замечал раньше. Зелье задумчиво мерцает, сыплет блики на груду подушек, озаренных пламенем алых волос. Цвет свежей, горячей, живой крови. Там, на поле, кровь свернувшаяся, погасшая. Похожая на ржавчину, как пишут в книгах. Мы выкованы для таких битв. Для чести и подлости, для парада и бойни. Сколько осталось времени, прежде чем эта ржавчина нас съест?
Рубеус: Ал, это жуть. (хотя мне дико нра, но...блин, я ж не отмоюсь теперь, только сейчас осознал, что я творил) Я уже по телефону сказал, что думаю. Концовка - вообще... Надо выплывать из мрачняка...а то и правда съест.
Сапфир: Алмаз У меня только один вопрос. Как руби не помешался после этого? За такое нас должен народ ненавидеть.... =( А ты молодец.
Алмаз: Я подумал, что за все надо отвечать. И что пафос победы всегда чреват тошнотворным ужасом. Вот как-то попробовал сказать это, хотя честно хотел написать про Рубика. Не знаю, как он не съехал крышей. Видимо, блоки "семейные" его держат.
Рубеус: А я крышу гвоздями прибиваю)))))))))))) Нет, если серьёзно, я двинулся, просто этого не видно пока. Мы все с прибабахом, просто это правда ещё не аукнулось...к счастью.
Соичи Томо: Смотрите и ужасайтесь! http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/30685862.jpg Узнаешь героев - получишь пряник! Тульский. (рисовалось в три ночи %) ) http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/30685860.jpg Соичи и бог.
Соичи Томо: Ха-ха, и это еще не конец. :) Шутю. Это рисовалось давно, но, думаю, может понравиться. Это была типа шпора по отрицательным героям, но потом дорисовались и положительные. http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/30686841.jpg http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/30686845.jpg http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/30686853.jpg http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/30686867.jpg http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/30686877.jpg http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/30686883.jpg http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/30686889.jpg
Рубеус: Соичи Томо симпатично) А Сапфирка на Джедайта причёской похож))) Да, а что это Соичи так Богом недоволен, или он Бога не видит, а тот так с интересом заглядывает?
Нефрит: Я полагаю, Джед ему мысли подсказывает, а Соичи напряженно так думает)
Дарий: Сапфир вообще очень ехидный получился. Да, полагаю, Нефрит прав: муза в лице бога подсказывает решение Соичи.
Сапфир: Богиня Знаний и Воды)))))) Ами-тян
Алмаз: Художники молодцы))) Отдельное спасибо профессору за Рубика и Из. Очень хорошие позы и выражения лиц))
Алмаз: Подумал, что пора последовать примеру братьев и написать краткий экскурс в прошлую личную жизнь. Ибо одной работой не живут, знаете ли Как обычно - блеклая проходная чепуха. Как надоем - выгоняйте из творчества пинками. - Тебе еще не надоело? - Пока нет. А что? За креслом что-то блеснуло. Слишком ярко и не тем цветом – но это я заметил позже, когда на утренний свет уже была извлечена усыпанная камнями алая туфелька. - Это тебе еще надо? – поинтересовался я, оборачиваясь к кровати. Оттуда сонно улыбнулись и небрежно махнули рукой. - Нет, конечно. У меня новых полсотни пар, а эти чертовски жмут, - голос был чуть хрипловатым не спросонья, так она говорила всегда, сколько я ее знал. - Да, я помню. Настолько, что ты не смогла дойти до своей комнаты, - туфелька все-таки отправилась под кресло, к уже найденной второй. – И не совестно вам, леди Флаверит… - Миледи! – поправила Флави, блаженно потягиваясь. – Герцогиня Шерл, между прочим. - Извини, забыл. Тогда тем более нехорошо. - Что? – искренне удивилась «герцогиня» и перевернулась на живот. Я как раз перебрался ближе к кровати и мимоходом поцеловал ее загорелое плечо, провокационно выглядывающее из тяжелых шоколадных прядей. - Флави…ты же приличная замужняя женщина, - под кроватью тоже ничего не было, кроме толстой книги, оказавшейся «Построением малозатратных заклинаний». - Надо было вчера тебе об этом напомнить, - фыркнула «миледи Флаверит». – Слушай, может хватит? Далась тебе эта пуговица! - Ты не понимаешь… - в порыве возмущения стукнувшись головой о какую-то перекладину, я все-таки вылез и встретился взглядом с самой шикарной и самой ветреной дамой своего двора. – Это не просто пуговица. Это пуговица, оторванная в порыве страсти прелестной ручкой самой леди Флаверит, маркизы Канберрийской, да простит она мне великодушно это имя. Флави криво усмехнулась – наверно, слышать свой «девичий» титул она уже отвыкла. Или вспомнила, как вчера оторвала эти злосчастные пуговицы. Две нашлись сразу – я на них наступил. А вот третья… Возможно, я бы не стал ее искать, не поинтересуйся Флави рассеянно, где может валяться последняя. Кажется, ей было так же неловко, как и мне. - Леди прощает и просит впредь называть ее так, как угодно вашему величеству, - кротко проворковала «герцогиня Шерл», смиренно опустив черные глаза. - Как удивительно покорна ваша светлость! Не вы ли… - Я, - решительно перебила Флави. – И в первый раз я, и во второй. И пощечину – тоже я. А судя по тому, что меня до сих пор не казнили… Я сел на ковер рядом с ней. Беззаботная, влюбчивая Флаверит, в свое время здорово уязвившая мое мальчишеское самолюбие. - Почему? Она не переспросила, о чем это я. Вопрос был очевиден. Вчера мы благополучно его миновали, добравшись до постели, но он никуда не делся. - Все меняется, - Флави отделалась банальной фразой - Что ты так скривился? Правда ведь. Меняются не только времена года. Слава великим богам, меняются некоторые мужчины, - теплая ладошка дотронулась до моей щеки. – И, соответственно, меняются и некоторые женщины. А вместе с женщинами меняются и их решения. И «ни за что на свете» очень даже может превратиться в «хочу»…кстати, последнее еще в силе. В дверь сухо и требовательно постучали. - Ваше величество, мы опаздываем на восемь минут. Я жду вас у лестницы. Я не сразу узнал голос Карата – еще одного «гостя из прошлого». К бывшему бабкиному соглядатаю я с огромным трудом привыкал заново. - Я сейчас…Флави, прости. Ты же видишь… - Вижу. Вернее, слышу. Такой голос, до жути знакомый…может, ты сразу оденешься, а потом будешь собирать бумаги? - Ни в коем случае! Так я что-нибудь забуду, - объяснил я, курсируя между столом и шкафом. Сидящий на полу Айс недовольно мяукнул и цапнул меня за штанину. Я остановился и понял, где еще не искал эту проклятую пуговицу, чтоб ею богини подавились… Флави смеялась, аккуратно передвинутый кот нервно умывался, а я с гордостью рассматривал пуговицу, извлеченную из-под Айсова хвоста. - Теперь можно спокойно уходить. А эта мелочь останется на память о том, что больше не повторится…верно, Флави? - Верно, - спокойно согласилась герцогиня Шерл, садясь на кровати и умиротворенно наблюдая за тем, как я одеваюсь. – Ты же знаешь, я не люблю однообразия. - Еще года два назад я бы обиделся. - И зря. Я не могу быть верной женой или любовницей, но умею быть верным другом. - Это, конечно, ценнее, - признал я. Под аккомпанемент стука в дверь и приглушенного деревом и магией ворчания секретаря, я поцеловал Флави на прощание, не стараясь запомнить вкуса ее губ. Слова были куда важнее. Уже в дверях она меня окликнула. Я улыбнулся – в пальчиках бывшей Флаверит Канберрийской, однажды справедливо назвавшей меня «полудохлым ублюдком», была та самая пуговица. Флави довольно жмурилась.
Сапфир: Алмаз А вот и обойдешься! Мне понравилось. Признаюсь в этом, ручаясь честным именем Сапфира.
Рубеус: Ал, это здорово. Вот как-то ты так пишешь, что сразу чувствуется, вот эти события происходили, эти люди существуют, и текст такой зрелый, авторский, как и не фанфик по игре, а книги кусок - хорошей такой книги... Я остановился и понял, где еще не искал эту проклятую пуговицу, чтоб ею богини подавились… Флави смеялась, аккуратно передвинутый кот нервно умывался, а я с гордостью рассматривал пуговицу, извлеченную из-под Айсова хвоста. Вот этот момент вообще гениален))
Карат: Алмаз, н-да, вы без меня, Ваше Величество, и шагу то, получается, не делаете. Мне тоже понравилось.))
Алмаз: Сапфир Рубеус Карат спасибо, ребята. Я польщен и заткнулся на некоторое время Рубеус пишет: текст такой зрелый, авторский Вот почему меня хвалят больше всего за самые "на коленке написанные" вещи, а?)) Карат пишет: н-да, вы без меня, Ваше Величество, и шагу то, получается, не делаете Однозначно. Я без тебя никуда и никак.
Соичи Томо: Алмаз , Вешество, а потому что все эти "на коленках сделанные" вещи идут от нашей блудной музы и от гениального подзознания. Мои рисунки становятся отличными только ночью, при наличии музы и депрессии. Вот тут на днях от скуки душевной нарисовался для Вас подарочек, а потом и Сапфиру... Правда, это было не ночью, а при ожидании очереди на обсуждение ВКР, но муза и депрессия были в избытке. Жаль, что пока писательская муза моя мертва. Чесслово, король, я исправлюсь! Буду писАть много и хорошо! *делаю честные-пречестные глаза*
Алмаз: Соичи Томо сканируй - и в народ! Ждем тебя с сессии, не переживай и спокойно сдавайся
Алмаз: Все, вешаю это - и больше ни слова. Минимум через две чужие плюшки. Ыыы...так и не смог сократить От младшей девочки веяло теплым и радостным любопытством, в ауре старшей мелькали иголочки недоверия. «И это в двенадцать-то лет – такой скептицизм!» Герд обезоруживающе улыбнулся нахмуренным ниточкам-бровям и пытливому взгляду: - Нет, сказок я не знаю. Рассказываю то, что видел сам…как это у вас говорят? – молодой человек глянул на сидящую на его коленях малышку. Та просияла и с важным видом ответила, старательно четко выговаривая слова: - Почем купил, за то и продаю! Да, да? – она уже поняла, что гость понимает не все. И с ним потому надо говорить громко и внятно. - В точку! Спасибо. Девочка засмеялась и дернула кудрявой головой, стукнув Герда макушкой по подбородку. Он нисколько не обиделся. - Беата, Мари, не мучайте гостя! О, маленькие негодницы! Где же булочки? – звучный, мелодичный голос хозяйки юноша понимал чуть лучше. Хотя…даже если бы он не мог разобрать ни слова из речи этой чудесной женщины, все равно кивал бы. В крепких руках хозяйки исходила умопомрачительным ароматом мяса и пряностей глиняная миска. Герд смотрел на женщину преданными собачьими глазами, забыв о самодовольстве столичного жителя и будущего магистра. - Спасибо вам, матушка, что не даете погибнуть от голода бедному студенту! Суп. Горячий, наваристый, густой…молодой человек сглотнул слюну и хотел попросить ложку, но старшая девочка (предположительно Мари) его опередила. - Возьмите, пожалуйста, - «пожалуйста» она произнесла по-своему, смешивая средние слоги в один долгий звук, но Герд понял и благодарно кивнул. - Боги милостивы, а люди должны быть милосердны, - промолвила хозяйка, тяжело опускаясь на противоположную скамью. В ауре женщины что-то дергалось, темная полоса спускалась от левого плеча к ногам. Гость навскидку сказал бы, что ее беспокоят боли в суставах – все-таки он был медиком, хоть и только на втором курсе. – Беата, не мешай молодому господину есть. Девочка состроила умильно-жалобную рожицу: - Мамочка, я же тихонечко! Правда? - Она совсем мне не мешает, - в доказательство Герд зачерпнул ложку супа и с трепетом душевным отправил ее в рот. Вкус, под стать запаху, был божественный. – Да и какой я, собственно, «господин»? Так, скромный грызун науки… Беата пронзительно-звонко захохотала, и юноша придержал ее рукой, чтобы не свалилась. Видно, представила, как улыбчивый синеглазый гость вцепляется зубами во что-то большое и твердое, как жернов. Даже Мари хихикнула в кулачок, отворачиваясь. Хозяйка покачала головой, подвигая ближе к стремительно пустеющей миске корзинку с хлебом. - Скажите, вы ведь родом не из этих мест? – полюбопытствовал Герд, вылавливая квадратик мяса из гущи. Как давно он не ел так вкусно! С тех пор как у отца закончились деньги или раньше? - Приезжие мы, - кивнула хозяйка, подтверждая очевидное. – С востока, из Калаби. - Это где? – Герд признал поражение. - В географии я не силен, да сейчас и жрец ногу сломит в этих названиях. Сегодня одно, завтра новых три… Женщина улыбнулась грустно-грустно, от нее потянуло стылым холодком переболевшего горя. - Самый юг Романского полуострова. Прежде там было княжество Дравит, теперь не знаю что. Как мужа, отца этих вертихвосток, убили «земляные крысы», так продали дом и уехали. Тут вроде поспокойнее. - Крысы?! – переспросил молодой человек. Девочка у него на руках вздрогнула. - Так у нас прозвали чиновников, что землю делят. Их теперь так много… Князь Дравит-то умер, а сыновей у него было восемь. Вот и порезали все владения на столько же кусков. А Мауро мой…он не захотел наше поле отдавать. Потеряв всю свою серьезность, Мари прижалась к матери. Почему-то на Герда она смотрела так враждебно, как будто это он был во всем виноват. - Второй год мы тут. Купили эту лавку, так и живем, - спокойно закончила рассказ хозяйка, одной рукой обнимая дочь. – Да все никак в столицу не выберемся. Студент проглотил суп и вместе с ним рвущиеся с языка слова «лучше бы вы остались там, где жили». - А какая она – сто-ли-ца? – Беата мгновенно переключилась на новую тему. Что Герда только радовало – конечно, несколько гладких слов сочувствия и утешения он бы нашел. Но не хотелось платить доброй женщине за еду ложью. - Вы же начали рассказывать, - подала голос старшая девочка. Юноша широко улыбнулся – раз тон такой укоряющий, значит все-таки и ей интересно. Он глянул на хозяйку, и получив ее молчаливое одобрение, продолжил прерванный супом и грустью рассказ: - На чем я остановился? А, да. Точно. Так вот: самые богатые храмы и самые красивые дома – в центре, около дворца. Город идет от него, как круги по воде. Чем дальше от середины, тем бледнее краски, тем старее отделка. Хотя…она и в центре не очень, - честно признал Герд, чтобы не совсем грешить против истины. – Раньше, говорят, было красивее. Когда правил…как же его…вот голова дырявая, а? На смущенный взгляд студента Беата торопливо махнула ручкой – «не важно, продолжай». - В общем, не помню. Я-то родился уже в царствование ее величества Базальт… - А правда, - неожиданно вклинилась в разговор хозяйка. – Что старая королева того…демоном одержима? Герд лукаво ухмыльнулся. Вот теперь ему все стало ясно: и зачем его пустили в дом, и за что кормят не как случайного прохожего, а как дорогого гостя. И кому он самом деле должен рассказывать сказки. - Ну-у, кто ж это может знать! Только самые сильные жрецы, но разве они правду скажут? - Не скажут, - буркнула Мари так, как будто у нее со служителями богов были какие-то свои счеты. - В точку, девочка. Как бы оно ни было, королева очень-очень старая и очень-очень сильная. Говорят, что она весь замок заколдовала и что теперь он живой. И даже разговаривает, если обойти его трижды в полнолуние и дать главному камню выпить три капли своей крови. Вот только где этот камень… Три пары глаз зачарованно уставились на молодого человека. - А еще у королевы есть кольцо волшебное, в котором она всю-всю свою магию хранит. Оно такое сильное, что если простой человек его наденет – его на куски разорвет! Мать семейства охнула, прижав свободную руку к щеке. В глазах вдовы-беженки было столько счастливого ужаса, что Герд упоенно продолжил: - Во дворце столько чудесных вещей, что если бы кто-то решил их посчитать, то ему жизни не хватило бы! Много веков стоит Канаанский замок, и все это время короли прятали в нем самые ценные сокровища, самые сильные талисманы! - Что же тогда Базальт их не использует? – резко, почти презрительно крикнула Мари, вырываясь из объятий матери. – Чтобы прекратить войны, чтобы люди не гибли от голода и болезней! «А она та-акой красоткой вырастет!» - не к месту подумал Герд, отшатываясь от обжигающей злости, которой полыхнула аура девочки. - Это невозможно, Мари, - мягко, осторожно сказал молодой человек, используя все свое обаяние. – Они очень-очень старые и никто не знает, как ими пользоваться. Разве что боги, но они… - Богам тоже все равно. Мы никому не нужны. - Мари! – тихо, но строго одернула дочку хозяйка. – Не богохульствуй! Она покосилась на угол, где в тонкой деревянной рамке висел простенький амулет. Герд даже не разобрал, на какого бога надеялась эта добрая женщина. Мари закусила губу и отвернулась. Но не ушла – слушала. - Еще! – потребовала Беата, равнодушная ко всем богам на свете. - Хорошо, слушайте еще. Мне рассказывал один товарищ, у которого дядя служит в замке, что каждый вечер во дворце пиры да балы. Пышные, громкие! Все как положено. Только королева никогда не ходит на них. - Почему? – возмутилась малышка, ерзая на коленях рассказчика. – Это же, наверно, так весело! - О-о-о… - Герд многозначительно возвел глаза к потолку. – Она не хочет встречаться с принцами. Говорят, что она так тоскует о сыне, что не может видеть внуков… - А я слышала - это потому, что они чудовища, - тихо заметила Мари. Хозяйка всплеснула руками: - Да где ты этого нахваталась?! Боги, что за ребенок… - Ну-у…я как-то видел одного из них. Среднего. Не похож на чудовище. Нормальный мальчишка. Рыжий, как морковка в этом супе…кстати, спасибо! А младший, как дядя Ром рассказывал, тихий как мышь, все время в библиотеке сидит…это такое место, где много книжек. Беата кивнула, сделав вид что поняла. «Эх, в школу бы им!» - мимолетно посетовал Герд. «Такие смышленые девчонки…да только кто возьмет учиться девочку, да еще и дочку лавочницы?» - Скажете, и наследник не чудовище? – с недетской иронией в голосе поинтересовалась старшая девочка. - Кто знает… - молодой человек постарался пожать плечами как можно беззаботнее. Но он, как и всякий городской житель, знал, в какое время лучше не появляться на улице. И почему из дворца не возвращаются те слуги, что видели что-то лишнее. - Говорят…- под тяжелым, испытующим взглядом Мари даже врать не хотелось. Почему-то само говорилось то, во что сам Герд почти верил. Ругал сам себя за мнительность и глупость, но… - Говорят, что наследник умирает, и сама королева держит его на этом свете таким мощным заклятием, что оно сводит ее с ума. - Наверно, ему очень больно? – вдруг серьезно спросила Беата. И как-то сразу стало видно, что они с Мари очень похожи. Широкие скулы, выразительный рот, острый подбородок...нет, не то. Не все. - Больно. Представляешь, как это больно – все время умирать? И от этого он очень злой. Очень… - Тише! Вдруг услышит, - шепотом перебила старшая девочка. – Если…эй, вы куда? Поймать Герда за рукав сорочки она не успела. Он резко встал и поднял руку – «слушайте!» Хозяйка услышала крики первой. Мгновенно схватив в охапку не успевших ничего понять дочерей, она ринулась куда-то в комнаты. - Идемте, молодой господин! Там подвал… Но Герд ее не слышал. Помотав головой, он шел к двери. Почему-то мягко, как будто в тревожной тишине боялся заглушить шагами далекое пока конское ржание и топот копыт. В последний раз оглянувшись на женщину и девочек, он приоткрыл дверь и скользнул в промозглые октябрьские сумерки. Потрепанная студенческая куртка так и осталась висеть на гвозде, между детской шапочкой и связкой душистого остролиста. Беата шмыгнула носом. На улице было не столько холодно, сколько сыро. Герд поежился, но возвращаться не стал, боясь растерять азарт и одуматься. Он сам не мог бы объяснить, почему ему оказалось так жизненно необходимо знать, откуда эти душераздирающие крики. Мало ли кто мог напасть на деревню? Хватало и разбойников, и отчаянных дворян, желающих отобрать владения у соседа… Интуиции Герд выучился доверять еще тогда, когда против воли отца подал документы на медицинский. А юристов через месяц расформировали, разбросав недовольных студентов по самым скучным факультетам... С тех пор юноша был внимателен к внутреннему голосу. Он чуял, которая из хорошеньких девушек замужем, и который билет не выучен, и где можно заработать, не подставляясь. Пробираясь кустами к главной улице, Герд впервые усомнился в этом чутье. Когда что-то горячее, узкое схватило его поперек туловища и швырнуло на землю, он окончательно в этом удостоверился. Мрачное небо кувыркнулось, грязная дорога ударила в спину так, что в глазах потемнело. И как будто что-то разбилось внутри – то самое, что слепо и упорно тащило его сюда. Шум голосов нескольких десятков людей, запах лошадей и почему-то крови, чей-то неприятный грубый смех. Все сразу, одной лавиной грохнулось на ошеломленного Герда. - Смотрите, какой резвый! Пойдет? – лениво протянул один из всадников. От зажатой в блестящих от колец пальцах рукоятки сбегала темная змея хлыста. Хлыст шевелился как живой и другим концом мертвой хваткой обвивал Герда. Боли он почти не чувствовал, хотя врезавшуюся в мышцы струну ощущал так же ясно, как камни под спиной. - Вполне, - ответил негромкий, какой-то бесцветный голос. - Но… - неуверенно возразил кто-то, и Герд попробовал повернуть голову, чтобы увидеть обладателя это робкого голоса. Вельможа с хлыстом любезно помог ему, от души дернув рукоятку. - Думаешь, не пойдет? Или у вас на севере таких убивают на месте? Лицо черноволосого молодого человека было каменно невозмутимым, но что-то в его яркой, сильной ауре нервно дрожало. Он молчал. - Какой-то он тихий. Скучно, - сказал тот же невыразительный голос и поверх первой плети мягко, деликатно легла вторая. Герд заорал. Боль рвала горло, сыпала перед глазами алые круги, и он не сразу увидел своего мучителя. Только неясное светлое пятно. - Так бы сразу! – красиво засмеялся кто-то справа. – Учись, Армонит! - Ах, куда уж мне…- притворно вздохнул владелец первого хлыста. Разогнав кровяную муть в глазах и с трудом сцепив зубы, Герд поднял голову. Белый. Белый совсем. И черные глаза. И тут он проклял собственную эмпатию, которую не первый год бережно шлифовали профессора-медики. Ударило обжигающим, едким холодом, сдирая кожу, вышибая душу из корчащегося в объятиях кнутов тела. По ранам, по нервам – как жидким огнем. «Что это??? Что…» Презрение. Тоска. Злость. Стыд. Усталость. Омерзение. И все – не наружу. Все внутрь себя. На себя. Герд захлебнулся отчаянным криком и потерял сознание. Третий хлыст, занесенный молчаливым дворянином, упала с правильной оттяжкой, что одобрили все присутствующие, но увы – уже на неподвижное тело. - …Молодой господин! Очнитесь! С трудом приоткрыв глаза, Герд увидел лицо Мари. Ожесточенное, дикое, красивое до жути. Где-то рядом вяло всхлипывала Беата. - Ма…ри? Она поморщилась: - Не говорите ничего. Беа, закрой уши. Малышка послушно прижала грязные ладошки к голове, пачкая чудесные светлые волосы. - Что? – выдохнул Герд, пытаясь оторвать затылок от земли. Та держала крепко, но в конце концов поддалась. - Мама…ее закрыли в доме…дом горит… - девочка цедила слова сквозь зубы, глядя куда-то поверх дрожащего, покрытого кровавой коркой плеча собеседника. Герд проследил за ее взглядом – повернуть шею уже было почти не трудно. По сравнению с усилием на то, чтобы привстать, это была чепуха. Пятеро всадников вертели в руках легкие копья. Тонкие, как тростинки. - У вас пять минут форы. «Не черные, нет… Фиолетовые»
Дарий: Алмаз, солнышко, в пятницу я пугал Вас в аське. Обещала в понедельник припугнуть. Вот. Вам в конец поста. Ну, еще можно всем желающим, но только выпейте валерианки. http://www.diary.ru/~SkivGreat/p44562662.htm
Алмаз: Нисколько не боюсь)) Спасибо, дорогой эстонец!)))
Дарий: Алмаз , а стоит остерегаться! Я еще до Ятена не добрался! И до Сейи!
Родонит: До меня-меня доберись А то до меня-Нефрита добрался...
Дарий: ой, еще один приверженец Джедайта....*задумчиво* Попробую.:)
полная версия страницы