Форум » Библиотека » Творчество по игре » Ответить
Творчество по игре
Алмаз: Выкладываю обещанное творчество, написанное нами по ролевой. Это воспоминания наших персонажей. Наше прошлое. Наш канон, по которому мы играем П.С. Начинаю с себя не от мании величия, а потому, что я это безобразие затеял Все стилистические ошибки намеренные
Ответов - 166, стр:
1 2 3 4 5 All
Алмаз: Я задыхался. Тесный мирок, замкнувшийся неразрушимыми кольцами стен дворца, враждебных глаз и предназначенной мне короны был помойкой. Воняла протухшая еда в углах зала-столовой, кислятиной несло от вечно грязных слуг, миазмами перегара и сплетен отравляли воздух придворные. Дворец-свалка, дворец-хлев. Идя на завтрак (пораньше, чтобы меньше нелепых фигур), я слышал, как падает со стен штукатурка, как шуршат в разваливающихся шкафах мыши, как где-то капает с потолка мутная жидкость неизвестного происхождения. Из-за дверей – хамски захлопнутых или небрежно распахнутых, как в хлеву – доносился храп или ругань. Редкие комнаты, в которых молчали, я проходил еще осторожнее – иногда в таких тихих уголках натыкались на трупы, а я был и остаюсь невообразимо брезглив. Я шел по скользкому от грязи полу, по гулким коридорам, стараясь не встретить чужих любопытных глаз – худой, бледный подросток с затравленным взглядом, задыхающийся от отвращения. О да, я чувствовал отвращение. Наверно, еще в немытых руках принявшей меня служанки я понял, как омерзителен этот мир, и это ощущение осталось со мной, липким ядом проникнув внутрь. Я не научился радоваться, не смог выдавить из отравленной души ничего, кроме нетерпеливого презрения к этому разваливающемуся дворцу, к бушующей за его стенами голодной и разрушенной стране, к людям с лицами гиен и лисиц, к самому себе, такому жалкому и беспомощному, раздавленному тяжестью этой пытки. Я сходил с ума от отвращения к тем, кого видел. Они были чудовищно уродливы, эти люди. Придворные, жрущие и совокупляющиеся с животным бесстыдством, чуть ли не под носом у моей венценосной бабки, в которой маразма и нравоучений было ровно пополам. Я завидовал братьям, у каждого из которых было свое пространство. У меня не было стремления ни к знаниям, ни к воинской доблести, только дикое, разрывающее мое пустое и вялое сердце отвращение. Я бросился во все тяжкие, принес себя в жертву всем порокам, какие только обитали при дворе, но не мог заглушить это чувство ни на минуту. Это было так больно, так невыносимо мучительно! Я втайне надеялся, что смогу загонять себя до смерти. Я бы давно убил себя, если бы не древняя упрямая гордость – все, что осталось от некогда великих предков, да не ясные глаза моих братьев, которых я иногда замечал рядом. Сваливаясь в обморок посреди пьянки или кашляя кровью после малейшего физического напряжения, я с мрачным удовлетворением думал, что скоро все закончится. Мой слабый и болезненный организм позволял надеяться на такую развязку, но увы – я так и не смог доконать себя. Я не хотел, чтобы продолжилась эта вырождающаяся линия, я очень боялся стать таким же беспомощным уродом, как мои бесславные родственники. Уж лучше это был бы кто-то из братьев – они были гораздо здоровее меня и телом и духом, видно животворная кровь нашей матери, не испорченная веками кровосмешения, спасла их от того кошмара, в котором тонул я. Как-то незаметно я перестал общаться с братьями, совсем. Я не смог бы найти слова, чтобы поделиться с ними своим страданием, а они бы не поняли. Видеть _их_ отвращение или, хуже того, жалость ко мне…это было невозможно. Это было единственное, чего я бы не выдержал. Я стал равнодушен ко всему, но этого не перенес бы. Самым чудовищным был момент, когда старая королева, наша бабка, уходила в иной мир. Я был подавлен как никогда раньше, в те дни я очень много пил, чтобы хоть как-то заглушить проклятые мысли. Когда склизкая корона, склепанная предком-варваром в порыве полукрестьянского вдохновения, особенно угрожающе нависла над моей раскалывающейся от постоянной боли головой, я готов был перегрызть себе вены. И если бы не Рубеус и Сапфир, жавшиеся ко мне под ливнем брезгливого пренебрежения и фальшивого сочувствия, я так бы и сделал. Мы сидели вместе, в моей бывшей комнате, пропитавшейся пьяными криками и дешевыми духами. Жалкий огонек свечи выхватывал из полумрака то печальное лицо Сапфира, то сцепленные в жесте отчаяния руки Рубеуса. Я допивал третью бутылку, не глядя на них, я ждал окончания этого трагифарса, и видел почему-то в полубреду свои собственные похороны. Кто-то ввалился в дверь – кажется, стражник, почти такой же пьяный как я. Заплетающимся языком он попробовал выговорить «Коррролева…ва…это..» Рубеус дернулся, Сапфир издал странный звук, похожий на всхлип. Где-то за стеной раздался громкий гогот и свист. И в эту секунду у меня внутри что-то взорвалось. Я поднял вдруг ставшую легкой голову и с немыслимой четкостью увидел этого замызганного солдата, сообщающего наследным принцам о смерти королевы. Я задохнулся от ярости, прокатившейся волной по всему телу. Этого момента я ждал всю свою нескладную жизнь. Не помню, что я рявкнул тогда на попятившегося в панике стражника, но помню, как звенел мой голос под каменным сводом. И как внезапно все кругом замерло. И как мне перестало быть страшно. Навсегда. Я выбежал из комнаты. Я не мог дышать. Всю ночь я бродил по саду, едва не натыкаясь на деревья, сжимая холодными от счастливого ужаса пальцами пылающие виски, не соображая, что делаю. Но не так, как раньше, а как-то совершенно по-новому. Ледяная, ясная, радостная ненависть заполнила меня. И я боялся ее расплескать, и не слышал и не видел ничего, вслушиваясь в себя, в эту звенящую легкость, вымывшую меня изнутри. Я. Был. Жив.
Сапфир: Брат пил смородиновый сок. Много смородинового сока. Постоянно. Сок был на его одежде, лице, руках, склеивал волосы розовой заколкой, окуты-вал сильным ароматом – оставляя, везде, куда бы брат не пошел, тонкий хвостик, красный и кудрявый, как мне тогда думалось. Мне он сока не нали-вал – говорил, что кислый и невкусный, так как кухарка забыла положить са-хар. Брат, кажется, очень любил кухарку и совсем не хотел ее расстраивать, раз все время пил этот кислючий сок. Хотя когда я спрашивал, как он может его столько пить, брат лишь смеялся и говорил, что кисленькое он любит. Оно пи–кант–но–е. Мне было шесть, и я уже очень хотел стать таким, как мой самый старший брат. Я потихоньку проходил на кухню и прятал в рукава лимоны. Лимоны должны быть куда кислее какого-то смородинового сока, думал я и ел их целиком. Старательно жевал, задерживая мякоть во рту и вы-сасывая сок. Они были ужасно кислые, а я это противное кислое никогда не любил. От него сводит небо и противно бурчит в животе. Увы, всю жизнь я - сладкоежка. А потом мне попалась бутылка старого смородинового сока. Ка-кой-то стражник, веселый и красноносый, сунул мне ее в день Почитания Бо-гов – сказал, выпей за здоровье брата, раз ты его так любишь. Сок был тем-ный, и в нем красиво играло солнце. Я убежал на задний двор и спрятался в корнях большого дуба, привезенного из Серебряного королевства. Сок я вы-пил залпом. Всю бутылку. Он был совсем не кислый, а сладкий и очень странный. Скоро мне стало грустно. Я сидел и плакал. Брат меня обманул. Вокруг валялись скукожившиеся шкурки лимонов. К чему они здесь? Зачем они вообще были? Я брал эти шкурки, вытирал ими слезы, размазывая грязь по лицу, и строил из них башни моих бесплодных побед. Башни строиться не желали. Так меня и нашел Алмаз. Так я впервые попробовал вино. Мне было семь.
Рубеус: Я родился в древнем и процветающем государстве. Так говорили придворные историки и мои учителя. У нас был великолепный двор. Так говорили иностранные послы и наши гости. А самое главное, у меня были чудесные родственники. Это я знал сам. Я запомнил их всех. Каждого. Грузную, толстую, даже жирную баронессу Циркон, которая вяло спорила с такой же рыхлой и пузатой Яшмой о самом важном государственном деле – стоит ли переименовать провинцию Тирион в Крантинию. Ту самую провинцию Тирион, которая уже два года как отделилась от Королевства и вела собственную политику… Герцогиню Турмалин, помешанную на традициях, чопорную и тусклую … Она запрещала возделывать поля на востоке, только потому, что раньше этого тоже не делали. И люди изо дня в день долбили каменную пустыню на юге и западе. Генерала Хризопраза, дряхлого настолько, что за ним всегда ходил мальчик-паж, чтобы вытирать ему слюни и сопли… В свалявшейся бороде главнокомандующего застревали кусочки еды, и оставались там неделями. Солдаты даже в глаза называли его Ваша Тухлость – он уже давно совсем не слышал, ничем не управлял, и его главной заботой было не запутаться в собственных ногах. Дисциплины не было. Армии не было. Ничего не было. Однажды я даже споткнулся о дворцового стражника, который развалился спать поперёк коридора. Свои амулеты и алебарду он проиграл ещё вчера, а сегодня, кажется, собирался проиграть форму. Болото. Слякоть. Глина, из которой нельзя лепить, потому что она снова расползётся липкой бесформенной кучей… Я ненавидел. Я ненавидел их всех. Лорда Халцедона, икающего, краснолицего хряка, разбивавшего палкой статуи, в которых ему спьяну почудилась насмешка… Министра экономики Лазулита, меланхоличного бездельника, целыми днями торчавшего в любимой оранжерее… Праздных придворных с бессмысленным взглядом и их потных, мутноглазых дам, у которых по щекам текла синяя тушь, с лица сыпалась пудра, а груди бесстыже вываливались из корсета… Мокрицы, твари, жалкие бесполезные пародии на людей. И над ними – Её Величество Базальт, въедливая, мелочная, выживающая из ума старуха, с которой нужно было сражаться за каждую пядь свободного места, за каждый глоток свежего воздуха, за каждый сделанный шаг. Выгрызать его – с жилами и кровью. Рвать по живому. Потому, что иначе нельзя. Иначе можно остановится и утонуть. Я хотел жить. Во мне всегда хватало бешеного упрямства, пробивающей всё решимости – всегда оставаться собой, что бы меня ни окружало. Быть сильным среди слабых. Быть умным среди дураков. Заставлять учителей по фехтованию, рукопашному бою и военной магии бить всерьёз – так, чтобы полумёртвым приходить в себя у целителей. Чтобы потом стать лучшим. Нарушать все эти глупые церемонии (может, изменят?) – не падать лбом в гранит перед троном Королевы, а становиться перед ней на одно колено. Не приглашать на первый танец бала престарелую фрейлину, а тащить отплясывать какого-нибудь мальчишку-офицера, дурачась и передразнивая то ли тётушку Турмалин, то ли её развратную племянницу Коралл. Когда двор в трауре, демонстративно носить яркое, чтобы все видели – мне наплевать на очередного борова или квёлую клушу, которым вздумалось превратиться в пыль. Я не сомневался – эта плесень ещё наплодится. Сколько не дави тараканов, на их место всегда приползают новые. …В нашем королевстве гнило всё. Оно разваливалось и разлагалось. В нём никто ничего не делал. Все жили так, как привыкли. Ни шагу влево. Ни шагу вправо. Только медленное и тошнотворное копошение на месте. И посреди этой стоячего благолепия – они. Мои братья. Младший – тихий, молчаливый Сапфир, с кучей книжек и странных записей, Сапфир, который запирался в своей комнате или библиотеке, так, что я никак не мог его отыскать, не мог заглянуть в его большие мечтательные глаза, и узнать о чём он думает, чем он живёт, со мной ли он ещё. И великолепный, сиятельный Алмаз. Старший. Сколько достоинства в простом повороте головы, сколько благородства в склонённом профиле, сколько лёгкости в танцующих движениях!.. И каким пустым бывал иногда его живой и умный взгляд, как обвисал безвольными углами чётко очерченный рот, когда Алмаз предавался кутежу и разврату. И тогда мне хотелось его обнять крепко-крепко и больше не отпускать, и шептать ему о том, как он светится, сколько в нем настоящей силы, сколько ненужной здесь, неуместной красоты, сколько скрытого величия, которое нельзя, никак нельзя потерять. Но я не знал как это сказать. Я не умел говорить так. А потому я его бил. Я хватал его за плечи и тыкал лицом в пыль, чтобы он пошире открыл свои глаза, и увидел, осознал, чем он становится… Бесполезно. Всё здесь было бесполезно. Куда бы я ни шёл, я везде натыкался на тупики. Я стучал в двери и окна, пытался их открыть, но только разбивал руки о монолитные стены… Замкнувшийся в себе, ушедший в книги, живущий в сказке Сапфир и бессмысленно предающийся порокам Алмаз. Они были хуже всего. И однажды, когда мой старший брат без сопротивления разрешил себя избить, я понял – дальше я его просто убью. И я оставил его в покое. Я вообще оставил в покое всю эту протухшую жижу, которая называла себя двором… А потом давний недуг свалил окончательно обезумевшую бабку… И я помню, - этого мне не забыть никогда, как мы сидели втроём, в комнате Алмаза. Сидели, вцепившись глазами в единственную свечку, и ждали смерти королевы. Алмаз пил. Нет, он не пил, он отчаянно и безобразно напивался, но у меня не было ни сил, ни права, ни желания его останавливать. Я до боли сжимал кулаки, и пытался не смотреть ни на него, ни на печально молчавшего Сапфира. Неожиданно в двери ввалился стражник, почти такой же пьяный как мой брат. Заплетающимся языком он попробовал выговорить «Коррролева…ва…это..» Меня передёрнуло, Сапфир, кажется, всхлипнул. Где-то за стеной раздался громкий гогот и свист. И тут Алмаз вскочил, и глядя прямо в глаза испуганному солдату заорал о том, как может тот, таким тоном, в таком виде, обращаться к принцам крови, о том, что он убьет любого, кто позволит себе такое, о том, что в этом дворце больше не будет грязи, о том, что… В его голосе звенел металл, всё вокруг разом стихло, всё слушало наследника Малахита и Сердолик. Когда Алмаз бросился из комнаты, я хотел схватить его за руку, но наткнулся на предостерегающий жест Сапфира. И не стал. Мы говорили с Сапфиром всю ночь, шептали друг другу какие-то глупости, и я обнимал его – своего любимого младшего брата, и понимал, что теперь я найду его, где бы он ни прятался – в лаборатории, в саду, в библиотеке – и что я всегда смогу его защитить. От всего. А на рассвете вернулся Алмаз. В мокрой от утренней росы одежде, с взлохмаченными волосами и сияющим лицом. Он прислонился к косяку двери и с какой-то странной, не свойственной ему теплотой посмотрел на нас. Что-то изменилось в нём, что-то важное – и это было во всём, в дерзкой линии губ, в демонстративно прямой спине, в уверенном развороте плеч. И тогда я понял. У нас есть король. И теперь он… - я поймал восторженный взгляд Сапфира – нет, мы, мы трое – справимся. Обязательно. Я не просто в это верил. Я это знал. И потом была коронация…
Рубеус: Рубеус рассеянно вертел в руках кристалл-оберег. Пушистые серебряные светлячки танцевали на тёмных гранях, складывались в причудливые узоры и растекались искрящимся водопадом. Кристалл был похож на звёздное небо. Такое, каким оно бывает только на Юге – сверкающая драгоценная россыпь в безбрежной черноте. Чтобы создать это чудо рыжий принц три недели изучал Магию Творения, копался в каких-то старых книгах, тайком сбегал в храм Нефрита – просить силы и покровительства Бога Ночи, и – вот он, вот! – у него получилось. В конце урока он обязательно подкинет кристалл в воздух – пусть вычертит под потолком созвездие Льва, пусть заставит их скептично-придирчивого учителя изумлённо ахнуть, а потом подлетит прямо в руки к Алмазу! Старшему скоро пятнадцать. Это будет его подарок. Камень-щит, камень-невидимка – он может скрыть от любопытного взгляда и отразить огневую атаку – ну, да, ненадолго, но ведь всё-таки может! Конечно, Алмазу не нужна защита, и ему не нужно прятаться, и вообще… Но он так любит всё красивое и необычное! Рубеус представил, какое довольное лицо будет у его брата – тот явно повесит кристалл на цепочку, наденет его поверх своей любимой чёрной рубашки, и снова будет сиять. У него самый лучший на свете старший брат. Рубеус восхищался его лёгкими, чуть небрежными манерами, его непринуждённым артистизмом, и самое главное, у Алмаза была такая взрослая улыбка – немного кривоватая и очень крутая. Рубеус так не умел. Рыжий заранее попросил Алмаза обязательно быть на этом уроке. Тот подмигнул, и сказал, что ради него, Рубеуса, даже не опоздает. Принц помнил, что уже пару раз рассчитывал на приход брата, но тот так и не появлялся. Алмаз часто прогуливает прикладную магию, особенно магию созидания – наверное, она казалась ему невозможно скучной. Но теперь у Рубеуса было обещание, и можно было не волноваться. Вот только урок…урок уже начался. Алмаз опаздывал. Алмаз опаздывал сильно. Кто-то из детей придворных о чём-то шептался, кто-то рисовал карикатуру на учителя, кто-то отчаянно зевал и пытался не заснуть. Рубеус ждал. Бесконечный поток светящихся формул и расчётов заполнял воздух. Скрипели, обмакиваемые в чернила, перья. Росли горы желтоватых, исписанных листков, потрескивали старые, лет сто не сменявшиеся стулья учебного зала. Рубеус так сосредоточенно смотрел на дверь, что не заметил, как учитель Кварц нарисовал знак окончания занятий. Про презентацию кристаллов учитель явно забыл, и никто ему об этом, конечно, не напомнил. Он часто всё забывал, этот Кварц. Он был чудовищно стар, чудовищно умён и чудовищно забывчив. Чудовищно. Но Алмаз-то не старый! Рубеус шмыгнул носом, заехал кулаком в стену и побежал к покоям брата. *** Сдёрнутая штора грудой шёлка лежала на полу, в распахнутое настежь окно задувал ветер, несколько пожелтевших листьев летало по комнате. Алмаз валялся в постели и меланхолично разглядывал потолок через пузатые стенки полупустого бокала. Младший принц остановился напротив кровати, нахмурился и исподлобья посмотрел на Алмаза. - Ты не пришёл. - Ну и что с того? – Алмаз лениво повертел в руке ножку бокала. Кажется, на ней была трещинка. Небольшая, но всё-таки. - Ты обещал. - Да ну, ерунда какая… - принц потянулся за бутылкой. – Будешь? Янтарная жидкость заструилась по хрусталю, наполняя другой бокал – прежний Алмаз выбросил в окно. Было слышно, как он разбился, и как кто-то – там, снаружи – испуганно вскрикнул. На скулах рыжего принца заиграли желваки. Рубеус начинал злиться. Он подошёл к кровати вплотную и потянул брата за руку. - Нам надо поговорить. Но лучше не здесь, – принц выразительно посмотрел на двери, за которыми пряталась молоденькая служанка. Алмаз пожал плечами. - Да что там такого срочного… *** На заднем дворе, возле каких-то обшарпанных построек, где, скорее всего, ночевала челядь низшего ранга, Рубеус наконец остановился. - Я тебя ждал. Алмаз прищурился и продемонстрировал ту самую «взрослую» ухмылку – чуть кривоватую и крутую. - Я это как-нибудь переживу… - Алмаз поправил сбившееся кружево на манжетах – А вот то, что я не успел досмотреть сон о леди Коралл… Ты знаешь, у неё там была такая короткая юбка, а из-под юбки… хотя, это ты ещё не оценишь, но ноги у неё… Рубеус молча схватил Алмаза за ворот сорочки, трухнул и повалил в пыль. *** Мелькали руки и ноги, подростки ожесточённо и сосредоточенно били друг друга, пока, рыжий, наконец, не оказался сверху и не припечатал руки брата к земле. Тонкая струйка крови из разбитой губы ползла, нелепо пятная белую кожу, в светлые волосы набилась пыль, кружево рубашки было изодрано в клочья. Рубеус хмуро посмотрел в потемневшие и по-прежнему насмешливые глаза старшего принца. - Извинись! - Не буду, – с трудом шевеля губами, ответил Алмаз. Кажется, рыжий его даже слишком сильно отделал. Резко-пронзительно прокричала какая-то птица, где-то упало что-то тяжёлое и донеслись приглушённые ругательства. В кронах деревьев привычно шумел ветер. - Извинись, и я отнесу тебя к целителю. - Не буду, – упрямо повторил старший. - Тогда буду бить. - Бей, - голос Алмаза был тих и спокоен. - Извинись… – уже совсем не зло, а как-то отчаянно попросил Рубеус. Алмаз промолчал и уставился в небо. Младший принц поднялся с земли, отряхнулся и сплюнул. - Ну и валяйся. Ты только и можешь, что гулять да валяться. Что-то острое впилось рыжему в ногу. Он полез в карман, и достал ещё мерцающие осколки – хрупкий кристалл они разбили в драке. Рубеус высыпал осколки в пыль, резко развернулся, и пошёл ко дворцу, чётко чеканя шаг. Пушистые светлячки пробежали по земле, и окружили бледное лицо Алмаза. Светлые, сиреневые глаза старшего принца отрешённо смотрели куда-то за облака, а по губам его струилась мечтательная улыбка.
Сапфир: Я помню, как Рубеус и Алмаз впервые подрались. Они пришли на задний двор. Тот самый, где рос дуб Серебряного Тысячелетия, где я зарыл свои лимонные корки, и в корнях которого я прятался с очередной книгой – вначале легенды и предания, а потом, как логичное продолжение сказки – книги по магии, генетике, химии, алхимии. Так и тогда, среди корней, скрытый кустами и высокими, нетронутыми сорняками, читал какую-то книгу. Предсказания. Рубеус был сердит, а Алмаз пьян. Они поругались. Рубеус ударил, Алмаз упал. Я молча наблюдал. Они говорили. Потом Рубеус ушел. Алмаз лежал на земле, уставившись в небо, с неподвижным лицом и привычной счастливой улыбкой. Только мне эта улыбка не нравилась с того самого дня, как через стену полетела бутылка из-под «смородинового сока». Брат не двигался, и мне, спрятавшемуся за корнями, казалось, что грудь его тоже не шевелиться. Ветер играл с листьями, по лицу Алмаза плясали тени. Он лежал. Не знаю, сколько времени прошло, но я лежал вместе с ним, там, в своем укрытии. Я тоже не шевелился. Я был напуган. Страх пропитал меня до костей. Казалось, стоит сделать хоть малейшее движение, пальцем шевельнуть, и та кошмарная иллюзия смерти, поселившаяся в моей голове и играющая с моим разумом, станет реальностью. И Алмаз окажется действительно мертв. Я боялся, что даже дыхание может стать роковым. Я пытался не дышать. Казалось, прошли часы. Потом Алмаз поднялся, и, шатаясь, побрел к себе. Я обмяк. Судорога свела тело, воздух вливался в легкие и тут же обратно – в голове звенело от переизбытка кислорода. Напряжение покинуло тело и тут же вернулось отдачей, рикошетом чудовищного напряжения. Там, среди зеленой травы и корней многолетнего дуба, я понял, что больше я не буду просто сидеть, сложив руки. С тех пор я не прикасался к предсказаниям. Так что это единственный аспект магии и сопричастных наук, о котором я вообще ничего не знаю. Алмаз отдалялся от нас обоих. Рубеус замыкался в себе. Старший брат покидал его, а я был слишком занят своими исследованиями. Мне элементарно не хватало времени. Рубеус искал поддержки и помощи, старался защитить хотя бы меня, раз уж Алмаз был недостижим. Одиночество, чувство ответственности и вины одолевали его. Эпатаж стал его формой протеста, как у Алмаза – пьянство. Я же решил действовать – видеть происходящее с братьями было невыносимо. И ни у кого, кроме меня, не было на тот момент воз-можности – или моральной решимости – что-то сделать. У меня зрел план. Я задумал тогда невозможное. Задумал преступление. Надеюсь, никто из братьев никогда об этом не узнает. Я решил сделать Алмаза королем. Базальт, наша бабушка и предыдущая королева, несмотря на прогрессирующий маразм и очевидную ограниченность, была сильным магом и параноиком. К счастью, за мной закрепилась репутация заурядного книжного червя, забитого, незрелого подростка, тихого и скромного. Я не просто так читал все те книги. Я искал знания – знание, как уничтожить мага такого уровня, как бабка, уничтожить тайно и навсегда, без возможности какого бы то ни было перерождения и вообще посмертной жизни. В храме Бога Джедайта была великолепная библиотека. Я расшифровывал его исследования. Я тонул в символах и питался буквами. Казалось, я сросся с бесконечной чередой свитков на книжных полках. Постепенно я понял, что делать, и начал готовиться. Мне было страшно. Вся моя жизнь тогда была задушена страхом. Я собирался совершить измену. Убить родственника, свою кровь и плоть. Убить королеву, в прошлом великую. Я никогда никого не убивал. Мне было страшно, что пока я готовлюсь и набираюсь сил, Алмаз в пьяном угаре свалится со стены или же Рубеус налетит на шпагу в очередной драке. Мне было страшно однажды посмотреть в глаза одного из братьев и понять, что там уже ничего не осталось. Мне было страшно, что я не справлюсь. В храме Джедайта я провел ритуал. Я соединился с бабкой через кровь. Теперь я пил ее жизнь. Вскоре у нее появился некий недуг вполне природного происхождения. Она уми-рала. Все бы хорошо, но она не просто умирала, а умирала в моей крови. Я ощущал при-ближение смерти, истощение, как будто от меня в пустоту проведена лента, и по этой лен-те утекает что-то невероятно важное, утекает в пустоту и каплями разбрызгивается по ветру. Кошмарное чувство, когда ты постоянно чувствуешь потерю чего-то столь жизнен-но необходимого и в то же время ощущаешь, что ничего не теряешь. Базальт было легче – она этого вообще не чувствовала, ее ощущения сводились к простой физической слабости. Меня же это заклятие сводило с ума. И когда мы с Алмазом и Рубеусом сидели в комнате, и они сами не знали, чего ждали, я уже знал. Я ждал ее смерти. Я ждал своего приговора. Я был наполовину уверен, что уйду вместе с ней. А потом все оборвалось. Через минуту в дверь ввалился стражник. «Коррролева…ва…это..» Я не слышал, что кричал Алмаз. Я и видел-то как через плотную темную вуаль, и думал, как же в этом ходят женщины. Я что-то пискнул, мне было забавно до жути – мир в чер-ную сеточку. Алмаз рванул прочь из комнаты, и я еще смог остановить Рубеуса – больше потому, что не хотел оставаться один в этом кошмарном женском мире под вуалью. Рубеус говорил со мной тогда всю ночь о какой-то ерунде, и я был ему безумно благода-рен – я не мог говорить ни о чем серьезном и безумно боялся, что признание сорвется с моих губ. Но нет, все обошлось. Я боялся, опять боялся, но брат был рядом, а мой страш-ный план был выполнен. Теперь у меня было время для него, теперь я мог смотреть ему в глаза и не прятать их в страхе, что он догадается о задуманном. А вина… она пройдет, как и эта вуаль, а пока пусть думает, что я переживаю из-за случившегося. По сути, так и бы-ло. А когда на рассвете вернулся Алмаз, я понял, что поступил правильно.
Сапфир: После смерти бабки Сапфир заболел. Утром свалился в кровать без сил, а когда проснул-ся, было еще хуже. Его мучила тошнота – при одной мысли о еде принц тянулся к горшку. Что бы он ни пил или ел, все возвращалось обратно. Даже смотреть на, казалось бы, без-обидную корочку черного хлеба не было сил. И при этом принц хотел есть. Острый голод и рвотные позывы – организм столкнулся с последствиями заклятия, сведшего в могилу Базальт. Принц изрыгал проклятия и свешивался с кровати к поблескивающей золотыми краями емкости - а вот на то, что находилось внутри, Сапфир старательно не смотрел – ведь если смотрел бы, то желудок его, казалось, вылетел бы из горла вместе с очередной порцией желудочного же сока и плюхнулся бы в горшок с противным мокрым звуком. Вечером пришел Алмаз и надавал по ушам – за пренебрежение собственным здоровьем и вялые попытки самолечения. Сапфир ничего не сказал, так как знал, что двор всколыхнулся и зашипел, в борьбе за трон – трон, который по праву принадлежал Алмазу. Трон, который Сапфир для него добывал. Принц злился на себя безмерно, что не мог сейчас стоять рядом с братом среди тех немногих сторонников, которые у него еще оставались. Но Алмаз и слышать ни о чем не желал. А потом привел к Сапфиру лекаря – из верных ему людей. Тот прописал принцу лекарства и оставил с ним свою помощницу – молодую леди благородного происхождения, с недюжинными способностями целителя. Так принц познакомился с Топаз.
Рубеус: Рубеусу 6 лет …Базальт подошла к принцу, сосредоточенно разглядывавшему стилет – подарок графа Обсидиана, специалиста по холодному оружию и любимого учителя. Сегодня в старой королеве что-то изменилось, появилось что-то новое в её привычном, всегда одинаковом облике. Платье владычицы по-прежнему шуршало, как змея, ползущая по осенним листьям, в белках больших, немного навыкате глаз было так же много ярко-алых ниточек, лицо хранило всё то же выражение недоверия и подозрительности, вот только волосы… те несколько тускло-седых прядей, что запуталось в её короне, и те две или три, которые опали вниз, рассыпавшись поверх огромного чёрного жабо… Этого раньше не было. Обычно пучок на её голове был стянут так туго, что рыжему принцу казалось, будто он трещит при каждом её шаге, и вот-вот лопнет. Наверное, он всё-таки лопнул – решил для себя Рубеус, и внимательно посмотрел на венценосную бабушку. Если она подошла – значит, будет поучать. А поучать она умеет долго. Рубеус это знал, но прятаться не любил. Ему представлялось, что тогда он становится маленьким. Как гномы в сказках. - Кто дал Его Высочеству сабельку? Кому энта глупость пришла в голову? – говорила королева тоже как-то непривычно, с каким-то смешным клокотанием, от чего её тонкая шея дёргалась быстро-быстро, как у той белой неуклюжей птицы, которую принц однажды увидел во дворе. Птица клевала зёрна в пыли и не умела летать. – Никто не думает о том, что малыш порежется! Он же ещё не понимает, что энто такое, а вдруг в рот потянет-с? А ведь энто ещё и грязное! Руби, отдай мне сабельку, лучше возьми яблочко – глянь какие яблочки на столе! Рубеус посмотрел на бабушку исподлобья и спрятал стилет за спину. - Руби, бабушка Базальт плохого не посоветует! – старуха подняла гневный взгляд на придворных. – Я вот думаю о Его Высочестве, а вы только о тряпках да амурах помышляете! Дармоеды! Не можете понять, что принц энтим порежется. А оно ещё и грязное! Вдруг Его Высочество им мясо откушать изволит-с? Энто же точно заболеет! – Рубеус тихо хмыкнул, заляпанная жиром скатерть и недомытые столовые приборы были куда как более грязными, и нередко пахли крысами и объедками. – Вот я помню, как Её Светлость Турмалин – эт тётя твоя, Руби, тётя, ты же знаешь, да? Та тётя, которая подарила тебе лошадку из слоновой кости – так вот, Её Светлость Турмалин, по рассеянности вилкой для салата десерт откушала, и мучалась животом всю семидневицу, целителям-то она не верит, и правильно делает. Так что, Руби, скушай лучше яблочко… - Ваше Величество, я не хочу яблоко! Я не люблю яблоки! – хмуро ответил Рубеус, и отвернулся к столу. Может, и правда взять что-нибудь. Абрикос, например. Чтобы бабушка, наконец, успокоилась. Сидевший за столом Халцедон, Министр Культуры, громко икнул, выругался и швырнул бокал в стену. Наверное, кто-то из слуг опять перепутал, и налил ему тирионского белого вместо бретонского красного. Халцедон вскочил, опрокинув на себя соусницу, и замахнулся тростью на воздух. По залу прокатилось его сердитое, но скорее не грозное, а какое-то жалобно-завывающее «Него-одный… ик-к-гиии… негоооо-дный-ик!» Да, так и есть. Перепутали. Только не вино, а мясо, Халцедон с кровью не ест. Подходить к столу резко расхотелось. Абрикос он возьмёт потом. Попозже. - Ваше Высочество, яблочки нужно кушать… Энто традиционный десерт. Его все кушают. – Базальт взяла принца за плечи развернула к себе. – А сабельку отдай мне. И кто додумался дать ребёнку острое?! А вдруг он с энтим играться будет? – королева подозвала ближайшего стражника, - Ты! Возьми у Его Высочества энту гадусть и унеси. Стражник подошёл к Рубеусу и протянул руку. - Это моё! – Рубеус вынул стилет из ножен и наставил его на солдата. – И это будет моим!!! За спиной зашушукались. «Какой непочтительный, как можно перечить Её Величеству!» - истеричный голос принадлежал, кажется, маркизе Родусит. «Сын своей матери, дурная кровь!» - басил ей в ответ кто-то, похожий на лорда Гранита. И Рубеус уже точно знал – оружие он не отдаст. Ни за что. - Деточка, ты же не понимаешь пока… - в голосе бабушки слышалась лёгкая обида. – Это же сабелька… - Стилет. Это – стилет. – Рубеус сжимал зубы и кулаки. - Ты поранишься… И он такой грязный… Пфу. Вот когда тётя твоя, Турмалин… На этих словах Рубеус бросился бежать, за ним гнались нянечки и ковылял камердинер, голос бабушки «…как же…яб…чко…» оставался где-то вдалеке. Рубеус бежал, и был счастлив, что умел бегать. …Ах да, стилет он тогда отстоял. А вот Обсидиана – не смог.
Сапфир: Когда осенний дождь забарабанил по крышам, мир раскрасил себя множеством серых штришков, а в лужах зарезвились пузыри, Сапфир и Топаз забежали в ближайшую кофейню – прячась от ненасти и холода поздней осени. Принц стряхивал с куртки попавшие на ткань и еще не впитавшиеся капли, девушка куталась в воротник и с интересом осматривалась. Они выбрали уютное местечко в углу у большого окна, выходящего на боковую улочку. Там спешили люди, в плащах и под зонтами, с непокрытой головой и красными ушами. На Сапфире была меховая шапка, в отворот которой зашил он заклятие отвода глаз – отворотное заклятие. Не зря же принц столько сидел в библиотеке Джедайта. Зато сейчас никто не узнавал в нем Его Высочества Сапфира, что изрядно помогало и забавляло Топаз. Девушка сняла с волос платок и устроилась напротив. На ней была болотного цвета блузка с треугольным вырезом и широкие черные брюки, а на шее поблескивал медальон – золотая книжечка. Ее вязаное пальто висело на вешалке рядом, и Сапфир подумал, что не стоило ему так комкать куртку. - Как ты? – спросил юноша. – Не промокла? -Все замечательно, – она улыбнулась, вытирая салфеткой мокрые руки. Сапфир любовался изяществом и какой-то нежностью, лаской, пронизывающей каждое ее движение. Живая, отзывчивая, умная, Топаз покоряла. Подошел официант, они заказали. Сапфира забавляло, как люди реагируют на ее внешность. Невысокая, очень коротко стриженая девушка - ноготь мизинца, пожалуй, отлично измерил бы длину ее волос. Блондинка с глубокими, темно-зелеными глазами. Казалось, в них есть глубокий пруд с зеленой водой, а на дне его прячется маленькая и зеленая же жабка, и исполняет роль черта за левым плечом девушки – только черт этот давно перебрался с положенного места на шаг позади в ее голову и сердце. Узкое бледное лицо, то-нике красные губы – нет, бесстыдство иметь такие губы! – великолепное чувство юмора и острый ум – это была Топаз. - Думаю, она сгорит, если я положу ее сюда, - девушка попыталась было пристроить салфетку в пепельницу, но передумала. Топаз курила длинные дамские сигареты из еще более длинного деревянного мундштука. Тонкие пальчики цепко держались за резное дерево. Сапфир накрыл ее ладонь своей. - У тебя руки холодные… - Ноябрь. - Дай вторую, – принц заключил обе ее руки в свои. Топаз достала ту, что была первой. - Давай по очереди. - Как хочешь, – ручка Топаз пряталась в его руках. Другой она курила. Дым плыл по маленькой кофейне, и комната уплывала вместе с ним. Положив свое чудное приспособление на пепельницу, девушка накрыла его руку своей. Теперь их ладони лежали друг на друге, как коржи в пироге. Принесли заказ. Топаз пила вермут, а Сапфир – горячий чай. Ему сегодня предстоял один эксперимент, который лучше проводить без алкоголя в крови. В вермуте жил маленький водоворот, и иногда вздувались гейзеры, выпуская наружу зеленый дымок. Да и сам вер-мут был густо-зеленый, под стать глазам девушки. Чай принесли в огромном пивном бокале, высоком, прозрачном и с ручкой. Длинной ложкой нужно было добавлять туда фрукты и пить. Чай был черный, с приятным ароматом. Стоило добавить туда кусочек какой-нибудь сладости, как его поверхность вскипала, и в воздух вылетали разноцветные пузыри – совсем как мыльные, но на вкус и запах очень даже фруктовые. Они забавлялись, ловя их ртом и руками, Сапфир учился пускать пузыри на Топаз прямо из чашки, она грела руки о его чай. Принц был влюблен, как никогда. Пожалуй, он просто впервые был влюблен.
Сапфир: На улицы выпало нечто нелицеприятное, да так и осталось – смущать прохожих своим видом. Белый снег оказался добрым соседом слякоти и лужам. Листья под ногами, темные и мокрые, внушали сомнение – действительно ли это безопасная листва, или грязь, которая быстро прилипнет к подошвам и испачкает обувь до колен. То ли дождь, то ли снег, а может, и град хлестали в окно – карета Сапфира неслась по мостовой к вокзалу. Топаз уезжала. В голове принца все смешалось. Где-то за спиной гремел бал, копыта топтали звуки музыки и лица придворных. Принц потерялся в своей карете. Прозрачное стекло душило, еще немного, и вдох сменился бы всхлипом, но - прибыли. Принц вышел. Топаз стояла у перрона, маленькая девушка с большой сумкой – такой большой, чуть не до груди. Белый шарф, клетчатое пальто – это еще долго будет ему сниться. Принц подошел к ней. - Здравствуй, - ее голос звучал спокойно. Глаза, большие, немного печальные, губы, упрямые, обкусанные и по-детски сжатые – будто сама не знает, что сделает в следующую минуту – надменно улыбнется или разрыдается. - Топаз, - его руки стиснули ее плечи, - Ты едешь. - Да. - Останься. – Принц понимал, что ничего не изменит, но не мог молчать. - Я не могу. Возьмешь мои вещи? – она кивнула на чемодан. Вообще-то Топаз могла спокойно воспользоваться телепортом, принц ей это даже предложил в приступе острого мазохизма, но не захотела. У нее не было свиты, что полагалась ей согласно ее происхождению – она даже носильщика не взяла. Сапфир взвалил сумку на плечи – вес соответствовал размеру. «Как же она ее понесет, - мелькнула отстраненная мыслью – Нет, там будет, кому встретить… » Он занес сумку в купе – на принце все еще была парадная одежда, и отворотное заклинание он не накладывал. И что подумают люди о его Высочестве – носильщике вещей для простой девушки, его не заботило совершенно. Его вообще сейчас мало что беспокоило – только одно. Топаз указала ему свое место. Они вышли на перрон. Он стоял и держал ее за руку – чуть выше запястья. - Тебе точно необходимо уехать? – мир кружился, сказывалось напряжение последних дней, а одна лишь мысль о потере Топаз вызывала панику – мир был чужим, принц отторгал мир, в котором она уезжала. Казалось, что-то подменили. - Ты все отлично знаешь, - она плакала? Сапфир не мог понять точно. Все вокруг было так расплывчато. – Сапфир, - вздохнула она. – Я уезжаю, – ее ладони коснулись его лица – замерзшие без перчаток, они сжали лоб в ледяные тиски – так ему по крайней мере тогда казалось. – Мы больше не увидимся. Я выхожу замуж. - Нет! - все рухнуло и осыпалось. Сапфир не понимал, как и что он делает – в руке возник кристаллический нож, и он быстрым движением вспорол руку вначале ей – выше локтя, потом себе. Топаз ахнула. Порез получился глубокий, из раны заструилась кровь. Нож разрезал и пальто, и блузу – и ткань намокла, темнея - кровь казалась черной. Сапфир накрыл ее руку своей – разрез к разрезу – пока она еще не успела оправиться от неожиданности. - Теперь ты всегда будешь со мной, - прошептал принц сквозь слезы. Ему было стыдно. - Сумасшедший… - выдохнула девушка. – Ты просто чокнутый! – она выдернула свою руку. Принц трясся в рыданиях. В этот момент из динамиков грянула какая-то старая песня, провожая уезжающих в это опасное время. Песня традиционно пафосная и добрая. Зажимая рану, девушка взбежала по ступенькам внутрь. Двери закрылись. Через минуту поезд тронулся. Сапфир смотрел, как он уезжает – один вагон, второй, третий, двадцатый. Ветер рвал щеки, бросал длинные серьги от ушей в лицо, дождь превратился в град, снег на асфальте давно растаял и готовился окуклиться в лед - казалось, даже слезы Сапфира леденеют в полете. Погода была действительно кошмарная. А еще была война
Алмаз: Один день Ночь Свет лампы выгрызает из темноты кусок стола. Передо мной ворох писем, и я пытаюсь разобраться в нагромождении пустых фраз и не сойти окончательно с ума от официальных выражений. Передо мной очередной чистый лист, который должен превратиться в вежливое, но непреклонное письмо самозванному князьку, оттяпавшему кусок наших владений. О, черт…моих. Я еще не привык. Я еще удивляюсь тому, что со мной произошло. Слова не складываются в круглые фразы, а самовольно щетинятся оскорбительным ехидством. И я их вычеркиваю, пишу новые, почему-то еще более ядовитые, злюсь и выбрасываю лист в корзину для бумаг. Стоит наклониться, как в глаза лезет нахальная прядь. Пару раз терпеливо засовываю ее за ухо, потом не выдерживаю и собираю волосы в хвост. Зарос до неприличия, а привести себя в порядок некогда. Стыдно, наверно… Когда буквы окончательно расплываются, привычным движением запускаю руку в вазочку со стимулятором. Мутно-лиловый светящийся шарик присасывается к запястью, шипит и постепенно тускнеет. В голове проясняется, мир обретает резкость. Шарик летит все в ту же корзину. Главное – не смотреть, сколько их там. Буду делать вид, что не знаю и отделаюсь смутным «несколько», если братья спросят. Иначе Сапфир прибьет меня сам, чтоб не мучился. Все-таки это средство запретили как тяжелое и вредное, и даже казнили автора рецепта. Сапфира не убеждает разумный довод, что лекарства послабее на мой травленый чем попало организм не действуют вообще, а работать надо. Написав что-то более-менее читаемое, выключаю лампу и откидываюсь в кресле. На секунду. Все, сегодня я уже ничего не наработаю, и никакие хитрые яды не помогут. Бреду к кровати, раздеваюсь и падаю. Сегодня мне досталось сокровище – целых три часа сна. Сна как всегда тяжелого, беспокойного и с феерической подборкой кошмаров, которые я вижу, сколько себя помню. Но и такой сон лучше, чем ничего. Проваливаюсь. Утро Ледяные плети воды бьют по спине, обвивают руки, скользят по ногам. Пока холод рвется сквозь кожу и не успевает пробрать до костей, я на несколько секунд расслабляюсь. Час до рассвета и все живое во дворце еще спит. Я могу побыть один в этой каменной громаде. Могу почувствовать себя несчастным и испуганным мальчишкой, на которого свалилось столько власти и ответственности, что разум отказывается это принимать. Мое мимолетное, но абсолютное одиночество. Хочется кричать, хочется сбежать отсюда. Прижимаюсь лбом к стене, упорно стою под душем, пока не начинает бить дрожь. Все, хватит. Глубокий вдох. Теперь я спокоен, собран и уверен в себе. Король в форме. Вода снимает слабость, как говорят жрецы Кунсайта. Закутываюсь в халат, выхожу в комнату и усаживаюсь на подоконник. Там терпеливо ждет «Экономическое прогнозирование». 800 страниц. Пока я истязаю себя формулами, начинает светать. Тяну себе из кухни чашку чая, вроде получается. Правда, не так быстро, как у младших. Но совсем неплохо как для человека, бессовестно прогулявшего все занятия по магии в детстве. Наслаждаюсь божественным напитком. Булочку стащить не рискую – могу промазать и получить котлету или разделочную доску, такое уже было. А позориться не хочу, даже перед самим собой. Впрочем, перед собой особенно. Во дворе кто-то орет. Хорошо поставленным, хоть и охрипшим «командным» голосом. Мне хватает пары звуков, чтобы опознать Рубеуса. Выглядываю в окно. Брат издевается над отрядом стражи – заставляет несчастных полусонных вояк делать зарядку. Вид его серьезной физиономии вызывает у меня непреодолимое желание сделать какую-то мелкую пакость. Создаю водяной шарик размером с ладонь, бросаю в важного «главнокомандующего» и прячусь за занавеской, давясь смехом. Во дворе что-то плюхается и Рубеус выдает шикарную, но совершенно непечатную тираду. Выглядываю: «диверсию» он отбил на лету и втайне горд, но все-таки брызгами его здорово окатило, так что и я доволен. Показываю большой палец, уворачиваюсь даже не знаю от чего. День Зал кипит негодованием, как гигантская чаша раскаленного металла. Еще чуть-чуть – и опрокинется. Министры и их замы меняются в лицах соответственно темпераменту – одни зеленеют и закатывают глаза, другие нервно хихикают, третьи багровеют от ярости. Я только что лишил их всего: должностей, безнаказанности, неограниченных возможностей. За моей спиной схема – простая и ясная структура, которой не нужна эта сотня зажравшихся тунеядцев. Я страшно собой горжусь. Я стою один против этой толпы. Еще несколько секунд, и я продолжу говорить. Я заставлю их молчать и делать то, что я прикажу. Не позволяю себе злиться. Зачем? Все равно они уже ничего не значат. Обвожу зал самым ледяным взглядом, какой только есть в моем богатом арсенале. Тишина тяжело ложится на трибуны. Выхожу с заседания, выношу с собой адскую головную боль. Список новых министров лежит в верхнем ящике письменного стола второй день, прежних я только что выгнал. В целом, я собой доволен. Обед плавно превращается в фарс. Посол независимого герцогства Дейланд – тощая ворчливая девица – в десятый раз монотонно перечисляет идиотские причины, по которым их свободолюбивый народ не желает терпеть нашу тиранию. Я вежливо интересуюсь, что они собираются есть в своей гордой, перепаханной копытами и засеянной пеплом приграничной стране, в которой каждый городок два раза в год разносят в щепки. Девица скисает и начинает бормотать еще большую чушь. Я протягиваю ей пакет документов, которые мне завтра же нужны подписанными. Если успеют – обойдусь с ними несколько менее строго. Не вижу, что ем. Надеюсь, что это было приготовлено из свежих продуктов. С другого конца стола как-то очень приветливо улыбаются две старые лисы – дядюшка Гиацинт и его супруга. Задумчиво смотрю в тарелку. Так и есть. Примитивный растительный яд. Вчера было интереснее – было заклятие болезни крови, нанесенное на салфетку. Демонстративно отодвигаю тарелку, даю знак принести другую. Мысленно делаю заметку. …Иду к себе в кабинет, на ходу читаю отчет казначейства. Дефицит бюджета удручающий, если верить цифрам – к концу года чуть ли не закладывать дворец надо будет. Натыкаюсь на какого-то грязного человека. Оказывается, это разведчик лично к Рубеусу, и вид у него испуганный. Заставляю рассказать, что случилось. В горах, за час пути от города, наблюдатели засекли шлейф энергии, похожей на ту, которой пользуются некроманты. Прикидываю степень опасности. Получается, что Рубеус оторвет мне голову. За ненадобностью. Конь шарахается от куста, и я с трудом его удерживаю. Наверно, мы уже близко – лошади вздрагивают на каждом шагу, пятеро едущих впереди мечников шепотом ругают непослушных животных. Боевые маги по обе стороны от меня успокаивают лошадей заклинаниями. Так бы сразу. Остальной отряд отстает, но мы их слышим, и я не даю команды ждать. Из-за холма ветром несет запах гнили и сырости. Мой конь поскальзывается на листьях, и это сохраняет мою драгоценную персону для последующей расправы братьев: там, где только что находилась моя голова, беззвучно взрывается черная молния. Я успеваю заметить направление и бью одновременно с магами – грубой силой, не вбитой в пассы и формулы. Некромант не один, хотя этого мы, кажется, достали. И тут земля под копытами лошадей взрывается фонтанами грязи. Я не взялся бы описывать существ, вылезающих из вонючей жижи, в которую превратилась некогда симпатичная полянка. Я просто их не разглядел. А меч проходит через плоть оживших мертвецов очень легко, как нож сквозь пудинг. Возвращаемся не все – один из магов задерживается у целителя в ближайшей деревне, да двое мечников, упавшие в некромантскую ловушку, остаются в лесу навсегда. У ворот стоит Рубеус. С совершенно спокойным лицом. Вот теперь я действительно попал. Уж лучше бы он просто орал… Вечер Закрываю блокнот, собираю бумаги в стопку. Дописать набросок административного устройства не успел, зато закончил наконец-то стратегию внешней политики. Завтра буду обсуждать с братьями, если они выдержат меня еще день. Кстати о младших…я совсем забыл, что Сапфир сидит и ждет, пока я допишу! Оборачиваюсь, ищу брата. И не могу не улыбнуться. Сапфир спит, свернувшись клубком на кровати. Что-то бормочет во сне. Какие-то важные книги и с десяток больших листов, исписанных его бисерным почерком, мирно лежат рядом. Не дождался, бедный… Будить его было бы бессмысленной жестокостью. Сгружаю книги на пол, накрываю Сапфира одеялом и ложусь на свободную половину кровати. Этот маленький хитрюга тут же подвигается ко мне, не просыпаясь, говорить что-то почти внятное. Обнимаю его и засыпаю.
Изумруд: Изумруд. Жизнь до последнего дня. Я прекрасно помню всю свою жизнь, начиная первыми воспоминаниями в доме отца и заканчивая последними воспоминаниями о дворце. За десять лет жизни в этом месте я познала все тяжкие грехи этого мира, меня морально сломали и вылепили заново. Выдержка из родовой книги Индиголит. Во время жесточайших междоусобиц в стране род Индиголит был практически полностью вырезан. Осталась только я. Меня просто не было в тот роковой день в черте города. Я последняя из рода, но не смогу сделать что либо полезное для своей семьи… семьи, которой больше нет. Из дневника. Уже прошло почти 6 лет со дня моего приезда во дворец. Здесь меня приняли без всякого интереса – в королевстве царила практически полная разруха, а королевская семья была погружена в пучину апатии, хандры и старческих маразмов престарелой королевы. Мне было искренне жаль братьев, в особенности старшего – Алмаза. Казалось, этот мир летит прямиком в ад, и уже первые демоны прорвались к душам местной знати и их подданных. Разруха, грязь, моральное разложение, ложь и предательства – все лежало одно на другом и переплеталось вокруг королевы и ее внуков. Все, что было мной здесь увидено и услышано, вселило в сердце холод, сковало его льдом и сильно толкнуло в спину. Действие. Только действие может спасти эту страну от полнейшего распада, но чтобы совершить рывок вперед, чтобы люди сорвали с себя оковы разложения, королева должна умереть… Это произошло так неожиданно. Она просто ушла, закрыла свою книгу, бросила всех и ушла. Так просто. Но на Алмаза смерть бабки повлияла как исцеляющее прикосновение к умирающему от гангрены. Несколько дней, всего несколько дней потребовалось на полное его пробуждение. Сапфир и Рубеус тоже невероятно преобразились. Встав по правую руку от короля, они поддерживали его и помогали держаться выбранного направления. По левую же встала я… Смотрясь туманными днями в зеркало, вместо своего отражения я видела серость и безжизненность, оживленный воск. В таком существе не было места для любви. Я старалась как можно меньше времени проводить во дворце, да и вообще в столице. Меня с головой бросило в водоворот неисчислимых битв и сражений. На кого я была похожа в такие дни? Когда вся в чужой крови я шла к собственно палатке от меня шарахались как от чего-то дьявольского и чужеродного. Где-то рядом маячил Рубеус, но он старался держаться ближе к братьям, защитник идеалов Алмаза, я же зашла несколько дальше, в самое сердце мерзкого сброда повстанцев, открывая дорогу более могущественным силам. В то время я совсем не думала о последствиях, в голове билась лишь мысль о необходимости возрождения нашей страны… Вот и все. Воинам конец. Что же мне теперь делать? Сидеть в замке в качестве придворной? Нет. Нет! Это просто невыносимо! Где то на севере местные лорды готовят восстание… Туда, туда и только туда! Ни на минуту не задерживаться во дворце, среди этой удушающей наигранности. Возможно я стала слишком строга к себе, хотя почему возможно? Это именно так. (дальнейшие страницы выдраны)
Алмаз: Господа! Напишите хоть, выкладывать ли нам что-то дальше, или это все равно никто не читает...
Каоринайт: Выкладывать!
Сапфир: Честно? Очень хотелось бы услышать отзывы, а лучше – критику. А то такой мороз несколько… убивает. Именно несколько, и именно убивает.
Sauri: Я согласна с Кари. Выкладывайте дальше. А критика - дело наживное на самом то деле, как собственно и положительные отзывы.
Рубеус: Один день Рубеуса Ночь. Сижу. Пытаюсь заставить эту мерзкую свечку висеть на нужном расстоянии от бумаги, но она упорно лезет мне в лицо, шатается и виляет боками. Кривлюсь, отворачиваюсь, потом не выдерживаю и ору на неё. Она шугается и мелко дрожит огоньком на другом конце комнаты. Эта тварь, что, ещё и разумна? Минуты две грязно ругаюсь, пинаю стул и иду водворять свечу на место. Кое-как уговорил её зависнуть в нужной точке, но она всё равно кренится куда-то вправо. Да нет, я нормальный маг – просто это не я её левитирую. Это она сама по себе магическая. Только что из лаборатории. Экс-пе-ри-ментальный образец. Чтоб его. На прошлой неделе сдуру пожаловался Сапфиру – дескать, заснул над картой, упала свечка – чуть важнейшие бумаги, по полу раскиданные, не сгорели, а лампы эти, на кристаллах, я не переношу – у них такой противный пронзительно-белый свет, ещё и гудят вдобавок ко всему – тихо, правда, но через три-четыре часа и от такого звука можно озвереть. Конечно, проще всего поставить свечу на стол, но это ведь не интересно. К тому же тогда не будет видно картины на стене. Она меня вдохновляет. Такая красивая. Азурит рисовал. Олени как живые и лес почти пахнет. Младший просил отдать ему – всё равно я в искусстве не разбираюсь – а я принципиально не отдаю, говорю, что ничто другое не способно так гениально закрывать дырку в стене. Он делает вид, что верит. Свечка, наконец, выравнивается, и я возвращаюсь к огромному списку. Я думаю, как бы распределить эту ленивую орду, которая гордо зовётся Армией Даймонд, так, чтобы каждым корпусом командовал кто-то с мозгами, и этот кто-то был как минимум майором. Прикидываю по-всякому, но не хватает то талантов, то офицеров. Майор Пирит, конечно, храбр, и солдаты его любят, но мозгов – стандартный военкомплект, как на награды и преданность не напирай. Полковник Диоптаз стар, болен и долго не протянет. А Брусита ещё рано повышать, прыжок из лейтенантов в маршалы – это слишком даже для него. Я задумчиво сжевал какую-то печёную загогулину – не то вергун, не то колосок – и решил назначить старика, пока Брусит не доучится. А вот с внутренними войсками придётся повозиться. Кто-то должен заниматься порядком в стране, но не отзывать же каждый раз солдат с боевых постов… Идея о внутренних войсках пришла ко мне вчера, после того как Алмаза понесло разбираться с некромантами. Потому, что _этим_ должен заниматься никак не король с кучкой дохлых магов и двумя десятками мечников из ближайшего штаба. Интересно, чем он думал, когда туда ехал? Сапфир бы сказал чем, мне фантазии не хватает. И при этом он меня ругать пытается. Но я-то выхожу на солдат баронских, чахлых, необученных – их с закрытыми глазами даже наш повар выкосит… да и, честно говоря, от случайного попадания меня всегда страхуют лучшие маги. Зато выглядит это круто – теперь принц Рубеус для мятежников кошмар похуже грифона или химеры. Другое дело – нечисть. Её бравым видом не напугаешь. Она, простите, жрать хочет. А Алмаз даже щитом не прикрылся. Нет, это не мой брат. Это Величество какое-то. Величеством я его целый вечер и звал. Алмаз бесился, но терпел. Видно, понимал за что. Но когда я в лучших традициях времён нашей бабки поцеловал краешек его плаща, он не выдержал и сбежал от меня к своему экономическому прогнозированию. Только перед этим выдрал страниц двадцать из «Дворцового этикета». Надо будет его почаще доставать. Может, ещё что-то отменит. Часы показывают три сорок. Я сую в рот очередную ватрушку и снова смотрю на записи. Выяснилось, что я как-то незаметно для себя расписал внутренние войска. Это хорошо. Но сон на сегодня всё равно придётся отменить. Алмаз обещал, что в четыре покажет мне пару планов и рассмотрит мою военную схему. Обсудим, напьёмся чаю и может даже подурачимся. Если времени хватит. Прихватываю с тарелки пару пончиков – для себя и Алмаза, колеблюсь, но решаю прихватить и третий – на случай, если старший решил пригласить Сапфира. Пить чай просто так я не люблю. А Алмаз – он странный. Как ни зайдёшь с утра – на столе только чашка. А принесёшь булочки – лопает. Причём, с явным удовольствием. Одно слово – Величество. Утро. Дверь в комнату Алмаза замерцала и беззвучно открылась. Она передо мной и Сапфиром всегда открывалась сама – нам к королю было можно в любое время дня и ночи, по любому делу, любому поводу и без повода вообще. Зато кроме нас троих, никто не мог зайти к нему в принципе. Ключи, пароли и магические пассы дверь воспринимала как личное оскорбление и убедительно притворялась глухой, слепой и каменной. Что Алмаз с ней сделал, он и сам не понял, во всяком случае, внятно объяснить не смог. Сказал – ему не нравится, когда все кому не лень в его комнату вламываются – захотел закрыть, разозлился – и получилось. Талант. Самородок. Нет, правда, талант, если бы он ещё и повторить мог всё, что на вдохновении делает… Я шагнул через порог. Свет в комнате не горел, и я чуть не налетел на какие-то книги – конечно, от неожиданности: у Алмаза на полу обычно ничего не валяется, это только я текст заклинания Жёлтого Смерча могу за шкаф кинуть, чтоб под руки не лез. Правда, потом забыл, где он и три дня разыскивал. Зато ничего не мешало. Навожу чары ночного зрения – хорошая штука, но если долго, начинают болеть глаза – и оглядываюсь в поисках брата: сегодня ему в меня водяным шариком не попасть, я хорошо подготовился…. Ага, вот и он. Даже они. Стараясь не шуметь, я подхожу к кровати. Закутанный в одеяльный кокон младший свернулся калачиком и сладко спал, уютно угревшись в кольце тёплых рук короля. Сейчас Сапфир казался совсем ребёнком, он улыбался, ёрзал и забавно сопел во сне. Алмаз лежал в явно неудобной позе, будто боялся разбудить брата случайным движением, и одеяла на нём не было. Острый профиль, тень от ресниц, между бровей залегла первая упрямая морщинка – попросить бы Азурита его нарисовать – без язвительной улыбки, без бравады во взгляде…таким вот, настоящим. Только Алмаз откажется, не любит он свои портреты… Младший что-то пробормотал про свитки и перевернулся на другой бок. Братья спят. Близкие. Мои. Родные. Правильные. Хорошо им. От меня вот Сапфир никогда не забывал уйти. Ему у меня неуютно. Ковров нет, статуэток-вазочек всяких, ну и что…они же только место занимают, да? И Алмаз меня никогда не обнимает. Это Сапфир такой милый и серьёзный, и вообще самый младший – его так и хочется схватить в охапку, растребушить аккуратно-правильную причёску, а потом скормить ему парочку стянутых с кухни персиков… А я… Я – это вихры во все стороны, хриплый голос и злые глаза. С такими здороваются сдержанным кивком или ехидной шуткой. И никак иначе. Нет, я-то не завидую. Я _не_ завидую. Я что, девчонка, чтоб меня тискать? Да я за нежности всякие по голове дам. Врежу, мало не покажется!!! И ещё раз врежу. Вот. И никогда им ничего эдакого не скажу. Ни за что. Иду к выходу. Кажется, кто-то из братьев проснулся и непонимающим спросонок взглядом смотрит мне в спину. Только не надо окликать. Выспитесь наконец, а то круги под глазами такие, что скоро страшней горгулий будете. Сапфир, по-моему, уже две ночи не ложился, выписывал что-то в Храме Джедайта. Не надо ничего говорить. Совсем не надо. А то я выпаду где-нибудь между вами и тоже буду смотреть упущенный сегодня сон. Нельзя. Мне ещё стражу воспитывать. И вообще, нафиг надо. Дверь закрывается за мной. Мелькает мысль, что Алмаз обещал мне какие-то планы. Ладно, потом расскажет. А что обещал, так то ерунда. Я не знаю, как он вообще на этой неделе не свалился. Хотя нет, это я знаю. Как всегда, всё на гордости, упрямстве и стимуляторах… Сквозь окна пустого зала проникают белёсо-тусклые лучи, чем-то похожие на свет кристаллической лампы. Какая мерзость всё-таки это предрассветное утро! Серо, стыло и сыро. А что обещал, так это не важно. Да. Это надо понять. Угрюмо смотрю на пончики, которые всё ещё держу в руке, и пытаюсь запихнуть в рот сразу три. Не получается. Ну вот, утром даже пончики не такие. Решительно пихаю их по одному, и смотрю на выкатывающееся солнце. Небо светлеет, начинают щебетать какие-то птицы, и малиновая начинка оказывается удивительно вкусной. Весна… Да. Начинка, конечно, начинкой, но стражу муштровать надо. А то ни дисциплины, ни выправки – так, не знамо что. И физическая форма паршивая: то живот отвис, то руки болтаются… Хорошо хоть ночной патруль уже на посту не засыпает. Боятся, и правильно делают. Их я сегодня трогать не буду – пусть отдохнут после караула. А вот всех остальных… Захожу в стражницкую, и пинаю первое же храпящее тело. Тунеядцы, подъём! Хыр-хыр закончилось. День. Телепортируюсь с отрядом в какое-то дальнее баронство. Там того баронства, конечно, три деревни и дряхлый пёс, но всё-таки проверить стоит: оно может оказаться вовсе не таким лояльным, каким пытается представиться. Сколько всякой дряни реально припрятать даже на таком крохотном клочке земли я знаю прекрасно и не понаслышке – нам хватило одного такого же мирного села. Так что входим мы тихо и под иллюзией. Первое, что я вижу - какое-то сооружение типа подмостков. На нём стоит человек (как выяснилось потом, местный учёный авторитет - сам младший помощник старшего помощника господина писаря барона Баритолампрофиллита) и с благостно-просветительским видом вещает что-то группке крестьян. Даю знак своим рассредоточиться по территории, а сам остаюсь послушать – вдруг удастся узнать что-нибудь любопытное? Да уж, узнал. Оказывается, Земля плоская и стоит на трёх китах. Эту, без сомнения истинную картину мира, наш весьма и весьма учёный муж нашёл сам. В книге. Чем, разумеется, безмерно гордится. Надо будет рассказать Сапфиру – он-то, бедняга, до сих пор верит, что наш шарик нигде не стоит, а болтается среди звёзд, и таких шариков возле Солнца девять штук. Братик полагает, что все остальные думают точно так же, потому как ничего другого просто нельзя вообразить. Наивный. Слово «книга» оказывает на крестьян прямо-таки магическое действие, и они радостно развешивают уши, изо всех сил таращат глаза, а один даже рот открыл от напряжения. Три кита, говоришь… Представляю себе, как Нефрит таскает этих китов за хвост из океана и подпихивает под Землю. А они, подлые, почему-то трамбоваться не желают, нагло высовываются, и начинают вокруг неё вертеться. Вместе с Луной. Бессовестно ржу, и надеюсь на то, что Бог этого не видит. Надеюсь зря, потому что где-то около уха раздаётся такой же громкий заразительный хохот. Покровителю картина мира явно и откровенно понравилась. Это он в Храме грозный. А так он весёлый. Смеяться вот любит, и мысли неприличные подкидывает. И не скажешь, что Бог. Хотя, если серьёзно, он удивительно мудрый, и я не знаю, что бы я делал без него. Наверное, ничего, потому что лежал бы сейчас где-нибудь на границе: руками в крест, глазами в небо… Мои возвращаются с докладом – что ж, похоже, баронский гонец не солгал, и жители тут действительно мирные. Приказываю снять маскировку и иду говорить с деревенским старостой. Подхожу поближе к крестьянам, и в ноздри мне ударяет едкая вонь. Если они здесь и моются, то явно по какому-то сектантскому обычаю – раз в пять лет из кухонной тарелки. Староста этот точно в последний раз видел воду ещё при короле Аделите. Пфу. Запрещаю солдатам подходить к местным ближе, чем на пять метров, чтобы не подцепили насекомых или, не приведи Боги, какую-то заразу. Только эпидемий нам не хватало. Заставляю крестьян вымыться. Благо, речка рядом. Конечно, не лето, ну ладно, климат здесь теплее, чем в столице. Не замёрзнут. В ответ на их вялое сопротивление сообщаю, что Кунсайт их накажет. Почему-то действует слабо. Тихо ругаюсь сквозь зубы и обещаю лично удавить каждого встреченного вонючку. Вымылись. Даже одежду постирали. Точно, сектанты. Ладно, разберусь в следующий раз. И барона потом навещу. Темнеет, возвращаемся. Ночевать на полном клопов матраце не хочется. Вечер. Сижу в кресле, ем апельсины. Листаю накопившиеся бумажки, часть из которых в итоге должна отправиться в архив, а часть остаться там, где была. Если этого не сделать, скоро здесь не будет места даже для меня самого. Решаю, что когда закончу с организацией вооружённых сил, выкину из комнаты всё лишнее – оставлю только шкаф, кровать и стол. И никаких дурацких записей. С ними мороки почти столько же, сколько и с названиями… Дворцовая стража у нас будет Белой. Пусть эти раздолбаи носят светлые мундиры, пятно посадят – заметно сразу, и слюной не затрёшь. Увижу грязь на форме – покалечу. Не видать им больше славных базальтовских времён… Бунты будут подавлять Чёрные – наши люди не любят чёрный цвет и боятся темноты. Почему, не знаю – Нефрит, он, наверное, самый добрый из Богов, во всяком случае, самый терпимый к смертным… А вот как звать тех, кто будет охранять лаборатории и школы, и тех, кто будет ловить убийц, грабителей и насильников, я не знаю. Ладно, разберусь в процессе. Вызываю к себе предполагаемых начальников. Приходят. Близнецы Барий и Бор. Стоят – борода лопатой, грудь колесом, и ведь похожи, мерзавцы, как мои сапоги: только у одного нос синий – разбили в какой-то стычке, а у другого – красный, он только что вернулся с жаркого Юга. Я посмотрел на них ещё раз, и расхохотался. Хорошо. Я придумал. Пусть будет Алая и Синяя стража. Раздаю близнецам поручения, потягиваюсь и зеваю. Справился, наконец-то. А про стражу надо братьям сообщить – пусть тоже посмеются. Тянусь сознанием к Алмазу и Сапфиру, но получаю только отклик Сапфира. Алмаза не слышно. Он не спит, не занят и не отмахивается. Его просто нет. И мне становится страшно. Даже когда я попал в зыбучие пески, а магия была полностью блокирована, даже когда во дворец ворвались три сотни мятежников против сорока защитников, даже когда гиперборейская тварь распорола мне живот и её жёлтая вонючая пасть зарылась в мои внутренности, мне не было страшно. Да страх, наверное, сам бежал от меня, когда я шёл на Сид, прорываясь на помощь к Сапфиру, протыкал мечом, вспарывал врагов от горла до паха, сжигал чистой магией, и когда выбили меч, а для заклятий не оставалось ни секунды, я рвал их руками, дробя конечности, сворачивая шеи, пробивая горло, ломая хребет… А теперь загнанный и посрамлённый, страх решил-таки взять реванш. И я испугался. Как это - брата нет? Алмаз – часть меня. Алмаз – часть Сапфира. Мы часть Алмаза. Его не может не быть. Когда я нёсся по залам и коридорам – забыв о телепорте, забыв обо всём – наверное, я был быстрее Бога. Почему я не обратился к Нефриту – не знаю, наверное, мне попросту отказал мой разум. Я спрашивал, я искал Алмаза, но никто не знал, куда делся король… Мы с Сапфиром едва не казнили половину двора и чуть не разнесли замок. Ткань мироздания трещала по швам. Его не было. АЛМАЗА не было. И в этот момент я понял., что может быть, прав не я, а этот глупый помощник глупого баронского писаря, потому что мой мир действительно стоит на трёх китах…. У нашего мира три опоры – Алмаз, Сапфир и я. Если что-то случится с одним из нас, если кто-то однажды исчезнет… мир обрушится. Он не сумеет устоять на одной или двух. Их, опор, всегда было три. Это очень важно. В голове взорвался возглас Сапфира: «Сюда! Он здесь!» И я метнулся на зов. В одной из заброшенных комнат, прислонившись к стене, сидел Алмаз, держал в что-то в руке и слабо, но довольно улыбался. ЖИВ. Он был жив. Наверное, некоторое время я ничего не слышал. Я был оглушён кошмарным, выбивающим дыхание, сметающим всё на своём пути счастьем. Старший говорил про какую-то ошибку в описании ритуала, которую он нашёл в последний момент …Сапфир его о чём-то спрашивал, потом долго и нервно что-то высказывал, и, кажется, под конец, почти кричал. О чём они говорили, я не знаю. Я об этом не думал. Я смотрел. Вот у него пуговица на рубашке отлетела. Вот она чёлка – совсем зарос, и она падает ему на глаза. А вот, на подбородке у него, оказывается, родинка. Жив. Жив! Брат жив. А потом мир обрёл звуки. - …не могли дозваться. - Это случайно вышло. Я не знал. Что-то важное случилось в это время? - Нет! Да… Какая разница? Ты всё равно должен был нам сказать. Или хотя бы Лорду Обсидиану. – Сапфир нахмурился и скрестил руки на груди. – Решил бросить нас, оставив пустой трон и расколотую? Ты должен был позвать нас. - Должен?! – Алмаз запрокинул голову и засмеялся. Смеялся он долго, громко и оскорбительно. У младшего дрожали руки и губы, как у человека, который собрался плакать. Через минуту он выбежал в коридор. Алмаз вздохнул и посмотрел на дверь. Кажется, понял, как обидел Сапфира. - Так было надо, - упрямо произносит брат. – Он не понимает. Даже если бы я не нашёл ошибку. Я бы всё равно справился. Киваю. Верю. Я увидел, _что_ он может. Он действительно всё может. Другой бы тут не сидел после этого. Любой бы тут… - А не справился бы – значит, невелика потеря. – улыбается Алмаз. – Зачем стране и трону король, который ничего не может сам? Ну что тут можно сделать? Даже наорать на него не хочется. И вообще ничего не хочется. Совсем. Подхожу к нему вплотную, берусь за связанные в хвост волосы, сильно тяну и, склонившись к самому лицу, чтобы нельзя было отвести взгляд, говорю прямо в расширившиеся зрачки. - На хрен страну. На хрен трон. Ты нужен_мне_. Отпускаю Алмаза и, даже не оглянувшись, иду к себе. В ладони осталось несколько белых волосков. Думаю со смешком, что у кого-то сегодня будет дико болеть голова. Интересно, почему он мне по зубам не дал? Ритуал силы отнял? Решительно пересекаю коридор, решительно открываю дверь и так же решительно встаю посреди комнаты. И наконец осознаю, что я ему сказал. Я что, ему ЭТО сказал? Лицо в зеркале кажется каким-то красным, наверное, я как Бор – обгорел на Юге. Надо попросить Сапфира, чтоб в лаборатории изобрели защиту от солнца, а то просто жуть какая-то… Падаю на кровать, поправляю подушку и подтыкаю одеяло – дует. Теперь нужно подумать о создании нормальной разведки – это раз, контрразведки – это два, а три почему-то проваливается в глухой колодец, где есть алебарды, помощник писаря и хвостатый Алмаз почему-то с магической свечкой в руках..
Алмаз: Истоки королевской вредности и авантюризма Коронация Все должно было пройти безупречно. Ради этого мы с Рубеусом три дня не спали и забывали поесть. Сапфир, глядя на нас, хмурился и пытался встать с кровати. Что ему было строжайше запрещено и лекарем, и симпатичной молоденькой целительницей, дежурившей в его покоях почти круглые сутки. Я убеждал его не издеваться над собой и побольше отдыхать. Но он все видел – и то, как я вздрагиваю от резких звуков, и то, как поглядываю на дверь каждые несколько минут. Никакие просьбы быть поосторожнее мне не были нужны – меня могли убить в любой момент. Как и обоих моих братьев. Мы слишком многим мешали. Мы были слишком молоды и фактически беззащитны. И нас было всего трое, а претендентов на еще теплый трон - несколько десятков. Хитрых, сильных, взрослых. Способных на любую подлость. И я фальшиво улыбался Сапфиру, и рассказывал о приготовлениях к коронации. О том, что мы приказали отмыть до блеска Большой зал. Но не говорил, что только за сегодня рядом со мной чисто случайно упали две тяжеленные балки. Называл по памяти тех, кто попал в список приглашенных на церемонию. И не упоминал о том, что только полчаса назад трое из них караулили нас в тупике коридора, сжимая оружие под плащами. В деталях повествовал о том, как Рубеус гонял поваров, вооружившись древней секирой, когда обнаружил недостачу продуктов, закупленных для последующего ужина. И ни словом не обмолвился о том, что вчера мы с ним не обедали вовсе, потому что каждое из трех блюд было замысловато отравлено. Сапфир кивал и задавал массу вопросов. Больше всего его волновало, все ли детали нашего плана одобрили боги. Он еще не решался обращаться к Джедайту без посредничества жрецов. Мне же, как наследнику престола, можно было говорить с богами напрямую. И я успокаивал нервничающего брата: все оговорено и рассчитано по секундам, это будет потрясающе эффектный спектакль, боги лично будут все контролировать, а заклинания усмирения и подчинения, которыми свяжут наш главный устрашающий элемент, будут невероятной силы. Я сыпал цифрами и выкладками, цитировал планы Рубеуса и книги по магии, и Сапфир успокаивался. Долго сидеть с ним я не мог, и убегал, с сожалением отнимая руку у его цепких горячих пальцев. Рубеус шипел и осыпал страшной бранью все, что, по его мнению, нарушало наши ювелирные расчеты. Я старался сдерживать этот буйный темперамент, как мог. Но и мне доставалось. Ему тоже нужно было напоминать о благосклонности богов и гениальности нашего плана. Он фыркал и смолкал. Как и Сапфир, Рубеус ни разу не пытался поговорить с Нефритом. О Кунсайте он не спрашивал, видя мою непробиваемую самоуверенность. Церемонию пришлось проводить по старому обычаю. Я первым делом пообещал себе отменить это нелепое действо, как только оно закончится, чтобы хоть наши наследники были избавлены от этого пафосно-нелепого бреда. Конечно, если доживу до коронации. …В пустом зале шорох шагов Рубеуса казался преувеличенно громким. В мою последнюю ночь на свободе он не дал мне поспать. Я с самым кислым и недовольным видом, какой только мог изобразить, держал факел, пачкающий мне манжеты, а брат кружил по залу, осматривая еле видные отметки на полу и что-то вполголоса бормоча. Он так старательно не обращал на меня внимания, что мне окончательно стало скучно. - Мы уже сто раз все проверили... – я опять начал жаловаться. – Все до сантиметра. Твои люди проводят и расставят всех по значкам. Зону вызова я знаю. Заклинания вызубрил лучше, чем собственное имя. Все ведь готово... Рубеус оглянулся, что-то проворчал и исчез в темноте – пошел по периметру. Я продолжил: - Пойдем спать, а? Я же завтра здесь свалюсь, прямо на ступеньках. И вот тогда точно... Брат вынырнул из тьмы, подошел вплотную. Он устал, очень устал – тощий, щеки запали, глаза лихорадочно блестят. Мне на секунду становится стыдно, но я быстро это подавляю. - Ты уверен, что стражу надо увести с переднего края? – голос у него очень тихий, обессиленный. – Ты знаешь, зачем это надо богам? - Да, абсолютно уверен, - я излучал спокойствие и уверенность. – Не знаю. Может, будет какое-то воздействие на придворных? Боги не уточняли. Сам понимаешь! Я пожал плечами и потянул Рубеуса за рукав: - Пошли. Все в порядке. Ну хочешь, я тебе расскажу все поминутно? Вплоть до того, когда буду дышать и куда смотреть? Он не сопротивлялся, вяло поплелся следом. Еще бы – неделю толком не спать и не есть. Все-таки ему было всего пятнадцать лет, моему вспыльчивому и ершистому рыжему брату. А я – старший. Я теперь за них отвечал. А завтра...завтра я должен был взять на себя ответственность за всех. То, чего я боялся всю жизнь. Впрочем, если выспаться предварительно – это не самое страшное, что может случиться с человеком. Ночь куда-то провалилась. Только я коснулся головой подушки – как уже нужно было вставать и идти. Я скептически оглядел свое отражение в зеркале. Церемониальный белый мне категорически не шел. Рубеус откуда-то сбоку хихикнул, что в таком цвете от меня остаются одни глаза. Я пропустил это мимо ушей. Все-таки он здорово нервничал. Мы зашли к Сапфиру. Малыш подпрыгнул на кровати и потребовал, чтобы ему разрешили встать и идти с нами. Но подняться он не смог (впрочем, я бы ему и не позволил). Выслушав последние указания нашего семейного великого мага, мы по очереди его обняли и направились в тронный зал. Самое мрачное, зловещее и нелогично огромное помещение во дворце. Как раз подходящее. ...Я почувствовал, как на спину падает что-то тяжелое. Повернуться и посмотреть было нельзя – я и так знал, что это мантия, доставшаяся мне по наследству от канувших в безвременье поколений королей. Пыльный мех нестерпимо вонял кислятиной, но пошевелиться было нельзя. Жрецы начали читать речи. Чтобы не думать о том, сколько чепухи в их высокопарных словах, значений половины из которых я не знал, я посмотрел вниз. На толпу людей, которыми я должен был править. Я видел родственников, гнилые ветви королевского дома, стоящих в первых рядах, за ними – приближенных, трясущих затянутыми в позолоченный бархат складками жира или прикрытыми шелком костями. Пустые, звериные лица молодых придворных, с которыми я пил и устраивал дикие выходки, пытаясь в бессмысленной жестокости разрушить все вокруг – и главное, себя. Блестящие украшения и хищные и тупые глаза девиц, с восхищением уставившихся на меня...я при всем желании не вспомнил бы, со сколькими из них я спал. Я видел их всех, хотя они занимали огромный зал. Я почти осязал их взгляды. Здесь были далеко не все, кого я хотел бы собрать, но... За спиной ежился Рубеус – сжатый в комок, напряженный, как перед дракой. Он не понимал, почему я собрал именно их, почему в зале нет ни одного верного нам человека. Я смог успокоить его только тем, что это было требованием богов. Острые края короны впились мне в голову. Проклятая конструкция была явно рассчитана на голову гиганта...ну или очень толстого короля. Что-то Сапфир вчера с ней делал, творил какие-то подкладки, но это мало помогло. Я не шевелился и почти не дышал, чтобы с моих широко расправленных плеч не сползла эта мерзкая шкура, а с гордо поднятой головы не слетела уродливая корона. Наконец, жрецы провыли последние слова. Чьи-то руки сняли с меня эту ужасную жестянку. По установленному веками порядку, ее надлежало вернуть в сокровищницу (и положить между бочкой олова и мешком со столовым серебром), посему жрецы удалились. Я выдохнул. Придворные зашептались – оставалась самая формальная, пустая часть – благословление богов. Обычно роль божественного согласия играл удар колокола или магический фейерверк. Так было много столетий. До меня. Я шагнул вперед и шум стих. В эту секунду на двери зала снаружи опустились засовы. Рубеус за спиной сходил с ума от волнения, и я послал ему – вне плана – бессловесный призыв успокоиться и верить мне и богам. С этого мгновения я отвечал за все. Один. - Народ королевства Даймонд признал меня наследником своих повелителей. Я призываю богов и прошу их благословения. Выговорив эту нелепейшую фразу, на которой очень настаивал аккуратный Сапфир, я повел плечами, сбрасывая зловонную мантию, и вскинул руки. На языке, которого я не знал, я выкрикнул одно из страшнейших заклинаний, которые только были известны. Прямой вызов богам. В самой дерзкой форме. Я вспомнил, как братья отговаривали меня от такой формулировки, и я отшучивался, что так будет эффектнее и боги не возражают, даже наоборот. Мне было необходимо, чтобы они пришли. Чтобы _он_ пришел. Какие-то мгновения царила тишина. Жуткая, мертвая тишина. Как будто я остался в зале один. И вдруг – горсть белых искр метнулась от уходящего в вечный сумрак потолка, ударилась об пол, взвилась снопом света. Кто-то в толпе присвистнул, и... яркая вспышка ударила посреди скопления людей, отшатнувшихся в сторону. Они еще были увлечены зрелищем. Свет разрастался, разбивался вихрем тонких льдинок. Взвизгнула какая-то женщина, задетая острым осколком. Нарастал шум. Но они еще не видели. А я – видел. Я шел к нему. К вырастающей из ледяного вихря глыбе, сияющей серебряной чешуей. Еще секунда – и его увидели все. И бросились к стенам, в изумлении. Но никто не пытался уйти – завораживающее зрелище было сказочно прекрасным. Такого они не увидели бы никогда и нигде. Изогнув гибкую шею, обвив себя мощным хвостом, в освободившемся пространстве сидело легендарное чудовище. Ледяной дракон бога Кунсайта. Вирм. Я смотрел в его глаза – сгустки чистого ярко-голубого света. Не отрываясь. Не в силах отвести взгляд от красивого гигантского зверя, воплощения смертоносной мощи. Никто и никогда не делал подобного, как говорил Сапфир. Два раза пытались вызвать бога Джедайта, пару тысяч лет назад. Как самого мирного из богов. Однажды какой-то отчаянный наследник, пытаясь доказать свое спорное право, призвал бога Зойсайта. Самоубийцы. Мы даже не знаем их имен. Боги к ним не являлись, их убивали чудовища. Кунсайта не пробовал вызвать никто. С тех пор, как он благословил Аделита. Великого, первого. Я подошел к лапе вирма практически вплотную. Сердце грохотало где-то в ушах, ноги почему-то не сгибались в коленях. Осталось последнее. Договорить формулу заклинания. Только бы голос не дрогнул. Если бог после окончания фразы не появляется или не одобряет наследника, смельчака разрывает вызванное чудовище, как зачитывал Сапфир. Я вспомнил слова Рубеуса – о том, что предыдущие короли, даже общаясь с богами, не были с ними в настолько близких отношениях, чтобы просить о такой милости – о демонстрации прямой поддержки. И о том, как он сам себе отвечал, что верит в нас. В меня. Мне стало так стыдно, что я почти спокойно посмотрел на вирма, склонившего ко мне огромную голову. От него шел пар, как от ледника в жаркий день. Я набрал побольше воздуха. И выпалил это злосчастное заклинание. Прямо в морду дракона. И _он_ пришел. Эфемерный силуэт из света, воды и льда. И силы. Подавляющего, божественного величия. Я почти услышал, как сквозь зубы от восхищения выругался Рубеус. Я знал, о чем он подумал - о том, что обещаниям богов можно верить. Лицо бога, нечеловечески прекрасное, строгое, как у статуи, обратилось ко мне. Он парил между мной и вирмом. Мой...покровитель. Никогда в жизни мне не было так трудно говорить. - Великий Кунсайт! Я, Алмаз из рода Аделита, наследник рода Валор, прошу твоего благословения... И - чтобы Рубеус, у которого слишком острый слух, не понял - шепотом, одними помертвевшими губами: - ...приятно познакомиться. Бог смотрел на меня, не отрываясь. Пронизывающим, ледяным взглядом. Я просто не мог опустить голову – он видел меня насквозь, изучая, царапая изнанку души острыми зрачками. И все, что мне оставалось – держаться под этим страшным взглядом. Я открылся ему. Чтобы он знал, как я был унижен, когда он не отозвался на мои первые просьбы о покровительстве и как завидовал братьям, которым боги – пусть через жрецов, - но ответили. Чтобы понял: если он тогда не снизошел до меня, то я поклялся заставить его меня признать. Его. Бога. Даже если он меня презирал. Я никогда и ни с кем не был так откровенен, как с этим сверхъестественным полупрозрачным существом, сверлящим меня глазами, удивительно похожими на глаза его же ледяного дракона. За эти мгновения, пока он молчал, я успел двести тысяч раз умереть самой мучительной смертью в своем воображении. Вдруг чужая мысль, как порыв холодного ветра, ворвалась в мою безумную голову. «Я был неправ» И бог улыбнулся. Криво, снисходительно, но улыбнулся. Мне. Мне, королю. Я больше ничего не помнил. Не помнил, как фигура бога разлетелась крошечными огоньками, тут же прилипшими ко мне приятным волшебным холодком. Не помнил, как вирм потянулся к моей руке – доверчиво, как гигантский кот – потерся о мою ладонь, смешно маленькую на фоне его массивной челюсти. И как развернулась пружина мышц и абсолютной брони, взмахнув шипастым хвостом. И вопль ужаса животных, в которых превратились еще минуту назад формально разумные существа. Наконец понявшие свою участь. И я улыбнулся моему покровителю в ответ.
Рубеус: Ня-ааа... Ну, Алмаз, ты же знаешь, как я люблю твою вредность и авантюризм... Не, серьёзно, люблю. И это произведение тоже. Горжусь братом.
Сапфир: Топаз и Сапфир. Эпизод до расставания. Как и обещал, потихоньку раскрываю их взаимоотношения. Критика приветствуется. Сапфир неожиданно понял, что он влюблен уже дважды – в Топаз и… в ее животик. Маленький беленький животик, который умиляет его безумно. Bторая страсть принца оказалась очень скромной и появлялась только часа на 2 в день – после обеда, стыдливо показывала свое прекрасное лицо и снова исчезала. Топаз не понимала, почему принцу так нравится эта особенность ее фигуры – она вообще очень ее стеснялась и считала кошмарным недостатком. Но на деле – это же было смертельное оружие! Теперь принц понимал, откуда пошло утверждение, что все войны случались из-за женщин. Вот и у него была еще одна война, со своими тактикой и стратегией, победами, поражениями и маленькими радостями. Сапфир проводил осаду по всем правилам: приглашал врачевательницу в какое-нибудь укромное гнездышко на целый день, старательно планировал вечер и подбирался к своей цели. Принц начал готовить – специально для них – девушки и ее пузика. А потом, выманив вкусностями свой фетиш наружу, этот шаман мурлыкал над ним и курлыкал, шептал какие-то только им двоим понятные слова-заклинания, рисовал странные символы языком и губами, чем ужасно смешил Топаз. Ей было щекотно, неловко и очень тепло. Пальцы Сапфира путешествовали по странным ландшафтам, как сообщал девушке его голос: пустыни, барханы – гладкая кожа, зыбучие пески – пупок, ледовая горка – по ребрам вниз, непреодолимая гора – левый бок. На ее животе бывали и петушиные бои, и лошадиные бега - быстро-быстро подушечками пальцев вверх-вниз. А еще Сапфир брал тушь и пером писал послания животику девушки. «Здравствуй, пузико, это я!» «Пузико, твоя хозяйка самая вредная и самая замечательная девушка в мире…» - Не вертись ты, мешаешь… - Но Сапфир, щекотно! - Терпи! - Ребенок! «Ей нас не понять, да пузико?» – Слушай, оно мне отвечает! - Дурачок, он бурчит, потому что еду переваривает. Ты в него столько всего впихнул! Смех. Возня. «А знаешь, пузико, ты мне нра…» Топаз отобрала перо. Забросила за спинку кровати. Они уставились друг на друга: упря-мые, настороженные и смеющиеся. - Ну вот, пузико, куда ей… совсем не понимает, - пробурчал Сапфир. Топаз набрала воздуху что-то сказать, но тут принц улыбнулся и прижался губами к черным линиям. Горячее дыхание. Губы – сухо и нежно. Язык – горячо, мокро, дрожью неожиданности по спине - повторяет надписи – прочтешь? Нет? Девушка забыла выдохнуть. Одна фраза…. вторая… третья… последнее слово – незаконченное. Неожиданно сама Вселенная хочет его завершения. И Сапфир выводит недостающие буквы – уже не пером и чернилами. Топаз дрожит в его руках, и руки его для нее – опора в невесомости. Только они и держат в этом мире, а то бы – провалилась сквозь простыни, кровать, пол куда-то… сама не знает куда. Последняя буква – знак препинания – Вопрос? Восклицание? Точка? Троеточие. Три ощутимых касания. Горячее дыхание и лукавый взгляд. Выдох. Воздух со свистом вырывается из легких - затем, чтобы не вернуться еще какое-то время – в поцелуе девушка предпочитает не дышать. Долгая, нежная, мучительная бесконечность. И сами они потерялись – в нигде? Друг в друге? В этой бесконечности? Потом обнаружится, что язык у Сапфира черный; благо, вместо чернил он использовал сок шелковицы. Ванна. Белокожая Гюльчатай Сапфира уже почти исчезла, и вода смывает признаки их любви и взаимопонимания – темно-синие широкие линии, сливающиеся в слова?.. узоры?.. Принц сам намыливает живот Топаз. Девушка лежит, откинув голову на бортик ванной, прикрыв глаза. Каждое ее движение… жест… поворот и изгиб тела... Он влюблен в них до безумия. Ее шея… о, она занимает достойное второе место после пузика. Сапфир улыбается, и целует свою новую страсть. Кажется, он завел гарем?
Алмаз: Сапфир обожаю, как ты пишешь такие прелести!
Сапфир: Алмаз Специально для тебя, солнце. Уныние королей чревато унынием страны.
Кунсайт: Критики нет. Есть восторженные визги. Чудо!
Рубеус: Ня!!!!!!!!!!!!!! Сапфир, это чудо!!! Такой кавай)))
Сапфир: Рубеус Кунсайт Спасибо, ребята. Меня безумно радует, что вам понравилось.
Рубеус: Мне после этой доброй вещи даже как-то совестно вешать свой мрачняк . Ладно, Алекс, ты это просил сюда, всё под твою ответственность. Сид Предупреждение 1: не рекомендуется для прочтения лицам, не достигшим семнадцати лет, беременным, людям с ослабленной нервной системой и просто впечатлительным. Предупреждение 2: содержит сцены насилия (массовые убийства, убийства невинных, много крови) Предупреждение 3: автор искренне убеждён, что убийство – это самый скверный способ решать свои проблемы. Смысл поступка персонажа совсем не в этом. Текст под «морем» …Дикий, непрекращающийся крик Сапфира всё ещё стоял в моих ушах, когда мы входили в Сид… Это была самая обычная боевая операция. Это был самый обычный город с кучкой сектантов, дряхлым замком и впавшим в маразм герцогом. Сектор в ведении Сапфира – самый безопасный и мирный. Единственная трудность – какой-то источник энергии внутри замка, но щитовые и слабенькие противоударные артефакты в стенах никогда не были редкостью. Младший потянулся сознанием определить его параметры, структуру и прочую чепуху… Самое обычное сканирование. Которое даже засечь-то нельзя в принципе – умничка-Сапфир всегда был крайне осторожен и ловок… Кто. Мог. Знать. …Сапфир лежал на земле, раскинув руки и не шевелясь, только глаза – страшные, чёрные, уродливые ямы, один зрачок – ни белка, ни радужки, и безумный, мало похожий на человеческий, вой?…стон?…хрип? – да не знаю что! – из широко раскрытого рта на одной раздирающей ноте. Всё время. В течение двух часов. В течение двух часов мы вливали в него силу. В течение двух часов лучшие целители делали всё возможное. В течение двух часов Алмаз звал сперва Кунсайта, потом Джедайта, Нефрита и Зойсайта, пока не сорвал голос. Он орал так и такое, что если бы Боги, как в дурацких книжках сектантов жили на небесах, то они бы давно рухнули со своих облаков. Но наших Богов не было во Вселенной. Возможно, они предвидели не всё, возможно – хотели, чтобы мы справились сами, возможно – у них просто были дела гораздо более важные, чем судьба какого-то смертного, возможно… Да какая разница?! Боги были глухи, а целители бесполезны. Если, конечно, не считать за пользу издевательские поклоны и отговорки, дескать, помочь не можем, кто-то поймал его сущность… …Поймал - и теперь рвёт её на части. Перед глазами с ужасающей чёткостью встала знакомая, привычная с детства сцена рыбалки – рыба с пробитым нёбом бьётся на крючке у хихикающего мальчишки – и меня чуть не вывернуло. Мне было не важно, что именно с ним сделали. Мне было не важно, кто или что могло сделать такое. Я шёл на Сид. Алмаз остался с братом: одна рука над головой – удерживать рассыпающийся в пыль разум, другая – глушить этот страшный крик, чтобы не сойти с ума самому. Я вёл солдат. Боль Сапфира – я подключился к нему напрямую, я хотел это чувствовать – вгрызалась в виски и драла каждый нерв, каждую клетку, которая была в моём теле. Это было хорошо. Это было чудесно. Пока я ощущал боль, я знал – он ещё здесь. Он ещё есть у меня. Перед нами был замок. Благие Боги! Самый обычный соплями склеенный замок, даже толком не защищённый – так только, от телепортации и проникновения сверху. Да и то, будь здесь хотя бы половина наших магов – они все делились с Сапфиром энергией – проблем с этим бы не возникло. А вокруг замка стояли люди. Огромная толпа людей. И ни одного воина. Ни одного мужчины. Только женщины… И почти все с детьми. Самые маленькие смешно тянули ручки, агукали, или сладко посапывали. Ребята постарше держались за юбки матерей и испуганно смотрели на нас. Некоторые из женщин плакали и выкрикивали проклятия, некоторые молча перекрывали нам дорогу. Пирит сплюнул: «Бабы и малышня… Много ли забот». Пирит был глуп. Вокруг горожан, поверх них и на них колыхалась прозрачная масса. Что-то липкое, хлюпающее, отвратительное связывало их в одно целое – непроходимую, неразрывную стену. Из содрогающейся мерзкой плёнки смотрели живые глаза – глаза людей, а не зомби. Глаза тех, кто знал, что он делает. Глаза тех, кто этого хочет. Трое или четверо солдат, не дожидаясь приказа, кинулись к женщинам, попытались оттащить их от других, растолкать их, вытянуть хотя бы детей. Сыто чмокнуло. Солдат всосало в толпу. Маленькие ножки в трогательных сандаликах. Аккуратные лодыжки в кожаных туфельках. Женщины танцевали, дети забавно подпрыгивали. Из раздавленного живота Галита брызнули кишки. Хрустело. Чавкало. Перемалывалось. В считанные мгновения. От здоровенных, сильных парней осталась только кровавая каша. Их растоптали заживо. Кого-то из наших рвало, несколько порывались кинуться прочь. Но я уже знал что делать. Растолкать, отодвинуть их было нельзя, это не тэриэн* – сила сомкнутых рук, Отключить сознание, вырубить – тоже, это – не цуу* – сила магии, магией это не взять. Их держит оусэи*. Сила жизни. Втиснутая, сомкнутая, сбитая в ненормальную отвратительную и неизвестную мне формулу. Их нельзя попросить уйти, их нельзя телепортировать отсюда, их можно только… Будь Сапфир в порядке, может, он придумал что-то другое, он всегда думал как-то иначе, по-своему. Я даже не знаю, сколько всего он умеет. Но сейчас Сапфир… Я взял в одну руку меч, а в другую – кривой кинжал, дар Бога-Покровителя. Я крепко сжал зубы. Двухлетний малыш потянулся ко мне – ему понравился светящийся полумесяц. Где-то заплакал младенец, и мать склонилась над ним, шепча что-то ласковое и успокоительное. Я сжал ещё и кулаки. Рукояти впились в ладони. Помогло. - Прорываемся. Не калечить. Только убивать. Кто-то бросил оружие, кто-то бросился на меня: «Позор!», «Это же дети!» «Там же дети!» Их я сжёг на месте. Дети? Им ещё жить и жить? А там, в паре миль, на руках у Алмаза умирает Сапфир! Дети? Маленькие? А Сапфиру тоже всего тринадцать! Дети? Не понимают? А то, что придёт в себе, если придёт вообще, возможно, тоже не будет ничего понимать! Возможно, это будет уже не-Сапфир и не-брат. Дети?! Вы говорите о детях?!! Я захохотал – громко, от души, откинувшись и глядя в ясное, чистое, безупречно-синее небо. Сапфир кричал. Сапфиру было больно. У Сапфира уже почти не было времени. Мой брат переставал быть. Мой брат. Брат. Мой. Я посмотрел на солдат. На всех. На каждого. И взял всё на себя. Всё, что будет потом. Всё, что сделаю я. Всё, что сделают они. Я колол и резал. Я раздирал, полосовал, сминал и отшвыривал. Я не видел ничего перед собой. Потом у меня вырвали меч, потом толпа сомкнулась вокруг меня. Места на замах, времени на пасс не оставалось, и я рвал их руками, кромсал, расчленял, ломал хребет, протыкал глазницы, вспарывал животы… Наверное, сам страх боялся меня, когда я шёл на Сид. Насквозь. Напролом. По красной дороге. Это то, что я буду помнить всегда. Как долго всё длилось. Как неправильно быстро всё закончилось. Как мы вынесли всех. После, снеся ворота – толком не запертые, проржавевшие насквозь – я шагнул в полутёмный сырой коридор. Откуда-то несло гнилью и стоячей водой. Что-то соскользнуло с моего плеча и хрустнуло под ногами. Прозрачная плёнка, маленькие пальчики, кровь… Но мне было не до того. Думать было некогда. Меня ждал настоящий бой. Я нёсся по залам и коридорам, заглядывая в бесчисленные комнаты, и когда, наконец, нашёл ту самую, нужную, меня снова вывернуло смехом, меня тошнило от хохота, я трясся и захлёбывался, но никак не мог остановиться. Два плешивеньких, усохших старичка, все в лишаях и гнойниках, почти лишённых собственной магии, обхватили розовато-серый грибовидный камень с двух сторон и что-то шептали, покачиваясь, но дрожащих тощих ножках. Я подошёл к ним, заглянул в подслеповатые мутные глаза каждого, и одновременным движением обеих рук вырвал им горло. Как я схватил со стены алебарду и ударил в камень я уже помню смутно, помню только, что тот оказался хрупким, как стекло… А потом я ощутил непривычную лёгкость – меня настигла тишина и свобода от боли. Я обессилено сполз на пол, и прежде чем окончательно вырубиться, успел услышать совершенно замученный, но радостный голос Алмаза «Не знаю, что ты сделал, но младший в порядке. Он спит» и подумать «Лучше тебе не знать, что…» *** Пришёл в себя я где-то в палатке. Я был одет в чистое и закутан в какое-то плотное одеяло. На кресле неподалёку мирно сопел целитель. Какая-то настойка пузырилась и шипела на маленьком столике. Пахла она довольно неприятно. Я – тихо, чтобы доктор не проснулся и не начал меня ею поить – прокрался наружу. Мензурку прихватил с собой – пригодится полить растения. Снаружи светило солнце, и мне даже пришлось прищуриться, прежде чем я смог что-либо разглядеть. В метрах десяти бодрый Сапфир отдавал распоряжения. Меня он пока не видел, и что-то серьёзно вычитывал смущённому адъютанту не многим старше его самого. Тот оправдывался и краснел. Я улыбнулся. Какой он серьёзный, мой братик. «Ага!» - рядом с ухом раздался привычный смешок. – «На Джедайта похож… Тот так заинтересовался обломками, что даже не знаю, как его от них оттащить» Я зло дёрнулся. - Жалко, что я испортил такой любопытный ка-амешек, да? Нефрит ещё раз хохотнул, и я почувствовал лёгкий щелчок по носу. «Время в разных мирах течёт по-разному. Джедайт успел бы к своему… ученику в любой момент. Привязался к нему, представляешь?» Разбитые о дерево пальцы не заживали три дня. А та настойка оказалась заклятьем забвения. Хорошо, что я её не выпил. Тьфу, лучше бы поесть оставили! * - слова «тэриэн», «цуу» и «оусэи» принадлежат Н. Игнатовой.
Сапфир: Рубеус Руби, я после этого свои сопельки вывешивать не могу… Слов нет. Руби… Я тебя лю.
Рубеус: Я тя тоже, Фирь
Каоринайт: Каоринайт. Прибытие в замок. Кругом лишь раскаленная на солнце пыль, дышать нечем, да еще эта вонь от немытых тел стражников. Королева Базальт приказала мне немедленно ехать ко двору, лечить этих уподобившихся животным придворных. Жаркий полдень разжигал людскую злость и грубость, вышибал из человеческих душ всякое сострадание. По пыльной дороге двигалась небольшая группа вооруженных солдат – они вели под своим конвоем молодую девушку. Она была очень бледна и, по всей видимости, страшно измотана, не только дорогой и нестерпимой жарой, но и жаждой, жгущей горло. Вокруг то и дело раздавалась грубая брань и страшные проклятья, на девушку постоянно направлялись пожирающие взгляды. Боги, за что мне это? За что меня выдернули из маленького тихого городка? За что тащат в самый центр ада? Ей хотелось плакать, но влага здесь была слишком ценной, что бы растрачивать ее на эмоции. Не смотря на ужаснейший внешний вид – когда-то бывшее черным платье было теперь серым от осевшей пыли, прекрасные длинные рыжие волосы спутались, темные глаза закрывала пелена отрешенности и отчаяния. Может это расплата за прошлую жизнь? Погруженная в свои далекие от реального мира мысли, девушка не сразу заметила, что они приближались к главному замку королевства. Темный и грозный силуэт возвышался над всеми остальными постройками города, но при ближайшем рассмотрении замковые стены и башни были просто в ужасающем состоянии – разруха, запустение, мусорные свалки и пробивавшийся через трещины в плитах кустарник. Главная резиденция королевской семьи была самым отвратительным строением. Тяжелые ворота едва открывались под напором двух десятков стражников, внутренний двор представлял собой настоящую помойку – кое-где валялись мертвые тела, пораженные чумой и мором, грязь и болезни прилипали к каждому обитателю замка. Вокруг царила непрошибаемая вонь. - Нет, пожалуйста, не надо! Один из стражей грубо стянул хрупкую девушку с лошади и потащил по двору к входу в замок. На пороге центрального входа ее уже ждали. Сама королева Базальт встречала вновь прибывшую. Она крепко ухватила ее за плечо и потянула за собой в глубь темных коридоров. Как только рыжеволосая перешагнула порог каменной громады, ее голову пронзила невыносимая боль – казалось, сами стены кричат и взывают о помощи. Пол под ногами так и грозился исчезнуть, стены готовы были раздавить идущих почти в кромешной темноте королеву и слуг. Базальт распахнула одну из дверей, скрипнули ржавые петли – ее буквально зашвырнули внутрь комнаты, и двери тут же закрылась. Помоги мне… Тяжелый и безжизненный голос разрывал воспаленное сознание. - Пожалуйста, оставь меня в покое. Что я тебе сделала? За что ты меня мучаешь? Слезы брызнули из покрасневших глаз, темнота сомкнулась вокруг плотным кольцом и поглотила все звуки кроме этого потустороннего голоса. Девушка упала на грязный пол и потеряла сознание. Так замок впервые обратился к Каоринайт.
Алмаз: Рубик спасибо! *шепотом* И я вас обоих люблю, ребята Каоринайт класс! А можно еще?
Каоринайт: Алмаз Ну можно наверное.
Асбест: Битва Золотого песка. Замок Ксенторон был взят, но главная башня запечатана сильной магией, так просто туда не пробраться. Молодой офицер стоял перед Асбестом и смотрел в его непроницаемые глаза. Что будем делать? Рядом с разговаривавшими возникла огромная черная пантера. Чароит… Асбест опустился на одно колено и потрепал кошку за холку. Где ты пропадала? Раздался глухой рык и взметнулись черные крылья – Чароит явно была чем-то не довольна. Асбест криво усмехнулся. Своенравна, как всегда. Что же ты узнала? Он заглянул в бездонные глаза необычного зверя. Недры памяти расступались перед взглядом хозяина. Девушка… Казалось, что вместо волос по ее плечам рассыпается солнечные свет. На спине висели искусно сделанные ножны, меч находился в крепкой руке – его лезвие, казалось, излучало золотистое свечение. Последняя жрица Золотых песков стояла на вершине главной башни замка Ксенторона. Ее руки чуть выше локтей перехватывали золотые браслеты с самым ценнейшим камнем для ее веры – золотым песком. Асбест даже через память Чароит почувствовал исходящую от них силу. В рукояти меча тоже красовался этот камень. Внезапно раздался ее голос – властный, наполненный силой, выдающий сердце, готовое ко всему. Да, сердце, именно сердце. Передай своему хозяину, что я жду его. Только его и никого больше. В башню пройдет только он один. Асбест вздрогнул как от тяжелого удара. Зеленые глаза, наполненные злостью… Ее глаза. Кайрира, единственное дорогое ему существо, теперь стояла на вершине этой проклятой башни. Она прекрасно понимала, что ей грозит смерть, и ждала именно его, его одного. Перед глазами в золотых искрах пронеслась рыжеволосая девушка в зеленом платье, опушка леса и небольшое зеркальное озеро, из прошлого донесся запах редких цветов, таких же прекрасных, как и она… Черноволосый резко поднялся на ноги и зашагал в сторону замка, по дороге проверяя крепления многочисленных ремней на доспехах и перевязывая пояс с кинжалами. Немного помедлив, он все же закрепил меч на спине, проверил, удобно ли ложится в ладонь рукоять и легко ли выскальзывает сталь из ножен. Напряжение взяло верх, он бросился бежать, не замечая никого вокруг и сшибая все на своем пути. Казалось, прошли какие то секунды, а он уже взлетал по винтовой лестнице на вершину главной башни, туда, где стояла его единственная любовь, обреченная, но такая неотвратимая. Ветер разметал ее волосы в разные стороны, безжалостно хлестал по золотистым оголенным плечам. Она обернулась, едва он ворвался в мир ее последнего пристанища. В воздухе густилась обреченность и скалила клыки черная злоба. Тяжело дыша, Асбест медленно направился в ее сторону. Почему, Кай? Скажи, почему? Голос его дрогнул. От судьбы не убежать. Так повелось, что не человек правит силой, а сила человеком. Она потянулась к нему на встречу. Мгновение назад холодные глаза теперь светились жизнью и страхом. Они остановились так близко друг напротив друга, но были так далеки. Вот мгновение спустя девушка прикоснулась к рукояти своего меча. В глазах Асбеста билась боль, сердце кричало, но разум сковал душу льдом, и никакое пламя не могло ее растопить. Доля секунды, казалось, длилась целую вечность, врезаясь древними рунами в память и определяя неизгладимый рельеф на сердце. Вышибая искры, скрестилась сталь, заревел ветер, нещадно срывая стяги и знамена со стен павшего замка. Смертельный танец был так прекрасен – две темные фигуры почти под самым небом дописывали последние строки в книге судеб друг друга. Внизу, под крепостными стенами, сотни пар глаз устремились на них, зачарованные близкой смертью, золотыми искрами и последними вздохами заходящего солнца. Последний удар заставил ее отступить на самый край. Дикий ужас разорвал Асбеста изнутри. Как будто из-под толщи воды он слышал крики собственных страхов. Но нежный голос разорвал эту черную пелену. Помни, я буду любить тебя вечность. Улыбка, измученная, наполненные слезами прекрасные зеленые глаза. Она сняла с тонкого пальца необычного вида кольцо и кинула его под ноги Асбеста. Прощай. Она откинулась назад и полетела вниз, медленно, поддерживаемая дикими и необузданными потоками ветра, такая красивая и вечная. Чароит! Крик вырвал собравшуюся внизу толпу из зачарованного состояния, в высь взметнулась черная тень и молнией промчалась к падающей вниз фигуре. Но как только когти попытались сомкнуться на хрупкой фигуре – та рассыпалась золотым песком, осыпая головы стоящих внизу людей теплом и вырывая из их душ усталость, страх, беспокойства, даруя покой, наполняя счастьем и силой. Прощай… Шепот пронесся над плененным замком. Асбест почувствовал прикосновение ее губ, прикоснулся к своей щеке. Он подошел к краю башни и сел, взирая сверху вниз на расстилающийся вокруг вид недавней битвы, рядом, из глубокой трещины в плитах, пробивался к свету цветок эдельвейса. Черноволосый прикрыл его от ветра, рядом на камень опустилась черная крылатая пантера. Последняя вспышка уходящего солнца окрасила небо ярко красным светом. Прощай. Он поднял лежавшее рядом кольцо и одел на безымянный палец.
Каоринайт: Смерть королевы Базальт. Первичная связь Реальгара и короля Алмаза. Немного своевольно, но я надеюсь никто не обидится.) - После того, как королева выдернула меня в этот… ад на земле, я крепко связала свою жизнь с тобой Реальгар. Эхом отозвался мягкий шелестящий голос. - Я благодарен тебе за это. Если бы не ты – моя душа умерла. Но лишь ценой твоих усилий я могу жить дальше. Прости за то, что тогда я причинил тебе страдания. Девушка быстро шла по темным коридорам. Еще несколько дней назад здесь была настоящая свалка – кругом лежали груды мусора, грязь покрывала каждый сантиметр пространства, стояла невыносимая вонь, бегали крысы, а кое-где можно было найти трупы, пораженные всеми возможными болезнями. Сейчас же все коридоры нижних ярусов были вычищены, многочисленные обвалы стремительно разгребались, а дышать стало гораздо легче, пусть запах все еще и присутствовал. - Нужно еще так много сделать… Хорошо, что наша безумная королева не добралась до центральных подземелий, иначе твое сердце было бы…ранено. Каоринайт рывком раскрыла возникшие перед ней двери. Там, за двумя деревянными створками, царила ужасающая картина – неожиданно обвалился пол первого этажа, из-под завала виднелись окровавленные части человеческих тел. Погибшие люди были из отряда, тайно сформированного для расчистки дворца. Они боролись с болезнями и царившим вокруг разложением. Каори делала все возможное, что бы облегчить им жизни – лечила семьи, укрепляла силы для дальнейшей борьбы, оберегала их детей от окружающих ужасов. - Раненые! Всех раненых спустить на нижние уровни, к подземному центру. Я займусь ими, как только смогу. Внезапно замок содрогнулся до основания, рябь прошла по каменным стенам, полу, потолку, пламя коптящих факелов заколыхалось. Сознание девушки разорвал ужасающий рев, боль замкнула холодное кольцо вокруг сердца. Все, кто находился около завалов, кинулись к ней. На лицах читались ужас и непонимание. Все смешалось и слилось в глазах. Королева Базальт умирала. Замок чувствовал боль старой хозяйки, замок умирал вместе с ней. Если не разорвать их связь сию секунду, то…Аааааааааа! Она не смогла сдержать крик. Чьи то руки подхватили ее и потащили куда то. Наверх, ее несли наверх, по лестницам и мусору. Она глубоко дышала, стараясь хоть как-то сохранить ясность рассудка, но с каждой секундой это получалось все хуже и хуже. - Сделай что-нибудь. Я прошу тебя. Я не хочу умирать так… Реальгар взывал к своей хранительнице. - Как разорвать вашу связь? С огромным трудом прорываясь через чужую боль, Каори вслушивалась в затихающий голос Реальгара. Слова ответа смешивались в какую то непонятную кашу, по запястью правой руки как будто прошлись острым лезвием – брызнула кровь. Память провалилась в небытие, разум перестал воспринимать действительность. Несколько дней спустя. Сила замка легла на Каори тяжелым грузом. Она была еще не в состоянии ее контролировать, поэтому пускала его энергию на расширение собственных магических задатков. - Связь с нами теперь не расторжима. Знай это. - Я понимаю, но король… Вы должны соединиться. Твоя жизнь напрямую зависит от него. Мне не хватит сил удерживать тебя. Последняя фраза была произнесена с сожалением. - Да, я понимаю. Часть моей силы принадлежит Алмазу, но сейчас не время для того, чтобы передать ее ему. Он сейчас слаб, пусть занимается королевством. Когда время настанет сила придет к нему по первому зову. Но нас нужно связать. Коронация лишь начало. Его бабка ничего ему обо мне не рассказывала, он не поймет. Каоринайт лежала на теплых плитах в главном гроте и рассматривала узорчатые своды пещеры. Она внимательно прислушивалась к голосу Реальгара, расценивая и продумывая все возможности развития дальнейших действий в отношении связи замка и короля. - Ты слушаешь меня или я с собственными стенами говорю? Плита под девушкой недовольно дернулась. - Да слушаю я, слушаю. Не нервничай и продолжай. Замок недовольно ухнул, слабое эхо пронеслось под потолком. - Помнишь камень в центре магического потока? Это мое сердце. Я не могу жить без короля, но король спокойно может обойтись и без меня. Оно хранит все тайны тысячелетий истории. Но лишь полностью соединившись со мной, он сможет воспользоваться им. Хотя не думаю, что он сможет извлечь из него что-то, кроме дополнительного источника энергии, пусть и бесконечного. Теплый ветерок зашевелил волосы девушки. Кажется, замок смеялся. - Чтобы произошло полное соединение, он должен войти в источник. Его бабка сделала это неосознанно и ничего не поняла, но образовала между нами прочную нить, одностороннюю нить, распространявшую свое влияние лишь на меня. Прежде чем сделать это, нужно лишить сознание человеческих пределов. Понимаешь? Каори перевернулась со спины на живот. - Как я могу понимать то, что не подвластно человеческому сознанию? Она на мгновение задумалась и добавила. А правда, что замок сильверов тоже живой? Плита накренилась, и девушка мягко шлепнулась на пол. - Ты о чем думаешь вообще? - Ой, ну извини. Ты тут такие речи развел, что… А неважно. Как соединить тебя с Алмазом? Провести через источник? - Ты так ничего и не поняла. Прикоснись к его сердцу. Напрямую. Моя сила войдет в него и соединится с его сущностью и жизнью. Не беспокойся, он ничего не будет помнить. Просто очнется, как от тяжелого сна. В гроте повисло молчание. Вскоре Реальгар нарушил воцарившуюся тишину. - Ты сделаешь это для меня? - Я…Я попробую.
Алмаз: Асбест браво! *радуется* Теперь не один Сапфир о любви пишет! Каоринайт не понял, на что обижаться Очарован вашими беседами с замком и собственно Реальгаром. Я не против!
Изумруд: Алмаз Зря все это сказал... Щас начнут писать дальше...
Алмаз: Изумруд так все равно же будут! Нам как раз романтики и мистики не хватает Вы, кстати, тоже не отлынивайте!
Изумруд: Алмаз Я...я...Я работаю е мое! А эти лодыри на больничных отлеживаются!
Алмаз: Изумруд я тоже работаю. 12 часов в сутки. Не катит!
Изумруд: Алмаз Ага! У кого то комп всегда под боком, а у меня договора висят!!! Турки, немцы, китайцы еще... И все хотят чего то и именно от меня!!!!!
Рубеус: Вот. Оно глючное и не правленое... Если лапки венценосного дойдут, поправит))) И во избежание вопросов, авторство и песни, и фика принадлежит мне Песня о Рассвете Алмаз сидел в кресле, подобрав под себя ноги и что-то писал - насколько Рубеус смог заметить - белым по белому, так что нельзя разобрать ни слова. Впрочем, его рука двигалась настолько быстро и размашисто, что невозможно было с уверенностью сказать даже то, что он вообще пишет слова, а не чертит магическую формулу или просто что-то чёркает в такт своим мыслям. Король хмурился, вертел перо, сосредоточенно что-то обдумывал, потом закрывал глаза и откидывался на спинку кресла. Выглядел он осунувшимся и вымотанным - как в первый год после коронации. Рубеуса он не замечал. Ну, или делал вид, что не замечал. Рыжий никогда не стучался, а дверь его всегда пускала. На предупреждения и сообщения Алмаз её не заклинал, а дверь - она деревянная, чему научили, только то и делает. Принц пару минут подумал - не стоит ли ему уйти, а потом-таки взгромоздился на подоконник, и вызывающе поболтал ногами в воздухе. Ему нравилось сидеть вот так, наверху, и смотреть в окно... Однако сегодня за окном вздувалось что-то серое и, кажется, скользкое. Серое и скользкое было близко, оно нависало прямо над головой - если смотреть вверх, и было где-то высоко, если посмотреть вдаль, на подёрнутые туманом крестьянские домишки. Серое и скользкое было небом. Это было не весело. Это было скучно. Два дня назад небо было интересней. И ещё два дня назад Сапфир дал ему защиту от чтения мыслей - сильверы баловались этим в последнее время - и Рубеус его добросовестно испытывал. Сапфир обещал какие-то побочные эффекты, но рыжий их пока не замечал, разве что мысли стали более цветными, что-ли. И образными - наверное, на Сапфировы похожи. А ещё пахло странно. Вот, например,это окно имело запах смородины и хрустального звона, и Рыжему почему-то казалось, что так должно пахнуть совсем другое окно - в прежней комнате брата, а вот почему, Рубеус ни за что бы не смог ответить. Зато знал. Это да. Шторы пахли свежестью, магией и розами, маленький столик-тумбочка в углу комнаты - сладким пуншем и лимонами, а от начальника Алых, Бора, тянуло ароматной кашей, печёным хлебом и уютно потрескивающим костром. Он смеялся и говорил, что от него разит пивом и порохом. Но он ошибался. Рубеус был в этом уверен. Только доказать не мог. Но самыми интересными были Аметист и Сапфир. С Аметистом было приятно сидеть рядом - его пропитали анис, бадьян и ещё смех и мужество. А вовсе не брасские парфюмы, как утверждали дворцовые сплетники. Сапфир пах персиковым вареньем, упрямством и какой-то тайной. А потом - слабо, но отчётливо - градом и отчаянием. Но Рубеус знал - это временно, а вот персики и упрямство... Персики и упрямство будут всегда. Как и иллюзия-фантом-сила за спиной - след Покровителя. Джедайта. Алмаз закончил писать, нервно сжал бумагу в кулаке, потом разгладил, и добавил пару слов. Вчера старший - если Рубеус закрывал глаза и уши - выглядел то как вспышка света - очень, очень яркая, то как мягкое сияние свечи, то как искрящийся бенгальские огни. А ещё там были сомнения, грим, гроза и лёд (эти, последние, конечно, от Кунсайта), и что-то такое настоящее, забытое всеми, что-то лично его - как Истинный Меч у Аделита, или как Песня о Рассвете у неизвестного поэта, родившегося задолго до эпохи Становления, самое древнее произведение в Королевстве, имеющее сотни переводов и ни одного удачного. Сегодня Алмаз был странный. Вокруг него была крепостная стена, тяжесть сводов замка, решимость, растерянность и остывший чай. А на фоне этого, та самая песня, издалека, фоном - чуткими пальцами по западающим клавишам, твёрдым аккордом - ударами рук, без голоса, одной музыкой древнего инструмента, от которого не осталось даже изображений. Одетый в белое, Алмаз писал белые строчки белым пером на белом листе, сидя в белом кресле. Белоснежные пряди падали на бледное лицо, только ресницы почему-то тёмные - Рубеус раньше не замечал, вот какое ему дело, какие у брата ресницы? - и радужка тёмно-фиолетовая. Вот о таких и говорят - одни глаза... Да что же, Боги свались, он такое пишет? Спрашивать смысла не имело. За эти три года рыжий научился это определять. Нет, конечно, тогда ещё не по запаху, скорее - по тону, по напряжённо выпрямленной спине, по повороту головы, по... - в общем, определял, а по чему - это уже дело десятое. Возможно, эти долбанные западные провинции снова не внесли свою часть - местным упрямцам проще посжигать всё своё добро и жрать крыс да ящериц, лишь бы не отдать столице - ни копейки, ни зёрнышка. И эти два трусливых губернатора опять понадеялись на то, что король всемогущ, и может быть везде и сразу. Что им с того, что люди Канаана, недополучив необходимого, будут проклинать не западников, а Алмаза? "Заставлю их создать заново всё испорченное. Как - не знаю. Но сделаю" Мысль прочно засела в голове Рубеуса, и не пожелала сдаваться. Но это надо было знать точно - а Алмаз отчёты из провинций показывать не любил, считал это только своей проблемой и вредничал. Вредный Алмаз пах как шиповник - колючками... И принц решил задать дурацкий вопрос. Ему нравились дурацкие вопросы. Были полезными. - Слушай, а что там с Севера, много железок прислали? Может Алмаз проговорится, что это не окупает западные долги? Король информативно пожал плечами. И Рыжий не успокоился. - А Маглорские сладости? - Алмаз их любил. Интересно, насколько всё плохо? - Я могу взять побольше в дворцовые кладовые? Запахло щавелем и, кажется, недоумением. - Как хочешь, - Алмаз снова пожал плечами и уткнулся в абсолютно чистый лист. - А если я слопаю твою долю? - Рубеус спрыгнул с подоконника и расположился напротив кресла. Подлокотник неожиданно обзавёлся золотыми глазами и пушистым хвостом. - Я же сказал, как хочешь. - потянуло горным воздухом, резким и разреженным, почти не пригодным для дыхания. - Да что с тобой? - а вот вслух получилось случайно. Совершенно. И вообще - как это, говорить не то, что думаешь? Рубашка принца пахла войной и глупостью. - Всё нормально, Ру. Пойди стражу подоставай, а? Ну вот, прибыли. Со стражей я уже года два как не вожусь, сами справляются... Неужели Серебрянные узнали что не надо? Так у нас на это Джедайт есть... Или дело в Богинях? - запах тревоги, гари и копоти неприятно резанул ноздри. - А возможно, на границе снова не стало кого-то из наших... Там Сардоникс - учитель и друг. Алмаз им восхищается. А ещё туда вечно сбегает Изумруд. При мысли о сестрёнке как-то неприятно кольнуло слева. Если так, то, наверное, лучше выйти. Или сесть на второй подлокотник - как Айс. И остаться. Рыжий посмотрел из-под чёлки, Алмаз рисовал что-то похожее на сильверский иероглиф "надоело-быть" Запахло не глупостью. Запахло дымом. Дым набирался в лёгкие и мешал говорить. Но куда какому-то дыму до дурной башки? - Надоело быть королём или надоело быть Алмазом? Старший хмыкнул. Не отстанешь, а? - Домашним любимцем у Судьбы - надоело. - едко, как нашатырь, я чуть не закашлялся. А Нефрит говорит, что не везёт только тем, кого судьба охраняет. И смётся. Как их трудно иногда понять, Богов. Но ничего, я пойму. И что-нибудь изменю. Обязательно. Неожиданно Рубеус понял, что не так. Не пахло грозой, не пахло озером, доже болотом - и тем не пахло. Вообще не пахло водой. Неужели Кунсайт мог отказаться от Алмаза? Ну так это ничего, - Рубеус с силой сжал амулет - остроугольный многогранник из звёздного металла. - Он и без Великого Кунсайта настоящий король. Он и без Кунсайта справится. Рыжий представил, что если бы от него отказался Нефрит. Как будто часть выломали. И, наверное, большую часть. Принц сглотнул. Страх пахнет нестерпимо. Ужас вообще не пахнет. Ну, ничего, ничего. Жили же мы без них? Главное, что у каждого есть он сам. А мы... Мы дорогого стоим Рубеус посмотрел на брата. - Скажи честно, я что-то могу сделать? Рубеус не был Нефритом. Рубеус не был Зойсайтом или Джедайтом. Рубеус вообще не был Богом. Да уж, взвалить Кунсайта на плечо (это без учёта того кто он и где он), было мыслью смешной настолько, что Рубеус был готов взяться за её осуществление. Пахло запертой комнатой, гордостью и минутной стрелкой часов. - Ничего, спасибо. Сладости уже привезли, наслаждайся. - Рубеусу показалось, что где-то мелькнула капля дождя. Я ошибся? Догадки - это не моё. Догадки - это для младшего. Рыжий повернулся к двери, и... И персики... Конечно, персики и упрямство. - Я тут принёс кое-что. - Сапфир держал в руках какой-то свёрток. - Давай потом. - король помассировал затёкшее плечо. - Если это не срочно, давай всё потом. Младший задумался, а потом решительно подошёл ко мне стал рядом. Я собрался уходить. Тянуло неловкостью и грядущей телепортацией. Сияние портала мигнуло вокруг короля, подсветилось и погасло. Алмаз вздохнул, и неожиданно спросил. - Что там, за окном? Я замялся. Говорить про серое и скользкое не хотелось. - А там облака, - вдохновенно прошептал Сапфир. - Пушистые, кремовые. Младший в окно не выглядывал. Не сейчас уж точно. Да и не сегодня - почти наверняка. - ...По ним, наверное, легко бегать... - пахло заразительным бредом, и рыжему нравился этот запах. - ...Совсем как мороженое - очень сладкие, только не тают... - ... "И там, сквозь них, идёт дорога, по ней идут все, которые с нами"... - эту легенду я очень любил. - ... "Да, дорога - твоя, моя, его, их и наша"... - ..."Дорога, которая есть всегда, для которой нет незачем и не с кем" - задумчиво доцитировал Алмаз, кинул мне в руки свои записи, потом встал, подошёл к окну и отдёрнул шторы. Я неохотно посмотрел в окно. Нависшего не было. Серого не было. Только облака и красная - лучи-лучи-лучи - солнечная дорога. Здесь небо, как серый лёд, Здесь кровь из гортани бьёт... - Алмаз пел очень тихо, очень печально и с какой-то мрачной решимостью. Песнь о Восходе - в одном из ранних переводов. Самом неровном, но самом искреннем. На веки ложится снег, Так что же осталось мне? - запахов Рубеус больше не чувствовал - наверное, действие побочных эффектов закончилось. Но свет, и грим, и сомнения, и то, настоящее - это всегда было здесь. Просто за остывшим чаем и крепостной стеной пряталось. Сапфир подхватил песню с третьей строчки. Рубеус - с четвёртой. Мне - счастье вечерних встреч, Мне - сила, упрямство, меч, Мне - юный безумный пыл, Всё то, чем когда-то жил. Мне - горечь разбитых снов, Мне - гордость последних слов, Мне стыд за своё "не смог", Всё то, что себе сберёг. Мне - слава былых побед, Мне - опыт прошедших лет, Мне - страх за свою любовь, И всё, что всегда со мной. Мне - клочья в груди потерь, Мне - тот я, который зверь, Мне - смысл, что не раз терял - И всё на себя что взял. Мне - чашу, где боль - вино! Пусть то, что мне мной дано, Плеснут - сверх любых краёв, Я выпью - до дна - её! - и громко, на надрыве, как надо было, взметнулись последние строки: Я, павший на смех врагу, Я - встану. Я всё смогу. И вынеся - жар и бред, Я выйду на путь в рассвет. ... Здесь небо, как серый лёд, Здесь кровь из гортани бьёт... Нет, снег, не спеши, постой. Я - здесь. Я ещё - живой. Весело - не было. Хорошо - не было. Было тепло. И был - рассвет. Когда взошло солнце, мы с Сапфиром вышли от Алмаза. А на тех листах ничего не было. Может быть, он всё стёр, а может - я просто не нашёл способ.
Сапфир: Каоринайт, Асбест, Рубеус. Ребята, вы молодцы. Рубеус Хорошо, что ты все-таки это выложил.
Сапфир: А вот и от меня приложение. Это, правда, не обещанный мрячняк, зато грустняк)) Расстаться-то они с Топаз расстались, а вот что было, когда вообще возник этот вопрос. (Опять же, жду критики.) Столица Алмазного королевства была грязным городом. Летом белый парадный китель приходилось менять дважды в день, а осенью по экипажам струился дождь вперемешку с жидкой грязью. B нем кипела жизнь. Принц и Топаз сидели в невзрачной кафешке и пили чай. Люди куда-то спешили, кареты и всадники неслись по дорогам, окна заведения заляпали грязью и грязевые потоки складывались в абстракции на стекле. Чашки со столика унесли нетронутыми. «Понимаешь, дело в детях…» «Я не смогу родить тебе наследника – полукровка, и моя магия не примет такого смешения. Мертвый ребенок – это в лучшем случае….» «Я обручена с рождения…» «Единственный шанс для семьи…» «Отец дал клятву…» «Я ничего не решаю… а и решала бы, не передумала…» «Прости…» Слова казались отдельными и не вязались друг с другом. Будто звуки, решив поиграть с принцем, перестроились и подменили смысл. Надо устроить на них облаву. Повесить зачинщиков и выпороть недотеп… Вселенная рвалась – в муках и грязи столицы из одного мира являлись два. Из «их» – его и ее. Трещина пролетела тишиной и темнотой, укрыла благодатным непониманием. - …Поэтому я уезжаю. Сапфир смотрел ей в лицо и не видел. Ничего. Принц знал, что до него – пол-локтя, подними руку – вот оно – дотронься. Но в глазах слепо, в голове глухо, а на сердце – иголка швейной машинки. Раз, другой – строчит невидимая портниха. Сапфир коснулся лица девушки – пальцы очертили брови. Пробежались по носу, обвели контур губ… подбородок… лоб… Невидящие глаза, дрожащие руки. Рисует. Вот оно, ее лицо - понимание. Не слепыми глазами, не сумасшедшим разумом, почему-то решившим, что Топаз собирается его кинуть – уехать куда-то непонятно зачем. Нет, прикосновением – теплом, доверием и лаской. Она ведь никуда не денется, нет? Вот она, под его пальцами, наверняка забавно морщит нос и прикрыла глаза, как всегда. Ресницы трепещут… - Что ты делаешь? – Привычный вопрос. Все хорошо. Вот только ответ неправильный. - Я не вижу тебя. Смотрю… запоминаю. «Опять статуи лепишь, скульптор?» заученные слова повисли в воздухе молчанием. Смех гулким призраком забил в памяти. Швея сменила иглу. Девушка отдернула голову. - Сотри, - выдох, всхлип. – Не надо. Сотри меня – не надо… этого. Прости меня. Иначе я просто не уеду. Не уедет? Принц ухватился за эту ниточку, отчаянно потянулся, вынырнул прямо к ее зеленым глазам. И все стало понятно: «Прости. Прости, что говорю тебе это – люблю. За слабость - надежду – люблю. За то, что люблю – люблю ведь…» И все было так правильно, искренне и больно, что любые сомнения испарились. Сапфиру мучительно захотелось обратно – в слепоту и убежище теплой кожи под пальцами. - Когда? - Завтра вечером. На поезде. Придешь проводить? - Ты спрашиваешь? ... В городе, где дважды в день летом приходится менять светлую одежду, а осенью даже на четвертом этаже дворца с окон каждый день стирают тряпками грязь, извозчик вез светловолосую девушку в теплый гостиничный номер. Наперерез от таверны пробежала троица – два парня и женщина, едва ли не под колеса. - Вот им ничего не надо, - обратился извозчик к нанимательнице. – Синеглазым этим – сняли бабу и довольны. Девушка помолчала, кутаясь в шарф. - Холодно… - ответила она погодя. - На улице? – заулыбался мужчина. – Или этим? – кивнул он назад. - Им тоже.
Алмаз: Мрачняк и есть *страдает*
Сапфир: Алмаз Это еще не мрячняк. А тебе страдать нельзя. См. выше, почему. Зато теперь люди вспомнили, какой же несчастный у меня по жизни Сапфир, и к месту можно будет выложить утешение. P.S. Правлю его потихоньку – выложил вчера свеженький, на эмоциях – а сегодня прочел и ужаснулся. Позор!
Изумруд: Мдя. С Асбестом совместно решили замутить один клевенький эпизодик.) Ждите.)
Алмаз: Сказка Сапфиру. Ему же спасибо за бетинг Последний осенний дождь грыз замок, отбирая с трудом сохраняемое тепло у древних камней. В галерее было сумрачно, непогода серой стеной заглядывала в огромные окна. Стекло густо секли льдинки – дождь замерзал на лету. Я уже пожалел о том, что выбрал такой странный путь от зала к своей комнате. Нежелание видеть подобострастные лица придворных (когда они, наконец, поймут?) можно было как-то перебороть. Но вот это слепое, отчаянно льнущее к дворцу жесткой шкурой ненастье нагоняло такую тоску, что жить не хотелось. В окна я не смотрел – тем более что пол в этом крыле неровный и споткнуться проще простого. Поэтому, пройдя большую часть галереи, заметил лужицу грязной воды - а ведь в другой день не обратил бы внимания. Я озадаченно остановился. Крыша замка нигде не протекала, и разбитых окон не было даже в неиспользуемых комнатах – за порядком теперь следили строго. Присмотревшись внимательнее, я разглядел, что от большой лужи отходит цепочка маленьких, пропадающих в полутьме. Подозрительно похоже на то, что кто-то с улицы телепортировался в этот богами забытый угол и дальше пошел своим ходом, оставляя грязные следы на выщербленных камнях. Я нагнулся к основной луже, провел ладонью над мрачно поблескивающей полурастопленными осколками льда поверхностью. Кунсайт говорил, что вода помнит все - единственная стихия, вбирающая и хранящая информацию. Удивительно, но мне не пришлось прилагать никаких усилий – вода отозвалась мгновенно. Волна горчайшего страдания и одиночества рванулась ко мне так легко и стремительно, что я едва успел отдернуть руку. Думать, почему так произошло, не было необходимости: на свете есть два человека, с которыми я связан так тесно, что даже при полном отсутствии способностей к эмпатии чувствую их всегда, сильно и ярко. Одного я оставил десять минут назад, и, не считая скуки и усталости, он был в полном порядке. А вот второй…когда я в последний раз его видел, он бросал беспокойные взгляды на часы и нервно кусал губы. Идти по мокрым следам мне было незачем. Забыв дежурно понервничать «вдруг не получится?», я телепортировался к Сапфиру. У младшего было совсем темно. Тяжелые шторы глушили беснующийся за окнами дождь. Град шуршал еле слышно, царапался осторожно и виновато, как Айс, когда котенком еще боялся меня рассердить. Стало не по себе. Эта темнота дышала горем, от которого замирал воздух. Поколебавшись секунду, я создал крошечный огонек и повесил над правым плечом. - Сапфир? – нерешительно позвал я. Ответом был дрожащий всхлип, доносящийся из-под стола. Я рванул в сторону скатерть, упал на колени. Никогда, ни разу я не видел брата таким. Скорчившись на полу, абсолютно мокрый, он дрожал то ли от холода, то ли от плача. С исчерченного слезами бледного лица молча кричали потемневшие от боли глаза. - Что случилось? – я обнял его и потянул наружу, но Сапфир замотал головой, хлестнул меня по лицу мокрыми волосами. - Уйди, - казалось, он с трудом выдавил эти слова. Я ничего не ответил на такую глупость, но прижал к себе, силой. И младший сдался, уткнулся мне в плечо и затрясся от рыданий. Несколько минут мы так и сидели - вдвоем под столом, в лужице натекшей с его одежды воды. Скоро я не выдержал: - Ты же холодный, как ледышка! Сколько ты был под дождем?! Сапфир, не отрывая лица от моего воротника, пробормотал какое-то слово. Я истолковал это как «долго», тихо выругался. Не с его здоровьем лезть на улицу в такую погоду, под град… - Вылезай оттуда. Немедленно. Сейчас же пойдешь в ванную и будешь греться! С трудом извлеченный из-под стола брат еле стоял на ногах, продолжал дрожать и явно не очень хорошо соображал. Я потащил его в ванную, врубил горячую воду и кивнул на быстро наполняющуюся емкость. - Быстро. Чтоб когда я вернусь, ты уже сидел там. Сапфир покорно кивнул, попытался снять плащ, глупо блестящий серебряным шитьем, и чуть не упал. Я помог ему стащить мерзко липнущую вещь и швырнул ее в угол – потом кто-нибудь уберет, не до порядка. Брат слабо прошептал «спасибо» и начал расстегивать манжет рубашки. Так уже лучше. Оставив его сражаться с грязной одеждой, направился к шкафчику с лекарствами. Я слабо в них разбираюсь, но средство от простуды найти в состоянии. Накапав в стакан нужную дозу приятно пахнущей темной жидкости и плеснув туда же воды из графина, я вернулся к Сапфиру. Он уже сидел в ванне, бездумно созерцая собственные колени. Я вручил ему лекарство: - Пей давай. Не бойся, я тут ничего сам не делал, просто налил из бутылки. Так что можешь спокойно пить. Брат слабо улыбнулся бескровными губами и большим глотком осушил стакан, который я тут же у него отобрал и отправил на полку. И тут кое-что заметил… - А ну дай-ка мне руку…нет, не эту! – я схватил его все еще ледяную ладонь, потянул, разворачивая к свету. Черная линия разреза грубо уродовала тонкую руку. Хотел было спросить, что это за безобразие, но глаза Сапфира опять начали наполняться слезами, и я промолчал. Потом. Когда-нибудь. Успокаивающе погладив холодные пальцы (на мизинце почти незаметный шрам от осколка лопнувшей колбы, на ногте указательного белое пятнышко), я сдавил края пореза и наложил заживляющее заклинание, самое простое и действенное. Младший дернулся и я сделал вид, что оскорблен – как всегда, в шутку. Он часто ругал меня за невнимательность в обращении с магией, и я давно привык. Рана затягивалась там, где я проводил по ней, а Сапфир внимательно следил за этим нехитрым процессом таким пустым взглядом, что мне хотелось выть. - Сапфир, что случилось? Если совсем не можешь сказать – не надо, но… Он перебил меня, грустно и глухо: - Топаз. Уехала. Совсем. Каждое слово давалось ему с трудом, губы дрожали, но он не плакал. Я вздохнул и сел на край ванны. - Теперь понимаю. Можешь даже не объяснять почему, я в курсе. Ее отец мне сказал. Младший непонимающе уставился на меня. Кажется, он окончательно очнулся. Я вынужден был ответить на незаданный вопрос, повисший в клубах пара. - Да, я с ним говорил. Неделю назад. Это уже не имеет никакого значения, но могу тебе признаться, что просил руки Топаз для одного из своих братьев, - я усмехнулся и погладил Сапфира по облепившим голову, почти черным от воды волосам. – И он не просто отказал, но и причину объяснил. Я не могу заставить его согласиться, слишком страшную клятву он дал двадцать лет назад, обещая несуществующую дочь. И…она согласилась, Сапфир. Боги с ним, мелкий купец из богами забытого городишки, что с него взять… Но Топаз приняла это решение и мы должны его уважать. Сапфир молчал. Я не знал, куда себя деть. Думать о том, что своим вмешательством я спровоцировал этот неожиданный отъезд и отнял у брата несколько дней счастья, было мучительно. Со сваленной в кучу одежды капала мутная вода, как будто ненужные, нелюбимые вещи таяли. Я увидел располосованный рукав рубашки, вытянувшийся в жесте отчаяния, и понял, что больше ничего не смогу сказать. - Подай мне вон тот флакон, - вдруг заговорил младший, все так же бесстрастно глядя в воду. Я потянулся к полке и с ужасом понял, что этих склянок там несколько десятков: примерно одной формы, зато всех цветов радуги. Спрашивать было как-то неудобно, и я вытащил первый попавшийся. Сапфир взял флакон и открыл крышку. В ванной запахло персиками, летом и солнцем. Почему-то от этого малыш просиял. Я понял, что это я здесь, наверно, плохо соображаю. - Спасибо, - по-настоящему, мягко и открыто улыбнулся брат и налил в воду чуть-чуть густой ароматной жидкости. Вскипела белая, густая как августовское облако пена. – Я загадал. Если персиковый – значит, все будет хорошо. Обязательно. И, уже совершенно мой и нормальный, Сапфир запустил в меня комком душистой пены. Я увернулся, и она плюхнулась на груду грязной одежды. Младший захихикал и нырнул в теплый пузырьковый сугроб, спасаясь от возмездия. Я фыркнул – вот еще, стану я баловаться! – и поднялся с бортика ванны, собираясь искать самое большое полотенце. Сапфир тут же выглянул из пены и схватил меня за мокрый рукав. - Ты куда? - Полотенце тебе искать, водоплавающий. Или ты будешь сидеть здесь вечно? Брат сделал вид, что серьезно задумался, смешно наморщив нос. - Не буду. Только ты не уходи, ладно? Что тут можно было возразить? Конечно, я остался. И болтал с ним о всякой чепухе, рассказывал, забывшись, о своих делах, к которым обычно не подпускал, слушал его обстоятельные, многословные рассуждения. Терпеливо ждал, когда ему вздумывалось опять спрятаться во фруктовое облако пены. Через час я решительно заявил, что хорошего понемножку и уговорил смеющегося Сапфира покинуть водную стихию. После этого младший был еще раз напоен лекарством, теперь растворенным в травяном чае, и уложен в кровать, под теплое одеяло. Я уже не пытался сбежать. Заснул он почти сразу, после такого нервного напряжения это было естественно. Уходя, я некоторое время героически сражался с умилением и перехватившей горло нежностью…потом не выдержал и легонько поцеловал его в теплый лоб. Свернувшийся клубком Сапфир улыбнулся во сне. Тихо закрыв за собой дверь, я понял, что сам дико замерз и для полноты картины чихнул. Ну вот…завтра получу нагоняй от Рубеуса, если заболею. Зайти к нему за лекарством, что ли?
Чиби Уса: Ваше Величество..... вы великолепно пишете!
Алмаз: Вы меня смущаете, ваше величество
Изумруд: Встреча с Белым драконом. Они неслись по скалам, как по равнине, перепрыгивая с уступа на уступ. Ездовые шакрамы, казалось, были сами захвачены азартом погони. Асбест тенью следовал за Изумруд, его крылатая Чароит рассекала воздух черными перьями, грозно рыча и распугивая горных духов. Впереди, в каких то метрах от них, летело нечто…странное. Непонятное создание вторглось в пределы небольшого городка и буквально растерзало тамошних жителей. В живых остались только несколько детей, совсем маленьких, еще даже не умеющих толком ходить. Асбест и Изумруд находились в нескольких километрах от города, когда запыхавшийся гонец нашел их. - Тысячи людей погибли! Зрачки гонца были сужены от душившего его страха. Еще неизвестно, кого он боялся больше – неизвестного зверя, уничтожившего город Греховиц или же зеленовласую девушку, которая при первых словах о монстре просто кровожадно улыбнулась. Парень, стоявший рядом, был ничуть не лучше ее самой – высокий, с черными, как смоль, волосами, обтянутый прочным кожаным костюмом, в высоких сапогах и длинном плаще. Ладно бы странная одежда, но его глаза – два провала, где сама тьма обустроила себе дом. - Проваливай отсюда. Мы сами разберемся с этой тварью. Раздался свист. Как будто из-под земли вынырнули два шакрама – огромные белые тигры, у которых вместо кисточки на хвостах красовалось белое пламя. Амира, Геменей! Всадники вскочили на шакрамов и понеслись по пыльной дороге в сторону древнего леса. Еще никто не отваживался пройти к его центру, туда, откуда возвышались клыкастые скалы и разливался густой туман. С неба камнем упало что-то черное. Это крылатая пантера Чароит. Она полетела вслед за свои хозяином, грозно рыча и метая хвостом в разные стороны. Теперь они неслись за невиданной тварью, забыв обо всем на свете, кроме своей цели. - Посмотри, оно абсолютно белое! Асбест вскинул руку, указываю на летящую впереди тварь. Пара огромных крыльев создавала сильные воздушные вихри, и это мешало приблизиться к существу ближе, чем они сейчас находились. - Осторожно! Еще чуть-чуть и Изумруд слетела бы с высоченного обрыва. Каменная крошка посыпалась вниз, Геменей заскользил по скользкому выступу. - Дракон! Это ДРАКОН! В голосе читалось восхищение вперемешку с животным ужасом. Белоснежное существо спикировало в самый низ ущелья, темнота поглотила светящийся синевой силуэт, но буквально через какие то секунды неожиданный поток воздуха чуть не сбросил двоих всадников на острые камни – дракон показал им свою морду. Громовой голос разорвал пространство. - Что вам от меня нужно, ничтожные букашки? Вы не боитесь моего гнева? Монстр уцепился когтистыми лапами за выступ скалы, на вершине которой находились Асбест и Изумруд. - Это телепатия! Он не может говорить как человек! Он же просто ящерица-переросток! Изумруд соскочила со своего шакрама и подбежала к самому краю скалы. - Думай, что говоришь! Дракон оскалил клыки, в человеческий рост длиной, и, взмахнув огромными кожистыми крыльями, метнул в двоих людей тучу каменной крошки и пыли. Зеленовласая прикрыла глаза и чуть пригнулась, что бы воздушный поток не сшибил ее с ног. Асбесту повезло меньше – он повалился навзничь и проехался спиной по острому крошеву. - Мерзкая ящерица. Вот подожди – оторву тебе твой шипастый хвост. Пробурчав обещание себе под нос, Асбест поднялся на ноги и встал на то место, откуда его беспощадно скинули. - Зачем вырезал тот город? Изумруд явно было все равно, что это существо могло сделать с ней. Ее голос, казалось, был слышен на самих небесах. - Ну во-первых. Голос дракона приобрел поучительно-нотационный тон. Я был голоден. Во-вторых. Он тряхнул чешуйчатой мордой и моргнул огромными глазами. Мне не понравился этот город. В нем не было достойных жизни. Тебя устроит такой ответ? Изумруд засмеялась. Это у драконов чувство юмора такое? Мелькнуло у нее в голове. - Как твое имя? Или у чешуйчатых не принято нарекать своих детей? - Нахальное двуногое! И главное не боится! Дракон приблизил свою чешуйчатую пасть к наглой девушке и шумно втянул ноздрями воздух. Мое имя Реальгар. - Как ты тут вообще оказался? На сколько мне известно, драконы предпочитают не приближаться к человеческим селениям – вас же мало волнуют наши жизни! - Я прибыл сюда, что бы побеседовать с Живым Камнем. Но тебе, двуногая, этого не понять. Как, кстати, зовут тебя? Или у людишек не принято нарекать своих детенышей? Кажется, дракон засмеялся. От этого смеха от скалы отделилось несколько валунов и с шумом полетело вниз, на дно пропасти. - Изумруд. Меня зовут Изумруд. Девушка потянулась сознанием к огромному белоснежному существу и неожиданно для нее самой, ощутила исходившие от него покой и тепло. Он ожидал. - Ты можешь чувствовать мои эмоции? Голос раздался в ее голове. Мягкий, как шелест весенней листвы. - Да…Я могу…Девушка направила свои слова ментальным сообщением и не прогадала – дракон потянул его на себя. И, кажется, я знаю, кого ты ищешь. Продолжение следует.)
Рубеус: Сколько всего нового.... *скачал, утащил домой читать*
Алмаз: Изь, а его не просто так зовут так же, как замок?
Изумруд: Алмаз Ага.) Вообще предлагаю ввести Реальгара, как отдельного персонажа.)
Рубеус: Изумруд, неплохая идея
Кунсайт: Написалось благодаря Рубеусу. Благодаря ему же и вкладывается здесь. Посвящается Рубеусу и Алмазу. Not today And I wanna believe you, When you tell me that it'll be ok, Ya I try to believe you, But I don't Ты всегда успокаивал меня. Говорил, что всё будет хорошо. И я верил. Так и сейчас. Ты говоришь, что всё будет в порядке, я слушаю и пытаюсь поверить, но не могу. When you say that it's gonna be, It always turns out to be a different way, I try to believe you, Not today, today, today, today, today... Ты всегда говорил, что всё будет так, как захотим мы. Когда ты так говоришь, мне кажется, что всё действительно меняется. Я пытаюсь поверить тебе. Но не сегодня. Сегодня… А что сегодня? Сегодня я в очередной раз попытался убедить тебя не совать свою глупую королевскую башку в неприятности. И опять потерпел неудачу, услышав в ответ привычное «Всё будет хорошо». Я хочу поверить, поверить, как в детстве, но всё остальное – разум, сама жизнь, опыт противится этой вере. I don't know how I'll feel, tomorrow, tomorrow, I don't know what to say, tomorrow, tomorrow Is a different day Я не знаю, как я буду чувствовать себя завтра. Не знаю. ЧТО я буду чувствовать, не знаю, что скажу завтра. Завтра будет новый день. И, возможно, новая попытка отговорить тебя. Я не знаю. It's always been up to you, It's turning around, It's up to me, Ты всегда главный. Старший. Первый. Лучший. Во всем и всегда. Я пытаюсь быть таким, как ты, но никогда не буду. Второго такого, как ты нет. И не будет. А миру нужен такой как ты. Не отпущу. Не позволю. Удержу. Защищу. Да, я снова веду себя как ребенок. Но этот ребенок верит тебе. I'm gonna do what I have to do, Just don't Мне бы следовало сделать то, что сделал бы на моём месте любой принц – смириться. Ведь это на благо королевства. Но я, кажется, тебе уже говорил, к черту королевство. Мне нужен ТЫ! Gimme a little time, Leave me alone a little while, Maybe it's not too late, Not today, today, today, today, today... I don't know how I'll feel, tomorrow, tomorrow, I don't know what to say, tomorrow, tomorrow Is a different day Дай мне немного времени. Оставь ненадолго одного. Совсем ненадолго, чтобы я почувствовал себя одиноким без тебя и словно ребенок бросился следом. И, может быть, ещё не будет поздно. Но не сегодня. Хотя, я ведь всё ещё не знаю как я буду чувствовать себя завтра. Не знаю. ЧТО я буду чувствовать, не знаю, что скажу завтра. Завтра будет новый день. И мне всё равно каким он будет. Лишь бы в этом новом дне был ты. And I know I'm not ready, Maybe tomorrow. And I wanna believe you, When you tell me that it'll be ok, Yeah I try to believe you, Not today, today, today, today, today... Tomorrow it may change Сейчас я не готов смириться с потерей тебя. И, может быть, завтра предприму ещё одну попытку. А, может быть, попытаюсь тебе поверить. Не знаю. Знаю лишь одно – это случится не сегодня. А завтра… Завтра всё может измениться.
Рубеус: Аригато
Петсайт: Подарок Солнышко… Как хорошо… Я люблю такую погоду…- девочка улыбнулась и потянулась в постели. Утро предвещало множество сюрпризов. Как никак сегодня был ее день рождения. Маленькая Петсайт подпрыгнула на кровати и, не одевая тапочек, побежала по холодному полу своей комнаты. Эхо от негромкого стука детских пяточек раздавалось по коридору замка. Она добежала до спальни своей мамы и остановилась перед дверью. Ее пугала эта комната, может быть, потому что ей запрещали туда входить, а может, потому что про эту комнату ходило множество сплетен среди прислуги. Как бы то ни было, спальня мамы была окутана тайной. Но именно эта спальня была так притягательна для маленькой девочки. Воображение рисовало загадочные картины, обстановку… Петсайт помялась у двери и робко постучала. Услышав в ответ вопрос «Кого еще принесло?», девочка вошла. Невероятно, но здесь все было именно так, как и думала Петсайт. Высокий потолок, красивые и немного странные картины, и, конечно же, святая святых ее матери – трюмо. На губах матери замер так и не произнесенный вопрос, а, скорее всего это был гневный крик на помешавшую ей прислугу. Однако, увидев на пороге дочь, она ласково улыбнулась: -Доброе утро, Солнышко! - нежно произнесла она, но тут же посерьезнела,- почему ты бегаешь босиком? Куда смотрят твои няни? -Все в порядке, мамочка! – весело воскликнула девочка, забираясь с ногами на кровать, - мама, а ты помнишь, какой сегодня день? – таинственно спросила Петсайт. Мама сделала вид, что не помнит, чем ужасно расстроила девочку. Однако, видя омрачившееся лицо ребенка, непринужденно рассмеялась. Конечно, она помнила и приберегла замечательный подарок – новую куклу. Как все девочки, Петсайт любила кукол, а теперь, когда она получила новую, да еще такую замечательную, девочка почувствовала, что получила превосходство над ее подругами. Теперь будет, чем похвастаться перед этой противной Кермисайт. Она вечно говорит, что ее куклы лучшие. А это неправда! Поцеловав мать, Петсайт побежала переодеваться к завтраку. Она не видела, как мать встала. Это отвратительно. Слуги не следят за ребенком. Нужно что-то делать. Мать Петсайт была очень жестким человеком, она никогда не прощала ни малейших прегрешений слугам. Ее боялись и пытались просить защиты у хозяина замка, графа Санти, но сам несчастный боялся свою жену. Беспощадный с конкурентами, граф становился всего лишь покорным слугой своей жены. * * * Петсайт вбежала в спальню няни. Лиззи спала безмятежным сном. Девочка подбежала к ней и начала расталкивать няню. -Эй! Просыпайся, соня! Ты знаешь, какой сегодня день? – тарахтела она. Лиззи знала, она спала, потому что весь вечер искала подходящий подарок своей подопечной. И теперь наблюдала, как нетерпеливая девочка ждет ответа. Вместо слов, девушка вытащила маленькую куколку, все, на что хватило скудных средств, и протянула ребенку. Глаза Петсайт расширились. Ей нравилась кукла, подаренная мамой, но эта… Она была потрясающей. В нее были вложены такие чувства, что даже пока еще маленькая девочка поняла их. -Спасибо, - прошептала Петсайт. День понесся своим чередом - поздравления, подарки, праздничный ужин, подруги… Петсайт устала. Вечером, когда она уже легла в постель и приготовилась ко сну, девочка решила еще раз полюбоваться на своих новых кукол. Она подошла к игрушечному замку и посмотрела на его новых обитателей. Внезапно за стеной раздался тихий шорох. Девочка испуганной мышкой юркнула в кровать. Однако в ее комнату никто не зашел. Тогда она осторожно слезла с кровати, подошла к двери и приоткрыла ее. По коридору шла Лиззи. Любопытство охватило Петсайт. Когда няня скрылась за поворотом, она тихо вышла из спальни и пошла за ней. После прогулки по длинным и холодным коридорам Петсайт увидела, что Лиззи шла к ее матери. Зачем? Что маме нужно? - все знали, что в этот кабинет вызывали только провинившихся слуг, слуг, которых ждало наказание. Как можно тише подойдя к двери, девочка прислушалась. -Вы совершенно не подходите для этой работы. О чем вы думаете? Ребенок ходит по замку один, не одетый. Если вы не справляетесь со своими обязанностями, то не нужно наниматься на работу. Мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Вот расчет. Прощайте, - жестко сказала мать. Лиззи глотала слезы. -И не вздумайте прощаться с ней, - сказала мать, предугадывая поступок няни. Лиззи повернулась и пошла к выходу. Петсайт побежала по коридору. Она добежала до своей комнаты и зарылась в одеяло. За стеной слышались приглушенные рыдания, потом все стихло… Это был всего лишь сон.… Всего лишь сон - убеждала себя девочка. Ей казалось, что вот-вот войдет Лиззи, и они как всегда приступят к утреннему туалету. Дверь скрипнула, девочка с надеждой подняла голову. На пороге стояла сухопарая женщина лет сорока. -Доброе утро, мисс. Меня зовут Карла. Я ваша новая няня. Это был не сон. Лиззи ушла. Ушла ее единственная подруга. Единственное, что осталось – ее подарок, маленькая куколка.
Алмаз: Петсайт
Петсайт: Алмаз спасибо
Алмаз: Петсайт напишите еще, пожалуйста!
Петсайт: Алмаз напишу продолжение
Сапфир: Петсайт Ждем.
Рубеус: Петсайт, это прелесть!
Рубеус: Нарисовал я наших придворных дам в чиби-версии. Будет время, нарисую всех остальных людей, и это цветным выложу. После НГ, видимо, а то до НГ одна сплошная сессия.
Изумруд:
Алмаз: Прелесть какая!
Сапфир: Рубеус ня!
Петсайт: Дневник придворной дамы. 21 мая Боже! Я что, схожу с ума? Наверное, да. Дневник решила вести, как маленькая, честное слово. Все мне стыдно… Я! Петсайт Санти! Никогда. Никому. Не плачусь. Ладно, хватит эмоций, дневник, сегодня мне поступило ну о-о-очень заманчивое предложение. Хотя можно ли назвать это предложением? Представь, приходит к тебе мама и говорит «Ну, доченька, иди во дворец к королю»! Ну может и не в таких выражениях, но смысл сохраняется.. Я стану придворной, в свиту нового короля войду. Мама дорогая, кошмар какой! Собственно говоря, а почему я? Почему не кто-нибудь другой? Ладно, заканчиваю ныть, пора собираться. 23 мая Ну что, дорогой дневник. Что я могу тебе сказать? Приехала я во дворец. Меня встретили. Хорошо все. Короче, с этого дня я вхожу в свиту нашего короля Алмаза. Просто замечательно! Нет, я конечно рада, но теперь нельзя поспать нормально будет, все время надо соблюдать придворный этикет… Может, ну его… Домой уехать? Правильно. Как тут уедешь? Интересно, кто первый достанет – Стража его королевского величества или мамулечка моя. Что-то мне подсказывает, что мама. Ладно, дорогой, перехожу к описанию замка. Большой, красивый, но наш лучше. Шучу, конечно! Что может сравниться с королевской обителью? Разве только храмы богов, только те поменьше будут. Длинные коридоры (ну к этому нам не привыкать!) и холодные вдобавок, вот интересно, а когда отопительный сезон начнется? Я понимаю, что почти лето, но я то мерзну! Территория вокруг замка замечательная, большая, я вчера заблудилась. Два часа блуждала, хотела выйти в сторону замка, а попала в какое-то непонятное место. Комната… Комната у меня большая. Попробовали бы они дать маленькую! Я бы не посмотрела, что я молодая и скромная графиня, покричала бы так, что из своей бы комнаты некоторые бы выехали, только чтобы я замолчала. Ой, ладно, побежала я… У нас какое-то мероприятие намечается. 29 мая Слушай, дневник, что-то я совсем закрутилась. Даже времени что-нибудь тебе написать нету. А все почему? Потому что этот дурацкий этикет, провались он, обязывает нас, милых скромных (ладно заканчиваю себя расхваливать) придворных дам присутствовать на всех официальный, да и неофициальных мероприятиях. Устала я… Устала… Даже поговорить толком не с кем. Вот, один ты у меня остался. Все здесь какие-то злые, недружелюбные. Волей-неволей начинаешь вести себя так же, как они. Каждый день одно и то же – завтрак, какие-нибудь гости и т.д., обед и снова гости, послы, ужин и опять что-нибудь. Нет, честное слово, уехать бы отсюда домой. Там так спокойно, тихо… Особенно, когда мамы нет… 20 июня Открываю тебя и думаю, сколько же всего произошло и так много хочется всего написать. А слов нет. Много за этот месяц накопилось, иногда даже не знала, что делать… И снова повторяю тебе – я устала. Эта жизнь затягивает, как болото, из которого, к сожалению, невозможно выбраться. Раз, попав сюда, даже при большом желании не уйдешь. Ты навечно останешься здесь. В этом холодном и жестоком мире лицемерия и фальши. Все придворные сплетничают за спиной. Каких только слухов я о себе не наслушалась! Ты даже представить не можешь. Если ты слабее их и не даешь отпор, они тебя съедят… Здесь просто невыносимо. 25 июня. В каком волнении я тебе пишу. Ты не представляешь, кто здесь появился! Это Калаверайт! Господи, хоть одно знакомое лицо. Нет, теперь я знаю всех придворных, но она особый случай. Как никак подругами ведь были. Может не лучшими, но ведь хорошие отношения сохранили надолго. Как я рада! Я побежала, я обещала ей показать окрестности. 2 июля Знаешь, вся радость от приезда Райти прошла. Я так обрадовалась ей, но теперь… Не могу говорить… Она… Она оказалась не такой, как я думала. Она очень изменилась. Из милой и веселой девочки, она превратилась в расчетливую женщину. Кажется, она собралась выгнать меня из дворца… Раньше я так хотела уехать отсюда, но и замок, и его сады – все стало мне таким родным. Калаверайт готовит заговор. Не знаю, в чем он заключается, какая разница… Я не хочу уезжать… 4 июля Я так одинока. Чувствую себя чужой в этом мире… Зачем я согласилась с мамой и приехала сюда. Нужно возвращаться назад, домой… Там нет интриг, нет фальши… Там не носят маску радушия и доброжелательности, показывая за твоей спиной свое змеиное жало. Я хочу домой… Не знаю как, не знаю когда смогу уехать. Завтра пойду просить у его величества дозволения. 5 июля Боже… Я не знаю, с чего начать… Слишком все перемешалось в голове… Еще вчера я хотела уехать, но сегодня… Нет. Я останусь. Сегодня произошло событие, которое перевернуло мое представление о замке и его обитателях… Начну сначала, самой хочется привести весь этот сумбур в порядок. Сегодня я отправилась, как ты помнишь, к Его Высочеству Алмазу. Я даже не дошла до его кабинета. Когда я шла по коридору, я встретила его… Такой милый, такой красивый… Он оказался братом Алмаза. Его зовут Сапфир. Я не поняла, откуда он приехал, но Принц был где-то то ли на окраинах, то ли у соседей… Неважно… Он бесподобен. Я люблю… Люблю… Не слишком и сильное слово? Нет. Если есть любовь с первого взгляда, то это именно она. Я не знаю, обратит ли он на меня внимание, но… но я постараюсь его привлечь… Теперь я не поддамся этим лицемерам. Я больше не буду слабой! 6 августа Открываю тебя и не знаю, что писать. Странно перечитывать свои записи. Это как будто возвращение в прошлое. Очень неприятное прошлое. Наверное, сегодня я подведу итог той жизни, которой я жила все эти девятнадцать лет. Сегодня будет последняя запись, потом, мой друг, ты отправишься в дальний ящик стола, чтобы больше никогда оттуда не выходить. Я смогла. Я больше не боюсь этих людей, скорее они меня. Все эти годы я была слишком открыта и наивна. Так больше продолжаться не может. Эти чувства должны уйти вместе с тобой. Я уже не та маленькая девочка, которая рыдала над подарком няни. Нет. Я не хочу вспоминать прошлое. Я изменила себя. Прощай. Ты помог мне, когда мне было тяжело. Сейчас таких времен не будет. Ты больше не понадобишься.
Алмаз: Петсайт очаровательно написано!
Alavy R. Spirit: Вечер. Горько-сладкий вкус апельсина ощутимо чувствовался во рту. Это притом, что сидящий за столиком возле окна уже не помнил, когда в последний раз пробовал цитрусовые. Все грязные кабачки похожи друг на друга, но этот был, пожалуй, самой грязной и опасной забегаловкой в небольшом поселении близ столицы. Окна здесь постоянно били, поэтому в холодные времена года пробирающий до костей ветер был неизменным атрибутом кабака. Пол представлял собой потрескавшиеся от старости доски, неизменно пропитанные спиртом. Только самые отчаянные осмеливались зайти в вонючий зал. Только несчастные бездомные пьяницы, готовые зарезать человека за бутыль пива. Только самые опустившиеся старые проститутки находили здесь свое пристанище. Сюда заходили те, кому нечего было терять. Таким был Алави. Он потерял все: деньги, положение, душу и, наконец, друга. Два дня назад тот умер, с блаженной улыбкой лежа на каких-то лохмотьям. Жизнь тогда потихоньку начала терять всякий смысл. Когда ты опускаешься все ниже и ниже, когда ты теряешь свой человеческий облик, это всегда легче сделать с кем-то заодно. Своеобразный змей-искуситель, коим являлся Лазарус, смягчал душевные терзания своего молодого друга, помогал ему забыть об угрызениях совести в те редкие минуты, когда они не были под действием наркотических веществ. А его хитрая, самодовольная улыбка, когда он, покуривая кальян, точно восточный шейх, объяснял Алави, что смерти не существует, есть только переход в параллельный мир, и то странное вещество, которым они кололись последние два дня, помогает осуществить этот самый переход, без летального исхода. Спирит скривил губы в горькой усмешке. Ну как же…Без летального. Ага, обязательно… Нет, то вещество и в самом деле вызывало какие-то странные галлюцинации. В мире, который открывался глазам наркомана, все имело объем. Имели объем слова, музыка, нарисованные картинки и даже чувства. К слову говоря, неторопливое бреньканье на испанской гитаре представлялось в том мире, как ступени большой синей лестнице, непрерывно меняющие свой порядок. Ах да, еще у Лазаруса всегда были деньги. Или он знал как их достать. Знал это и Алави – ночь, переулок, прохожий, нож, но его нерешительность всегда ему мешала. А беловолосый друг шел на преступление без малейшей тени сомненья и заодно подавал ему пример. Плохой, как выяснилось, пример. Алави глотнул непонятную бурую жидкость, по неизвестной причине называющейся в этом баре элем, и брезгливо поморщился. И не только от отвратительного вкуса. По шее пробежал неприятный холодок, застаревший шрам на шее напомнил о себе болью. Все еще морщась, Спирит потер больное место и снова вспомнил. Жертвами двух наркоманов обычно становились молодые сыновья более менее обеспеченных родителей, возвращающиеся с гулянки поздно ночью. Легко, быстро, безопасно, прибыльно. Было бы безопасно, если бы в очередной раз Лазарус не ошибся. Ну во-первых, жертва, как выяснилось позднее, была не одна. Во-вторых, она умела за себя постоять. В-третьих, возвращалась не с гулянки. В-четвертых, она любила показать себя, свою силу, свою власть. Все шло как обычно, по месяцами отработанному плану. Сначала шло. Фигурка убегающего Лазаруса, растворяющаяся в ночи на глазах у изумленного, нет пораженного, ошеломленного этим Алави, в план явно не входила. Долго наслаждаться зрелищем покинувшего тебя друга, Спириту просто не дали. Мощный, быстрый удар – темнота. Кровь, боль и снова кровь. Солоноватый ее привкус в разбитом рту. Тошнота и наступающая ломка. Хриплый смех. По шее Алави, куда-то торопясь, сбегали струйки крови, стараясь смыть нанесенный острым лезвием непонятный знак. Обжигающий холод по шее, запах спирта. Кровавый знак словно взорвался новой болью. Пиво – подсознательно определил Алави и снова отключился. Спирит в полном бессилии ударил кулаком по неровной поверхности стола. Стакан, стоящий на ней, опрокинулся. Жидкость мерно капала на дощатый пол. Кап-кап-кап, перестукивание капель убаюкивало, успокаивало, подкидывало новые воспоминания. Очнулся Алави тогда на улице, рядом с подъездом. Мокрый, грязный, в крови он шел под дождем, ничего не видя от своих собственных слез. Очертания домов, деревьев расплывались, превращаясь в некую абстрактную картину, написанную акварелью. Обида, горечь, предательство, ненависть и зависимость. Зависимость от Лазаруса. Белокурый гад был самым сильным наркотиком, на который подсел Спирит. Не оборачиваясь, Алави, зашагал к выходу. Терпя боль при ломках, тяжелые размышления о жизни, путь предстоял неблизкий – в столицу.
Рубеус: Петсайт, очень трогательно, очень прочувствованно, очень жизненно. И концовка просто замечательная. Только есть просьба, можете Кермисайт заменить на Калаверайт... Калаверайт не обидится, она стервочка, и это ей как комплимент - поверьте на слово А после Нового года, или даже перед Новым годом, если получится, Кермисайт начнёт отыгрывать моя подруга... очень добрый человек, она огорчится, прочитав это. Алави, спасибо Вам за творчество, интересно было узнать о Вас А вот это сравнение вообще отличное: "К слову говоря, неторопливое бреньканье на испанской гитаре представлялось в том мире, как ступени большой синей лестницы, непрерывно меняющие свой порядок"
Рубеус: В подарок к Новому году всем форумчанам и в первую очередь одному хвостатому вымогателю))) Это не расписано, не вычитано, по просьбам читателей может быть увеличено и приведено в порядок, а то сегодня я не успел))) Несколько идей принадлежат Зойсайту и Алмазу, за что им большое спасибо НОВОГОДНЯЯ СКАЗКА 1. Большой зал ... Из-за огромной горы книжек, больших, старых, потрёпанных и триста раз переписанных, торчала только тёмная макушка младшего принца. Сапфир лихорадочно рылся по первоисточникам, ведь до полночи оставалось каких-то полтора часа, а они всё ещё не знали, чем же следует украшать ёлку, и это было совершенно ужасно. Везде было написано чёрным по белому – на ёлку что-то вешают, а вот что именно… тут авторы устроили злобный заговор – и не уточнили. Рубеус наматывал круги вокруг книжной конструкции, напевал «Джин Гыбел» (что это за джин такой, рыжий даже не догадывался, но твёрдо знал, что под Новый год предки пели именно это), усиленно делал занятой вид, а потом всё же не выдерживал, и снимал какую-то из верхних книжек, чтобы встретить умученный взгляд Сапфира и с надеждой спросить: «Ну что?». Последнее «ну что?» таки обзавелось ответом. - Ну… про ёлку там точно не сказано, но великий историк, Аргон Маглорский, пишет, что под Новый год обычно вешали носки. – Сапфир задумчиво потеребил еловую лапу, – Наверное, на ветки как-то цепляли… или надевали. Рубеус окинул взглядом исполинское хвойное дерево и прикинул, что их носков явно не хватит. Даже если они соберут их все и откопают в закромах свои детские пинеточки. Доверять слугам такое важное дело рыжему не хотелось, но выбора, похоже, не было. - Слушай, - Сапфир даже выронил книгу от изумления, – Тут ещё написано, что Красный Дед клал в носки подарки … это же что получается, он когда-то добрым был? Рубеус комично округлил глаза, он совершенно точно знал, что Красный Дед – злой и страшный старик, который подманивает детей леденцами на палочке, а за спиной держит большой мясницкий нож… и что он в мешке таскает потом… это же всем понятно! - Угу, очень. А ты забыл, почему он _красный_? Младший тихо ойкнул. Свой детский страх он помнил очень хорошо. Но так просто отказываться от идеи он не хотел. Идея была хорошая. Научная такая идея. - Ну, может, он и был. А потом его неправильно поняли… Мимо принцев прошла старая кухарка, таща за шнурок большой старый ботинок, из которого торчал не менее большой и старый носок. - Ф-фу! – Сапфир с сомнением посмотрел на покрытое чулочными изделиями дерево. – А мы дышать тут сможем? Рубеус мрачно зажал нос рукой. - Придётся. Мы же хотим отметить Новый год как древние. Слуги втащили огромный поднос с рыбой, а потом и с зизифусом (рыжий втайне очень гордился этим заказом, фрукт был невероятно редким и наверняка сказочно вкусным), следом за ними в зал телепортировался Алмаз. Король обрадовано махнул рукой братьям, подошёл поближе… и скривился. Ёлка его не впечатлило. Или скорее, наоборот, впечатлила. Даже слишком. - Это – безобразие. И оно – пахнет, – Алмаз упёр руки в бока и веско добавил. – Украшать будем драгоценностями. - Ага, - фыркнул Рубеус. – Но тогда она будет блестеть… - Ну, правильно… - Алмаз недоумённо посмотрел на рыжего и поправил воротник рубашки. Кажется, она стала для него узковата, он сильно раздался в плечах за последние два года. - Пиндар прилетит! – принц выразительно помахал руками. – И испортит нам праздник. Сто двадцатая печальная баллада о любви как-то не слишком вписывается в празднование нового года, не находишь? Алмаз кивнул, но сказать ничего не успел… Сверху раздался скрип, треск, а потом и отчаянный грохот. Монарх неприлично выругался и открыл портал на звук. Вернулся король минут через пять и с каким то странным выражением лица сообщил, что всё в порядке. На то, что макушку ёлки украшала новенькая пузатая колба, с одной из нижних веток кокетливо свисал монокль, а под этой самой веткой сидела Изумруд и сосредоточенно полоскала рот водой после опрометчиво попробованного зизифуса, Алмаз внимания почему-то не обратил. Наверное потому, что время уже было почти двенадцать, и пора было наливать вино…. Да, наверное, именно поэтому. Засверкали хрустальные бокалы, заиграло тягучее брасское, и часы сказали «Бом!». 2. Этажом выше. Повелитель Воды, Льда и Пространства, покровитель всея Алмазного королевства и короля Алмаза лично, верховный Бог Кунсайт тащил на себе ёлку. Точнее, не ёлку, а сосну, и, надо сказать, абсолютно чудесную сосну. Чудесна она была и мохнатыми лапками с дрожащими капельками растаявшего снега, и насыщенной зеленью самого что ни на есть правильного соснового оттенка, и густым хвойным ароматом – в общем, просто всем - всем, кроме размера. Нет, размер был тоже совершенно замечательным. Можно даже сказать – выдающимся. Просто дверь в которую её нужно было протолкнуть, была маленькая-маленькая. Древний архитектор даже помыслить не мог, что высшие сущности изберут для празднования нового года малую читальню, и уж конечно не рассчитывал на то, что нечто столь же объёмное и мощное, как Великий Бог с гигантской сосной, попробует войти в изящную ажурную арочку, а потому в комнату проходил либо Кунсайт (легко), либо дерево (уже с трудом), но вдвоём у них этот процесс никак не шёл. Кунсайт пыхтел, тащил и пятился, обдавая замораживающим взглядом попеременно ёлку, дверной проём и снова ёлку, обречённо скалывал с оных появлявшийся лёд, горько вздыхал и принимался за всё по новой. Собственно, он бы давно бросил это гиблое дело и перенёс празднование в свою обитель, но Джедайт скрестил руки на груди, и сказал «Мы будем отмечать только здесь и нигде больше», а Кунсайт успел хорошо осознать: если Джед просто хмурится, его ещё можно переубедить, а вот если у него маньячно блестят глаза – пиши пропало, Бог Иллюзий не откажется от этой идеи ни за что. Даже за старинный Трактат о Снах из кунсайтовой библиотеки. Сначала Бог Джедайт долго распространялся обо всех несомненных достоинствах данного помещения – камин, уют, и книги, книги, книги! – потом активно пропагандировал дворцовую кухню (на что Кунсайт скептически морщился, а Зойсайт одобрительно кивал), и наконец, расхваливал свою коллекцию новогодних игрушек, которые обязательно подойдут к этим золотистым стенам. Сейчас же Бог иллюзий не был так уже уверен в своих словах, разглядывая покрытые вековой пылью шарики, каждый из которых надо было вычистить до первоначального блеска, на свалявшиеся гирлянды, которые надо было распутать, на выцветшие флажки, которые, кажется, надо было заново покрасить. Но в том, что собственная мысль ему разонравилась, Джедайт не собирался признаваться никому, даже себе. Зойсайт занимался свечами, коих здесь было невероятное количество – и белые, и алые, и зелёные, и квадратные, и круглые, и в виде домиков, и в виде смешных человечков – и наблюдал за работой Джедайта. Бог иллюзий отчаянно халтурил, перемежая настоящие шарики и гирлянды с мороком. Зойсайт поправил кружевные манжеты и лениво прикинул, а не выдать ли его Кунсайту с Нефритом – ибо натура у Зоя была презловредная, но вовремя понял, что тогда отчищать и развешивать игрушки придётся не только Джедайту – сам тот это явно не успеет. К тому же старшим Богам было не до нерадивого Джеда – они устанавливали с трудом впихнувшуюся ёлку. Ёлка продолжала проявлять скверный характер, и заваливалась то направо, то налево, не желая удерживаться по центру крестовины. Зойсайт зажёг свечку-яблочко и блаженно улыбнулся. Ёлочка покосилась. Зойсайт зажёг ещё одну свечечку. Кунсайт мучительно вздохнул, утёр лоб и, наконец, даже снял рубашку. Бог Огня залюбовался перекатывающимися под смуглой кожей мускулами, и зажёг восковой грибочек. Ёлочка угрожающе накренилась, затрещала и с жутким грохотом рухнула на пол. Кунсайт вздрогнул. «Бедный мой, совсем замучался» - посочувствовал Верховному Бог Огня, и потянулся за новой свечечкой – этот раз в форме снеговичка. Идея помочь Кунсайту его не посетила. Неожиданно дверь в комнату приоткрылась в проёме показалась блондинистая голова, фиолетовые глаза изумлённо расширились и дверь тихонько прикрыли. В суете приготовлений Боги совершенно забыли предупредить Алмаза о том, что праздновать они будут, вообще-то, в его дворце, и даже прямо над большим залом. - Надеюсь, у бедного мальчика не будет нервного потрясения. – Зойсайт закончил со свечками и теперь вытирал свои без того безупречно чистые пальчики чёрным батистовым платочком. Пребывавший на четвереньках Бог Воды, согласно кивнул, не вытаскивая изо рта зажатых в зубах гвоздей. Ему тоже нужна была передышка. Иначе у него тоже может быть это, нервное. Нефрит же был настроен оптимистично, он был искренне убеждён, что принцип «Не может – поможем, не хочет – заставим» работает по отношению к чему угодно, даже вот к _этому_. Бог Ночи бодро работал молоточком и сопровождал каждый новый удар комплиментом в адрес вечнозелёного дерева (к этому моменту сосна успела побыть и милохвойной, и ельноласковой, и…), в процессе чего Зойсайт хихикал, а Джедайт впадал в тихое бешенство (он хотел украшать ёлку а не наблюдать …такое!), и когда Нефрит добрался до «нежноиглой», терпение Бога Иллюзий иссякло, и он одним щелчком пальцев заставил ёлку принять надлежащее положение. - Отнимаешь радость жизни… - Нефрит аккуратно положил инструмент в коробку и кончиками пальцев погладил шершавую еловую ветку. – Хотели же как люди… Зойсайт чуть слышно вздохнул. Ему тоже нравилось быть человеком. Огненный Бог посмотрел на шарик с изображением звёздного неба, хотел его левитировать, но передумал – подошёл, вложил в ладонь Нефрита. - Спасибо. – Повелитель Судьбы взял со стола штопор. Время было без двух двенадцать. Пробка улетела в потолок. - За что будем пить? - А за то, чтобы следующий год был… - Кунсайт глубоко задумался, - тосты, повторяющиеся из года в год ему надоели, а новый он пока не придумал. - Правильно. Чтобы он был. – серьёзно кивнул Зойсайт, и подставил бокал пенящемуся напитку. - За праздник! – подытожил Джедайт. …И часы сказали «Бом!». И часы сказали «С Новым годом!»
Рубеус:
Алмаз: Рубик, спасибо огромное! Все просто супер!
Сапфир: Рубеус, Алави, Петсайт, наконец-то добрался до вашего творчества. Извините, что с опозданием, но спасибо вам, и вы молодцы!
Сейя: Я не знаю в тему ли я здесь со своим пением, но меня просили сюда выложить. Ну...а я как нуждающаяся в рекламе восходящая звезда кривляться не буду: http://www.sendspace.com/file/yla4fg Или здесь http://ifolder.ru/4824058 P.S. Ну и простите Сейе больное горло. Этот картошко-фил Тайки заставил дежурить с ним ночью на огороде.
Алмаз: Сейя спасибо, золотце! *в сторону* никогда не думал, что совмещу эти слова в одной фразе
Сейя: ги-ги-ги не за что.
Рубеус: Сейя, аригато)))
Сейя: Рубеус, та не ма за что :)) Уломать Сейю спеть -легко, а вот заткунть-трудно)))
Рубеус: А зачем затыкать? Лучше я послушаю...
Сейя: Рубеус, все так по началу говорят
Сейя: Рубеус, все так по началу говорят
Рубеус: Сейя. *гордо* Я от своих слов не отрекаюсь!
Петсайт: Каждое лето мама отправляла меня в поместье, находящееся неподалеку от границы с соседним королевством. Не сказать, что мы были в восторге, но... Даже мама любила отдыхать от шумной и суетливой столицы. Ей нравилось изредка забывать обо всем: о слугах, об отце, о придворной жизни. Наше поместье было большим, так что мы могли не встречаться весь день. Обычно так и происходило. Мама сидела на веранде и писала ”мемуары”, как я называла ее записки, а я целый день пропадала на природе. Когда я была младше, с нами приезжала няня, однако с тех пор как мне исполнилось 14, я была предоставлена самой себе. Мама никогда не волновалась за меня, и действительно, какие могли быть угрозы. В этом райском уголке, казалось, не было ни одной живой души, кроме нас. В этом году мы не изменили своему обычаю, оставив в столице отца заниматься делами, мы собрали вещи и уехали. И вот теперь за окном мелькали знакомые с детства пейзажи – все было таким любимым и родным, что я сразу почувствовала прилив энергии и радости, хотя последние недели все в доме волновались из-за моего настроения, точнее полного его отсутствия. Врачи наперебой ставили противоречивые диагнозы и давали бесполезные советы, которые все равно никто не собирался выполнять. Естественно я знала причину охватившей меня тоски. Мне было уже 17 лет, я чувствовала себя ужасно одинокой – у меня было мало подруг, вернее мне приходилось общаться с жеманными девицами, которых приводили в дом мамины подруги, но в их обществе было ужасно скучно. Они только и могли говорить о нарядах, балах и замужестве. Каждая из них считала своим долгом рассказать мне о своем кавалере, который на последнем приеме подал ей бокал шампанского или сказал комплемент. Меня смешили подобные разговоры, но еще… еще я чувствовала жалость этих дурочек, ведь по их мнению я была ужасно несчастной. Они сделали такой вывод потому, что я еще не разу не влюблялась. Да и нужно ли мне все это? Я всегда считала все эти увлечения глупым и пустым занятием, просто тратой времени. Вот, наконец, показались ворота, и мы подъехали к дому. Вот моя комната, отсюда открывается просто чудесный вид. Я подбежала к окну, вот и озеро, лес, чуть дальше виднеется поляна…. Я уже успела забыть, как здесь красиво. Ну, ничего, у меня впереди целое лето. На следующий день я отправилась на прогулку. Накануне мама заставила сидеть около нее и слушать ее рассказы. Но, начиная с сегодняшнего дня, я полностью свободна и могу делать, что хочу. Я, наконец, смогла вырваться из дома и побежала на пруд. Это было мое самое любимое место, именно здесь можно было просто отдохнуть и насладиться тишиной и спокойствием. Становилось все жарче, и я не выдержала. Сняв платье и туфли, я вошла в прохладную воду. Мне было нечего бояться – поблизости было всего одно поместье, да и то, по ту сторону границы. Я не знала, кому оно принадлежало, но, кажется, мама знала его владельца. Как только я вошла в воду, меня охватил какой-то детский восторг. Когда я вдоволь наплавалась и уже собралась выходить, внезапно в лесу послышался шорох, а затем к озеру вышел молодой человек. Я никогда до этого не видела такого красивого лица. Сказать, что юноша понравился мне, значит, ничего не сказать. Естественно, я сразу попросила его удалиться. Ведь я не могла выйти на берег, о чем тут же сообщила. Он улыбнулся и отвернулся. Я быстро одела платье…. Мы познакомились, его звали Дарий. Мне понравилось это имя. Хотя, мне нравилось в моем новом знакомом абсолютно все. Теперь я стала подолгу задерживаться на своих ежедневных прогулках. Я узнала, что Дарий из соседнего королевства, и это его поместье находится так близко к нашему. Месяц был волшебным. Теперь я понимала всех этих глупышек, с таким восторгом рассказывающих о своих ухажерах. Хотя, наверное, я стала такой же. Меня это не смущало. Мне важно было просто быть рядом с ним, разговаривать, ощущать прикосновения его губ…. Три месяца пролетели волшебно. И теперь мне вдруг стало очень грустно, нам нужно было расстаться. Через неделю мы уезжали. Слуги уже начали приготовления, сборы вещей. Однажды вечером, придя домой после прогулки с Дарием, я увидела на пороге своей комнаты мать. Необычно суровым голосом она позвала меня в кабинет. Я очень не любила его, казалось, он давит на тебя, подавляет твою волю. Едва я села в кресло, мама сразу же начала свою речь. Я похолодела. Она каким-то образом узнала о нашем романе с Дарием. Сейчас она кричала на меня, как я могла связаться с человеком врага. Я попыталась все объяснить, но она меня не слушала. В конце концов, она объявила, что продает этот дом и, что мы больше никогда не увидимся. На следующий день мы уехали…
Сапфир: Петсайт Мне понравилось. Очень светло, искренне, и написанно неплохо! Хочу еще про Дария!
Рубеус: Петсайт,
Кунсайт: Through the storm I will shelter you from all the falling rain (С) Smash "Would you cry for me" … High on a summer breeze (С) Delerium «Fallen» НАШЕ ЛЕТО Летним ливнем, летним ветром, Наше лето – это ты. С Божьей помощью ответы Мы найдем и все мечты Мы исполним, только надо. Очень сильно пожелать И обещанной наградой Нам мир целый может стать. 5.02.08 I'm caught between two different worlds I long for one more night on earth (С) Delerium «Fallen» СКИТАЛЕЦ Скитаясь меж мирами, Стремлюсь на Землю я. Хочу быть рядом с вами, друзья. Я мерзну и тоскую Средь пустоты Ради чего живу я? Мечты. 5.02.08
Алмаз: Пришло в голову. Посвящается моей работе, мартовскому снегу и Гарри Доработавшись до состояния, когда от тупой усталости не спасает ни переключение внимания, ни позволенные Сапфиром заклинания, я сбегаю куда-нибудь подальше. В очередную инспекцию по самым глухим закоулкам страны. Обычно помогает. По глазам хлестнуло мокрым снегом, слепляя ресницы и стирая плавающие перед глазами алые круги. Полегчало мгновенно, особенно когда ветер швырнул целую горсть ледяной каши за воротник шинели. Я дернулся, толкнув локоть Карата, и вытер залепивший глаза целительный снег. Бессовестный северянин скептически глянул на меня и ухмыльнулся так безмятежно, как будто мы стояли на набережной в центре столицы. Уж ему-то холод был точно не в новинку, а меня замерзающий на лету ливень восхищал. Потому что он опять спасал мою (мокрую сейчас) голову от перегрузки. Щит от непогоды я не ставил – это слишком тонко, да и Кунсайт услышит. А я не хотел беспокоить его лишний раз, провоцируя на долгие нотации о том, как надо беречь мое драгоценное здоровье. Младших хватает. А я пока вроде бы не сахарный и от дождя таять не собираюсь. - Холодно? – неохотно проговорил наконец Карат. В нескольких метрах от нас щетинился арматурой недостроенный вал. А за ним билось море – огромное, черное и бессильное. - Холодно, - радостно согласился я, поднимая воротник. Никакого эффекта, кроме порции мокрого снега за шиворот - Скеллиге, - заметил секретарь философски. – Тут всегда так. Его лаконичность меня не удивляла – Карат думал о доме, о таком же неприветливом Арреате. И скучал, хоть никогда в этом не признался бы. Я подумал о родном замке, но никакой тоски не ощутил - мой дом расширился, мой Канаан вобрал в себя все города. - Давай на вторую линию пройдемся? – из внутреннего кармана меня грел план будущих укреплений, отобранный у главного инженера. Чертеж настоящего бастиона, который прикроет этот поселок, спасет от вечной бури. – Туда вообще можно пройти? Карат посмотрел так пристально, как будто в очередной раз усомнился в моей вменяемости. - Ни за что, ваше величество! - строго и фальшиво испуганно возразил он, а потом продолжил уже обычным равнодушно-язвительным тоном: - Чтобы принцы потом мою шкуру над камином прибили? - А что, хорошо будет смотреться, - я рассмеялся и повернулся к нашему проводнику. – Мы можем подняться наверх? - В такую погоду? - офицер растерянно всплеснул руками и придержал шапку, чтобы ее не сдуло мощным порывом ветра. Можно было только гадать, что думает старый служака о двух ненормальных, собравшихся лезть на недостроенную стену под таким шквалом. – Сейчас туда не подняться. К утру все утихнет, тогда прицепят лестницы, и главный инженер вас проведет. Мы с Каратом переглянулись. Оба с глубокомысленно серьезными лицами, мокрые и замерзшие, в конфискованных в местного гарнизоне офицерских шинелях. - Ладно, - неохотно произнес секретарь. Как будто вежливо отказался от второй чашечки кофе. – В таком случае, проводите нас, пожалуйста, к дому коменданта. Проводник вздохнул с облегчением, развернулся и пошел навстречу метели, в сторону каких-то темных пятен – очевидно, домов. Мы пошли за ним, периодически сталкиваясь на тропинке и налетая на таких же облепленных снегом солдат. Уже на ступеньках, стаскивая с рук противные и холодные, как дохлая лягушка, перчатки, я остановился и посмотрел в небо. Меня давно мучила мысль, что в этом пронизывающе ледяном шквале должно быть хоть что-то красивое. И оно нашлось: дождь и снег мели крупными отчетливыми волнами, сливаясь в воздушное море. Море, нависшее над землей и вжавшимися в нее домами. - Это даже две бури, - пробормотал я. – И мы между ними пытаемся выжить… - Что? – выглянул из двери Карат. Это только с его в прямом смысле волчьим слухом в вое ветра можно было разобрать голос. Я отмахнулся и чуть не грохнулся с крыльца. Секретарь поймал меня на пуговицу и втянул обратно, захлопнув за нами дверь. - Спасибо. А теперь иди командуй – мне нужен свет, стол, главный инженер, архитектор и оба конструктора. И еда. Можно одновременно. - Угу, - задумчиво подтвердил арреат из-под шинели. В прихожей невыносимо вкусно пахло жареным мясом. Карат избавился наконец от верхней одежды и задумчиво принюхался: – Телятина под горчичным соусом. И овощи. У них заработала теплица? - Второй год уже, - ответил за меня комендант, выглянувший из той двери, от которой и распространялся аппетитный аромат. – Жрецы каждый месяц исправно являются, перезаряжают «солнышко». - Знаю, - кивнул я, закидывая шинель на сушилку, рядом с ворохом других. В дверь грохнула буря. – Сейчас как раз познакомимся с результатами. Карат, а ты идешь искать мне рабочее место. - Только после еды. - Вот нахал! - Угу…
Рубеус: Ал, атмосфера здорово передана... Очень живо и реалистично. И мысль такая появляется: а ведь мы тут реально создали мир... Настоящий, новый.
Карат: Алмаз, браво-браво! Присоединяюсь к Рубеусу - очень живо получилось. Нет слов, одни эмоции.))) Спасибо! А за Гарри получишь!
Алмаз: Рубеус Карат спасибо)) Вы меня мотивируете писать еще такую чепуху)) Доиграетесь еще - напишу "путевые заметки", для расширения географии))) Рубеус пишет: мысль такая появляется: а ведь мы тут реально создали мир... Настоящий, новый. Причем он сам диктует, что про него писать. У меня первоначальная задумка вообще не такая была! Карат пишет: А за Гарри получишь! Не-бо-юсь!
Рубеус: Причем он сам диктует, что про него писать. У меня первоначальная задумка вообще не такая была! Это всегда так... Оно есть, и через нас о себе рассказывает.
Карат: Алмаз пишет: Не-бо-юсь! А зряяяяяя! *хотя за такую вкусную плюшку я тебя прощаю *
Алмаз: Плюшка номер два Зверь покосился на обступивших стойло людей кроваво-алым глазом и отвернулся. С оглушительным треском в бревна загородки врезался хвост. - Это вообще кто? – вежливо поинтересовался я у конюхов. Конечно, если людей, которые работают с чудовищами, можно так назвать. Гигантский квадратный дядька, похожий на конюха еще меньше, чем его питомцы на лошадей, радостно заулыбался: - Новая порода боевых коней! Пока только один экземпляр. Посмотрите, какой красавец! - Вы уверены, что это конь? – начал задавать наводящие вопросы Карат. Пока нам показывали лошадей для упряжки и плуга, арреат так искренне скучал, что я даже не мог на него сердиться. Тем более что все необходимое он аккуратно записывал. Но при виде существа, которого только что зачем-то назвали конем, секретарь резко проснулся. И я искренне пожалел этого конюха, больше смахивающего на разбойника. - Конечно, - удивленно подтвердил начальник селекционной лаборатории, влезая в равговор. – Конь верховой, модифицированный, вариант МТ-235 дробь гамма зет. Повышенная боеспособность, усиленная броня, улучшенная сенсорика. - Вы знаете, я бы на вашем месте не стал привязываться к названию исходного материала, - я обошел стойло, разглядывая зверя. Он поднял голову и уставился на меня с таким видом, как будто собирался плюнуть. – По-моему, это действительно уже нечто другое. Несколько секунд в начальнике лаборатории верноподданнические мотивы боролись с позицией ученого. Не согласиться со мной он не мог – потому что о жестком контроле расходов бюджетных денег знали даже здесь, на отрезанном от столичных сплетен эстарском плоскогорье, которое Розелит лет пять назад выпросил для своих селекционеров. А за бесцельную работу у них последовательно снимали головы губернаторские советники, министры сельского хозяйства и науки и я. Если мне что-то оставалось. - Под «повышенной боеспособностью» вы имеете в виду когти вместо копыт? – продолжил Карат, изображая неподдельный интерес. Ученый надулся от важности: - Это только видимая малость! Если бы вы могли увидеть… - чудовищу надоело меня гипнотизировать, и оно с рычанием грохнуло шеей о бревна, пытаясь укусить. Пока все присутствующие, замерев, уважительно разглядывали шикарные клыки в пасти «коня», Карат одним скользящим шагом оказался рядом. Молча и ненавязчиво. - Держись от него подальше, - мрачным шепотом заявил арреат, криво ухмыляясь. Ни я, ни зверь не поняли, к кому он обращается, но на всякий случай сделали максимально невинный вид. - Вот, собственно, и другая часть арсенала! – радостно всплеснул руками начальник лаборатории. – И не забываем про повышенную мышечную силу, которая дает возможность… - хвост опять грохнул о бревна. Со свистом, как охапка хлыстов. Мы с Каратом заворожено наблюдали за парящими в воздухе стружками. - А броня – это, наверно, чешуя? – секретарь продолжил дотошное изучение животного. Последнее так било хвостом, как будто знало, о чем вокруг него говорят. - Ага. Как дракон, правда? – восхитился заскучавший было конюх. Он отодвинул плечом делегацию и протянул татуированную лапу к питомцу. «Модифицированный конь» громогласно фыркнул и легонько боднул ладонь рогом. Черным коротким витым рогом. Карат тихо выругался, и я толкнул его в бок. Предводитель селекционеров продолжал: - У него абсолютный слух… - …музыкальный? – тихо предположил секретарь. Второй удар по ребрам выглядел бы несолидно, поэтому пришлось ограничиться испепеляющим взглядом. Карат понял и уменьшил громкость до едва различимого шепота. Но язвить не перестал. - …зрение в два раза острее орлиного… - …любопытно, как они это измеряли… - …он ничего не боится… - …иначе давно отбросил бы копыта…пардон, когти при виде своего отражения в бадье с водой… - Карат, я тебя выгоню, - таким же злобным шепотом пообещал я. – Или Рубеусу отдам, новобранцев пугать. Хочешь? Арреат замолчал и старательно принял «рабочий» вид. Начальник лаборатории еще что-то увлеченно рассказывал про «ночное зрение» и вертикальные зрачки, но его не слушали: все наблюдали за тем, как чудовище басовито рычало и скребло загородку, а конюх его успокаивал. Причем так нежно, что Пиндар неделю рыдал бы от зависти. На выходе главный селекционер занервничал. В чем-то я его понимал: создание такой зверушки было очень рискованной авантюрой. Настолько, что она мне понравилась. Я рассказал ученым старую университетскую байку о сумасшедшем маге, создавшем лошадь с крыльями и рогом во лбу. Они вежливо посмеялись и принялись считать, на котором ударе крыльев всаднику раздробило бы ноги. А мы отвели в сторону начальника. - Мне очень понравились ваши результаты, - честно признался я. – Ваша лаборатория в образцовом порядке. Единственное замечание: я бы тоже хотел участвовать в разработке новых пород… - Лошадей, - невозмутимо подсказал Карат. – Это модифицированные кони. За нашими спинами, в конюшне, что-то сочно чавкнуло, и мы все трое поспешно обернулись. Зверь ел сырое мясо с руки конюха и довольно урчал. - Кушай, Марти! - приговаривал конюх. - Кушай, мой хороший…
Элберт Фишай: ыыы
Сапфир: Алмаз Ой, Хагрид вспомнился...
Рубеус: - Держись от него подальше, - мрачным шепотом заявил арреат, криво ухмыляясь. Ни я, ни зверь не поняли, к кому он обращается, но на всякий случай сделали максимально невинный вид. *лежит и плющится* Это гениально! Не, Мартисьюшный конь - это правда гениально! Надеюсь он ещё оборотень и превращается в мрачного прекрасного бледного юношу в длинном чёрном плаще, с длиннми чёрными волосами и длинными чёрными зубами?
Элберт Фишай: *с сомнением* Это вроде как еще одно оружие массого поражения будет - вид юноши привносит смятение в ряды врагов
Алмаз: Сапфир пишет: Алмаз Ой, Хагрид вспомнился... Неправда! Он похож на пирата, разговаривающего со своим попугаем)) Рубеус пишет: Не, Мартисьюшный конь - это правда гениально! Надеюсь он ещё оборотень и превращается в мрачного прекрасного бледного юношу в длинном чёрном плаще, с длиннми чёрными волосами и длинными чёрными зубами? Однозначно)) Каждое полнолуние)) И начинает рулить магией ста стихий))))
Карат: Ответная плюшка для Алмаза. - Ты так и собираешься на меня пялиться? - Криво усмехнулся я, аккуратно вешая снятую рубашку на спинку стула и усаживаясь рядом с Алмазом на кровать, чтобы снять сапоги. - Я еду с тобой. – Безапелляционно заявил он, буравя меня решительным взглядом. - Так. – Отложив снятый сапог в сторону, я повернулся к нему лицом. – Мне казалось, мы вчера обо всём договорились. - Я передумал. - Нет. - Карат! Кто из нас король? - Ты. Именно поэтому я и говорю, нет. - Ты не понял. – Алмаз резко поднялся на ноги и стал мерить шагами выделенную нам трактирщиком комнату. Ну а учитывая то, что комнатушка была в половину меньше самой маленькой комнаты дворца, вернулся он ко мне довольно быстро. – Я не спрашиваю. Я приказываю. - Раз так, Ваше Величество... – Как я ни старался, язвительность тона притупить не удалось. – Полагаю, у меня просто нет выхода. - Вот и славно. – Безуспешно пытаясь сдержать менторский тон, довольно улыбнулся Алмаз. – Прикажи запрячь лошадей. - Ну уж нет! – Теперь уже, оказавшись лицом к лицу с королём, с кровати вскочил я. Старые пружины жалобно скрипнули. – К чёрту лошадей! Если не хочешь остаться здесь, изволь слушаться меня. - Хорошо-хорошо. – Он примирительно поднял руки раскрытыми ладонями ко мне. А в необычных фиолетового цвета глазах в это время пляшут веселые огоньки. Наверняка думает о том, что с арреатами, как с больными, надо во всём соглашаться. – Ты у нас босс. Я только нахмурился в ответ. Такая покладистость Алмаза ничего хорошего предвещать не могла. И зачем я только согласился на эту авантюру? Знал же, в конце концов, что не я правила диктовать буду. - Давай, одевайся, - кивком головы я указал в сторону висевшей на крючке в стене шинели. – Спускайся и жди меня на заднем дворе. Я надеялся, что нам удастся обернуться допоздна, так что ничего свыше сложенных в холщовый мешок хлебцев и куска вяленой говядины брать не стал. В крайнем случае, поймаю кого-нибудь, благо живности в Брассе водится предостаточно… Дождавшись пока Алмаз выйдет за дверь, я скинул с себя всю оставшуюся одежду и, нараспашку открыв створки узкого окна, приступил к превращению. Серьгу и медальон я оставил на себе – лишняя защита всегда пригодиться. Я почувствовал, как моё тело покрывается густой мягкой шерстью, как удлиняется морда и уши, как увеличиваются в размерах клыки и когти…. Видение окружающего мира для меня изменилось, и без того обостренные чувства стали ещё более чуткими… Теперь я даже мог сквозь открытое окно различить возбужденное дыхание переступающего с ноги на ногу внизу Алмаза. Оборот, как всегда, не занял больше 30 секунд. И вот, схватив в зубы грубую ткань мешка с провизией, я выскочил в окно. *** - Только попробуй об этом кому-нибудь проболтаться. – В который уже раз угрожающе рыкнул я, ни на йоту не сбиваясь с заданного ритма. Кажется, он меня даже не услышал, сосредоточившись на том, чтобы покрепче вцепиться в мою шерсть и обрести хотя бы призрачную уверенность в том, что не слетит с моей спины в ближайшие пару-тройку часов. Хотя, думаю, наше путешествие закончится куда раньше… Уже не чувствуя под собой лап, я несся дальше, играл на перегонки с яростным ветром, поднимался по скалистой тропке вверх, туда, где не смогла бы пройти ни одна лошадь, но без труда пройдёт волк. Вскоре мы уже во всю поднимались по восточному склону Скалистых гор и когда вошли в глубокий каньон, куда из-за угрожающе нависших над узкой тропкой скал с трудом пробивался солнечный свет, я понял, что за нами наблюдают. Кажется, Алмаз тоже это заметил. Я тут же замедлил шаг, пока окончательно не остановился. - Слезай. – Он повиновался. – Медленно сними капюшон и сделай так, что б им были видны твои руки. Алмаз снова беспрекословно повиновался. Интересно, это так хорошо езда на мне сказывается?.. Наконец, нас узнали. Вернее его. Меня бы пропустили без заминки, потому то я и хотел идти один. Меньше шума. Нам на встречу вышло четверо. Все в свободных белых рубахах до колен, светлых штанах из мягкой кожи и в удобных мокасинах. По рисункам на строгих, угловатых лицах можно было понять, что впереди идёт старший сын вождя, а позади – трое его телохранителей… хотя нет, индейцы такого термина не употребляли. Трое охотников. На Алмаза они смотрели с почтением, на меня – со страхом. Белые волки в этих местах не водились, а значит, короля на их территорию привёл Дух Предков. Ну, может, оно и к лучшему – посговорчивее будут. Я лениво потянулся и, не обращая внимания на укоризненный взгляд Алмаза, демонстративно клацнул острыми клыками. *** - Ну что, доволен? - Вполне. Рубеуса такие красавцы точно не должны оставить равнодушными. - Знал бы, что пашу на подарок для этого рыжего, ни за что б с тобой не пошёл. - Потому-то я тебе ничего и не сказал. Алмаз тихо хмыкнул, а я с досады попытался цапнуть идущего рядом гнедого коренастого коня за ногу чуть выше копыта. Изворотливый, гад. Вывернулся. И, управляемый искусным беловолосым всадником, пустился в галоп. Вслед за ними понеслась и его пегая сестрица. Мне ничего не оставалось, как двинуться следом.
Алмаз: Гарри, ты золото *плющится* Спасибо, чертенок (не ругайся, я привык уже просто))) Карат пишет: Наверняка думает о том, что с арреатами, как с больными, надо во всём соглашаться. Я именно так и делаю
Карат: Алмаз пишет: Я именно так и делаю Я так и подозревал. Так и знал, что ты за эту фразу зацепишься.))))
Алмаз: Карат пишет: Так и знал, что ты за эту фразу зацепишься.)))) Я так и знал, что ты это скажешь))) Жди ответную плюшку на днях, у меня идея))
Карат: Алмаз пишет: Жди ответную плюшку на днях, у меня идея)) Мне уже начинать бояться?
Сапфир: "Вот и славно. – Безуспешно пытаясь сдержать менторский тон, довольно улыбнулся Алмаз..." Верно подмечено! Алмаз - Иван царевич!
Карат: Сапфир пишет: Алмаз - Иван царевич! Не Иванушка, Алёнушка!))))))))))))))
Сапфир: Карат Тогда уж Аленушк PS ОленЮшк? О, олень ясноглазый....
Алмаз: Карат Сапфир разговорчики в строю!)) (с)Гарри Раздраконите - напишу про вас плюшку ругательную! А то и яойную)))
Элберт Фишай: От лица Валерии заранее возмущен
Рубеус: Тьфу на вас, с оленями и Иванушками , "Алмаз-царевич и Белый волк" - и по сути, и слух ласкает))) Характер Алмаза однако верно пойман.. Карат Ну, вот, на подарок мне уже и нельзя поработать... А вообще вещь чудная Мне понравилось Алмаз, яой напишешь? НЕ ВЕРЮ!!!!!!!!!!!!!
Карат: Алмаз пишет: Оффтоп: А то и яойную))) Рискни! Я ж отвечу тем же.))) Элберт Фишай пишет: От лица Валерии заранее возмущен А можно узнать конкретнее, чем? Рубеус пишет: Карат Ну, вот, на подарок мне уже и нельзя поработать... Я вредный волчара, мне по статусу возмущаться положено.=)))) Рубеус пишет: А вообще вещь чудная Мне понравилось Спасибо.) Рубеус пишет: Алмаз, яой напишешь? НЕ ВЕРЮ!!!!!!!!!!!!! Я, кстати, тоже... но проверять мне не очень хочется.)))
Элберт Фишай: Карат пишет: А можно узнать конкретнее, чем? Яойным фиком с задействованием милорда Вольфрама
Алмаз: Рубеус пишет: Характер Алмаза однако верно пойман.. Неправда)) Я вовсе не такой зануда))) Рубеус пишет: Алмаз, яой напишешь? НЕ ВЕРЮ!!!!!!!!!!!!! На "слабо" не ведусь, ты же знаешь, рыжий)) Карат пишет: Рискни! Я ж отвечу тем же.))) Не верю)) Ты никогда такое не напишешь)) Карат пишет: Я вредный волчара, мне по статусу возмущаться положено.=)))) Подтверждаю. Вредный настолько, что никак избавиться от него не могу - никто брать не хочет)) Карат пишет: Я, кстати, тоже... но проверять мне не очень хочется.))) Правильно)) Бойся меня, мой мохнатый друг)))
Валери: Алмаз пишет: Подтверждаю. Вредный настолько, что никак избавиться от него не могу - никто брать не хочет)) *протягивает ручки* Давайте. Можно даже без гарантии.
Карат: Алмаз пишет: Не верю)) Ты никогда такое не напишешь)) *свесил голову* Увы, не напишу.=)))) Алмаз пишет: Подтверждаю. Вредный настолько, что никак избавиться от него не могу - никто брать не хочет)) Кажется, ты говорил, что сам меня никому не отдашь... Валери пишет: *протягивает ручки* Давайте. Можно даже без гарантии. АААА! Алмаааааааааз!
Алмаз: Карат пишет: Кажется, ты говорил, что сам меня никому не отдашь... Ну...смотря как ты будешь себя вести. И сколько предложат))) Карат пишет: АААА! Алмаааааааааз! Тихо! *прячет Карата в шкаф* Нету его, леди. В командировке он.
Валери: Карат пишет: АААА! Алмаааааааааз! *чутко прислушивается* Я, кажется... Алмаз пишет: Тихо! *прячет Карата в шкаф* Нету его, леди. В командировке он. Ну раз ваще величество говорит, значит так оно и есть *вздох* Ничего, когда-нибудь ему придется вернутся *временно ушла*
Валери: так, я вернулась с рассказом. Как всегда - критики и предложений мне)) Коли где-то в образ Карата-самы не попала - звиняйте) Вечерело. Валери сидела на окне третьего этажа, из которого открывался отличный вид на вход для прислуги. Прямые солнечные лучи сюда не проникали и потому широкий каменный подоконник был весьма холодным, но сквозь положенные три юбки Валери не чувствовала холода, а потому совершенно не беспокоилась, а мурлыкала какую-то песенку, свесив ноги по обе стороны подоконника, и внимательно следила за входом. - Это небезопасно, Эстер - заметила расположившаяся за столом ее приятельница, отрываясь от пыльных страниц романа. - Да ладно, - не меняя ни положения, ни безмятежного выражения лица ответствовала девушка. – Не впервой. Сидевшая за столом неодобрительно качнула головой и откинула назад шикарные длиннющие черные волосы, отливавшие медью в лучах вечернего солнца. Книга легла на стол листами вниз – читательница явно решила поговорить. - Бегаешь, бегаешь, а толку никакого, - вкрадчиво начала она. - Вода камень точит, Диана, - назидательно произнесла Валери, поворачиваясь к подруге лицом. - Сдался тебе этот лорд, - Диана рассеяно перевернула книгу. – Нет, он конечно со всех сторон хорошо, но характер у него совершенно ужасный. - Дело вкуса, - не согласилась леди Гематит и беспечно добавила. – Сердцу не прикажешь. - Совсем ты меня с ним забыла - поговорить-то толком не удается, а уж что будет, если вдруг ты своего добьешься, и представить страшно… - зашла с другой стороны Диана. - Неправда, - недовольно ответила Валери, глядя на сокрушенно качающую головой девушку, - Все ты врешь, сама меня бросила. Как не приду, ты все время рисуешь. А в меня помещается больше одной любви. И друзей и родителей я меньше любить не стала. Она отвернулась ко входу, брюнетка опустила ладони на книгу и хитро прищурилась. - Как это больше одной любви? То есть ты у нас ветреная? А я-то думала… - Ты передергиваешь, - не повелась Эстер, - Не смешивай любовь к мужчине и любовь к друзьям. - То есть, по-твоему, любовь это не всегда просто любовь? Лукавишь. А вот… - Нет, - Валери зажмурилась и заткнула руками уши. Переждав на всякий случай пару секунд, она убрала руки и опять повернулась к собеседнице. - Мы с тобой уже пять раз о сущности любви говорили. И это тут совершенно ни при чем сейчас. - Я просто желаю тебе добра, - пожала плечами Диана, возвращаясь к книге, - Хочу чтоб ты в жизни устроилась – давно бы нашла себе достойного мужа, не упрись ты как баран в ворота. - По твоей логике, - заметила Валери, видимо, ничуть не тронутая речью, - Если бы я вышла замуж, то давно бы тебя забыла, ибо слишком страстно подхожу к делам. - Это были разные логические цепочки, - призналась Диана, возвращаясь к чтению, - А я просто пытаюсь тебя отговорить. - Будь последовательна, - посоветовала Гематит, возвращаясь к наблюдению. Время шло и она бы заскучала, коли не пыталась бы угадать следующую фразу Дианы. А в том, что она последует, Валери не сомневалась – не для того пошла с ней подруга, чтоб книжки читать. - А как он реагирует на твои действия и признания? - не выдержал, наконец, Диана. - Уклончиво, - Эстер улыбалась, явно не теряя оптимизма. - Интересно, - задумалась брюнетка, - Вряд ли он всю жизнь холостым ходить собирается. Ты ему, чем не нравишься-то? - Обязательно у него спрошу при встрече «И что вам во мне не угодило?»… Впрочем, он все равно гадость скажет, - Валери вздохнула, - Он всегда их говорит, намедни даже ненормальной назвал. - Зрит в корень, - язвительно отозвалась Диана, - Ну а ты что? Расстроилась? - Еще чего, - отмахнулась девушка. – Я за полгода привыкла. Сказала, что я просто очень его люблю, и он себя недооценивает, коли считает, что я тогда ненормальная. - А он? – заинтересовалась Диана с улыбкой подаваясь вперед. - Прошипел что-то. Ругаться хотел, но при мне не рискует. Он как-то выругался, так я на следующем балу его засекла и при всех громко у него выспрашивала, чтобы это значило. На него все косились, даже его величество. - Что, правда не знала? – удивилась брюнетка. - Да нет, - усмехнулась Гематит, - Так ругаться я и сама умею, он ж не извозчик. Но все равно, нечего, нечего при леди выражаться грубо. - Воспитываешь, - недоверчиво протянула девушка, усаживаясь обратно. - Что делать, должна же я хоть какое-то удовлетворение получать, - вздохнула опять Валери. Опять повисла пауза. Диана о чем-то думала, начиная ухмыляться все ехидней. - Ну, предположим, ты его достанешь, - медленно начала она. - Тебе придется взять его фамилию. - И что? – не поняла было Валери, но спохватилась и иронично ответила, - Напомню, ты говоришь с человеком, чье имя – Валери Эстер Скарлетт Гематит. - По твоему, Валери Эстер Скарлетт Вольфрам может звучать лучше?! - По-моему все-таки лучше, - отрезала девушка, - Но это не мотив, не надо все опошлять. - А мотив, значит, Великая Любовь, - не удержавшись, съязвила Диана. - Немного поменьше патетики и нормально, - невозмутимо ответила Валерии, вглядываясь в сторону дороги, - А что мне еще в этой жизни должно быть надо? Он, чать, не бродяга с большой до… Вот он! Валерии соскочила с подоконника и выскочила за дверь. Подошва удобных мокасинов из двойной кожи практически не создавала шума. - Даже не знаю, кому из них больше сочувствовать, - протянула оставшаяся в одиночестве Диана. Вечерело. В небольшой комнате, что выходила окнами на темный ход дворца черноволосая девушка спешила дочитать книгу в предзакатных лучах солнца. По единственному коридору, ведущему к рабочей части дворца шел к своему кабинету лорд Вольфрам, планировавший остаться незамеченным и через пару часов вернуться к своим делам в городе. По узкому проходу, пересекавшемуся с этим коридором, из северной части западного крыла широким шагом шла Валери, точно знавшая, что ему не удастся никуда свернуть до этого перекрестка.
Сапфир: Валери Ух ты! Хочу уже знать, что же из этого получится)))) Стоите вы друг друга
Карат: Валери, леди, Вы меня обижаете. Я слишком хорошо воспитан, чтобы ругаться при даме... есть много других способов выразить ей своё нерасположение. Хотя, возможно, "тогда" Вы меня просто довели.)))) А фик, кстати, чудный. Алмаз пишет: Ну...смотря как ты будешь себя вести. И сколько предложат))) *ворчит* Я для него шкурой рисковать готов, а он! Продажная морда.)))
Валери: Конечно-конечно, сначала я полтора часа с вами интенсивно общалась, а уж потом... вырвалось, наверное. Я думала над этим, но ввинчивать не стала, перегрузило бы фразу.
Алмаз: Валери умница! Ярко, прочувствованно, достоверно))) Карат пишет: *ворчит* Я для него шкурой рисковать готов, а он! Продажная морда.))) Ну надо же как-то наполнять казну))) Не сердись, волчара))) Я тебя никому-никому не отдам)))
Валери: Про Родонита. Немного бессюжетно, но атмосферно. - И кто додумался назвать тебя Кремнем? – лениво протянул Орлик, перевесившись, как тряпка на просушке через широкое бревенчатое ограждения луга, на котором бегали молодые лошади. Подошедший в этот момент Кремень, низкий и худенький, раздраженно нахмурился. - А тебя кто Родонитом додумался обозвать? Такой красивый, холодный камень, а ты что? Невнятное растрепанное чудовище, – он встал рядом с Орликом и посмотрел на лошадей. Впрочем, жара действовала и на него, так что Кремень растекся по ограждению, положив голову на локти. - Да уж точно не холодный… Прям-таки горячий, - не стал спорить Орлик, продолжая висеть. - И растрепанный, но не сказать, чтоб это меня расстраивало. Они молчали. Сегодня был выходной, и учебы не было. Из-за страшной жары, державшейся последнюю неделю, совершенно не хотелось бегать и играть, как они обычно поступали в свободное время. Никаких дополнительных занятий тоже не было – профессура страдала не меньше, и сил на охлаждающие заклятья не хватало. Даже Родонит, поначалу радовавшийся «солнцу и теплу», как он говорил, и дразнивший их «избалованными южанами», сдался под напором жары и стал сонливым и вялым. Оставалось только печься на солнце и смотреть на столь же вялых жеребят. - А я, когда родился, крупный был, - неожиданно пояснил Кремень. – И папа крупный. Думали, таким и вырасту, хотели дать гордое, дворянское, пусть не фамилию, а имя… А вышло - тю. - Так даже забавней, - ответил Родонит, садясь прямо на траву и опираясь на ограду спиной. – Даже дразнить не надо. - Тебе лишь бы забавней, - проворчал Кремень, усаживаясь рядом, - Дурак. - Сам дурак, - машинально отозвался Родонит. Они опять замолчали, слушая тот странный оглушенный звук, что издает природа под столь яростными лучами солнца. - Это как-то не созидательно, - наконец, выдал Орлик. Кремень фыркнул, но сил на что-то язвительное, видимо, не оставалось. - Смотри-ка, - вместо этого сказал он, - Тинка. - Бежит, - уважительно протянул Орлик. Его лично тянуло скорее поползать. Тинка Змеевик тем временем добралась до них. Выглядела она слегка запыхавшейся, но бодрой. - Что валяетесь? – вопросила она, приседая на корточки. На голове у нее была большущая белая соломенная шляпа с некрасивыми искусственными цветами. Она ей была явно не по размеру, и девочка все время поправляла ее, но расставаться не спешила – темные волосы Тинки сразу нагревались на солнце. Родонит и Кремень переглянулись. - Мы созерцаем, - важно пояснил Орлик. - Ага, созерцаете. Лучше сразу скажите, что не додумались спуститься в подвалы и перегрелись, – засмеялась Тинка. - Мы не не додумались! Там просто делать нечего. Даже читать нельзя – темно. - Ну как это нечего, - рассердилась девочка, поднимаясь, - А на сейчас же встали и пошли. Мы их будем изучать. Кремень и Орлик молча встали и пошли. - А может, это и впрямь хорошая идея была, - оживился Орлик, попав в прохладный подвал. Пока они стояли неподалеку от кладовой, где хранились запасы консервов и копченого мяса. Подвалы под замком, где располагался Университет, были ребятам совершенно не знакомы – их давно забросили и никаких занятий там не проводили. - Пойдемте, - решительно сказала Тинка, сдирая ненавистную шляпу и храбро бросаясь вперед. - Ой, заблудимся, - протянул Кремень, не отставая от нее. - Выйдем, - отмахнулась она. – Зря, что ли, магии учились? Родонит молчал, оглядываясь и стараясь прощупать стены магически. Стены на магию не реагировали, и, кажется, даже подавляли. Орлик забеспокоился было, но остановить друзей не успел: юные путешественники были настигнуты. - И куда это вы трое собрались? – строго спросил кто-то за их спиной, Тинка пискнула. Этим кто-то оказался преподаватель защитной магии: старый, – впрочем, с тринадцатилетней точки зрения Орлика под старый попадали все люди лет, эдак, с сорока – суровый и сильный. - Значит, делать вам нечего? – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросил он у троицы. Им ничего не оставалось, как кивнуть. Тремя часами позже, отмывая посуду после обеда, друзья громко спорили. - Дался тебе этот подвал, - зло выговаривал Тинке Кремень. – Да что там может быть, наверняка одни камни да завалы. Тинка жалась, но не сдавалась: - А вдруг! А вдруг призраки! Или клад… или книга по древней забытой магии, - она задумалась, - Мало ли. - У, глупая ты, нет там ничего. И тарелку возьми другую, в этой дырку протрешь! – Кремень ожесточенно оттирал сковородку. - Сам ты глупый! Ты ведь тоже пошел, - Тинка обиделась и насупилась, беря следующую тарелку. - Подеритесь, - посоветовал Орлик и тут же получил локтем от Кремня в бок и кулачком от Змеевик в плечо. Не обращая внимания, он продолжил мыть свою порцию. – Зато в воде прохладно и дело есть. Мытье посуды успокаивает, медитативный такой процесс. Он мечтательно взялся за ополаскивание. Его приятели только дружно вздохнули. - А в подвал мы-таки сходим, - неожиданно твердо сказал он, отвечая своим мыслям. - И ты туда же, - хмыкнул Кремень, и даже Тинка покачала головой. Орлик сходил в подвал. Сначала один, с длинной путеводной нитью, мелом и магическими фонариками. Поисковая магия и впрямь там не работала. В подвале не оказалось ничего, кроме камней. Камни, которыми были выложены стены и коридор, красиво блестели в свете фонариков и были самых разных цветов, Родонит потратил уйму времени, разглядывая их. Месяц спустя, перед днем рождения Тинки, он сговорился с Фрилом, веселым шестнадцатилетним парнем с последнего курса и они вместе что-то долго готовили. Ночью, скрываясь от учителей, всемером: он, именинница, Фрил, Кремень, и приятели с курса Тинки – а ей исполнялось двенадцать, и училась она на два курса младше их – прокрались в подвалы. Там были, конечно, камни, а еще было много-много места. - Будут тебе призраки, - шептал Орлик, вместе с Фрилом отставая от основной группы и доставая амулет, свежезаряженый в храме Джедайта, с помощью которого он мог создавать удивительно правдоподобные иллюзии. – И клады и книги. Немного ненастоящие, но ничего не попишешь… А когда под утро они, вдоволь набегавшись по запутанным коридорам подвалов, вышли к кладовой, то узнали, что ночное отсутствие семерых учеников и магические игры не прошли незамеченными. - Дался тебе этот подвал, - ворчал Кремень, оттирая сковородку. Тинка зевала. - Зато весело было, - отвечал сонный Орлик, стараясь не уснуть в тазе с водой. – Надо еще сходить…
Алмаз: Молодец, Орлик!))) Реально атмосферно, особенно начало)) ГП пахнет, троицей)))
Родонит: Я сначала дописал, потом понял, что пахнет. Это все подсознание)) Постараюсь написать что-нибудь с сюжетом про совместную жизнь Орлика и Сапфира) *думает* Они не похожи. Просто - магическая школа, трое юных колдунов... Навевает)
Рубеус: Орлик, всё супер, такое всё симпатичное и настоящее... Мне нравится.))
Рубеус: И как Валери, отлично! Правильно, ловите холостяка в свои цепкие лапки, а то все бесхозные, без хозяйки дома... Лорд Вольфрам не яойщик, его хомутать можно))) *припоминает Карату волчью вредность*
Рубеус: Это тоже эпизод из прошлого... …Нещадно палило полуденное солнце, с земли поднимались удушливые испарения, колючие круглые листья размером с приличный тент загораживали обзор, хлопали по плечам, цеплялись за одежду, ездили наждаком по заднице, и вообще были хрустящими, свежими и отвратительно сочными. Рубеус в очередной раз стряхнул зелёные ошмётки с мачете и с огорчением отметил, что куртка уделана напрочь. Не то, чтобы для принца это могло стать проблемой, но почему-то именно эту куртку ему было жаль. Такую уютную, неброскую, непромокаемую, чудес… В общем, удобные вещи вызывали у рыжего не меньшее привыкание, чем глючные поганки у какого-нибудь грибомана. Принц снова вздохнул и удручённо покосился на по-прежнему белоснежный китель Аметиста. «Вот как на парад, так на нём и топ в обтяжечку, и жилетик кожаный на тесёмочках, а то и на слове честном… « - Форма тебе здесь зачем, горе моё? «Горе» явно и неприкрыто посмаковал слово «моё», заправил за ухо выбившуюся из хвоста прядку и самодовольно ухмыльнулся. - Может, я хочу произвести впечатление на джунгли? Но если серьёзно… - по-прежнему сияя улыбкой, Аметист обошёл колючий лист и склонился над золотистым, атласно-гладким цветком – Я предпочту быть опознанным. Рубеус привычно потянул генерала за хвост. - Не наклоняйся над ним, а то время опознания наступит раньше, чем ты успеешь сказать «Га-адкий». - Не пугай, цветочек не кусается. – Аметист аккуратно срезал очередную шипастую ветку. – Симпатичный, жёлтенький цветочек… Даже не зубастый. – Этот симпатичный жёлтенький и без зубов справляется. Втягивает, закрывается, а через минут пять наружу обсосанные кости в пыльце выдаёт… - принц с сожалением выпустил шелковистые волосы Аметиста. – Ну, может ещё пуговицы, от кителя. - Брр-р! А я-то хотел нарвать букетик для одной хорошенькой целительницы… - генерал блаженно прижмурился и выразительно причмокнул губами. Зеленоглазая фигуристая бестия, непонятно откуда появившаяся в отряде, уже вторую неделю терроризировала мужчин печальными вздохами, загадочными взглядами из-под ресниц и сногсшибательным блеском янтарных кудрей. - А, ну если для хоро-ошенькой цели-ительницы, то разрешаю, - хмыкнул Рубеус, прыгая через особенно глубокую лужу. После сезона дождей земля стала рыхлой и топкой, под сапогами постоянно что-то чвакало, ноги увязали в грязи по щиколотку. – Только она жёлтый ненавидит, и розовый. Ей бы чёрное что-то… Аметист вдохновенно кивнул, и указал на скукоженный, потемневший от гнили цветок, над которым мерно кружило нечто плоское с выпученными очами без зрачков. -Думаю, ей сойдёт. – Мари-Гортензия Луэлла Кокаколла Д'альдебаран превратно поняла его слова о любви к рыжим. - Только если без живности…что это, кстати? - Летучая мышь. И не спрашивай даже, что эта яичница с ушами тут делает днём… - Рубеус прихлопнул громадного комара и с отвращением стёр размазанное насекомое со щеки. – Я не знаю. Аномальная зона – она и есть аномальная зона. - Дай я, ты весь замурзался… - Аметист достал такой же белоснежный как мундир платочек, и аккуратно очистил лицо принца. - Выжечь бы тут всё к Богиням. - Если бы тут магия работала нормально, то и выжгли бы. – Рубеус мягко отвёл руку друга. – Хватит, дома вымоемся. Я может даже соглашусь на все эти твои ароматные пенки и шипучки для ванной… - Принц недолюбливал «бабские привычки» Аметиста, но после гнилостной вони этих жарких джунглей, кажется, сам был бы не против пахнущей жасмином водички с разноцветными пузырьками . – А немагическим способом гореть не будет, тут всё давно отсырело, даже нормальной сухой древесины нет, одна зелень. - Сообщил бы ты королю про эту зону, - генерал уныло посмотрел на гладкие липкие, сочащиеся белой сукровицей стовбуры каких-то совершенно немыслимых деревьев и пнул под корень ветвистый мухомор. – Не сами бы шлялись, отряд побольше взяли… - Ну да, так я ему и сказал. Думаешь, Величество инструкции по безопасности читать будет, изучать, что тут чем убивается? – изрядный талмуд, накатанный ему доктором Томо, принц и сам не дочитал до конца, понадеялся на свои боевые навыки и феноменальную удачу. – Ты ещё скажи, что он сюда не вдвоём с Каратом приедет. Ему бы только от бумажек отлынивать… - Да-а, а кажется таким строгим, серьёзным… Принц фыркнул, достал из кармана фляжку с бренди и полил разъедающую сапоги красную плесень. Плесень зашипела и отвалилась. - Не, брат конечно крут… - в голосе было столько гордости за Алмаза и непробиваемой в нём уверенности, что Аметист даже глаза округлил удивлённо. Только что ведь ругал... – Просто ему без магии непривычно, понимаешь. Ну как ему объяснить, что Ал ещё не всегда может связаться с Кунсайтом, это «моё везение» всегда со мной. Может быть, потому что меня Нефрит ещё в детстве выбрал… А старший сам напросился. Что-то у них с Верховным не срослось… - А про отряд я разве тебе не сказал? Как все скопом тут проходят, всё нормально, а стоит одного-двоих в джунгли послать – ни слуху, ни духу, как корова языком слизала. Надо бы выяснить… - Тихо! – Аметист заставил принца пригнуться, заросли затрещали, пропуская мощное, внешне неповоротливое тело. Замшелые копыта тяжело ступали по высокой траве, изъязвленная шкура кишела мухами. – Слушай, а ведь и впрямь – корова. Только в холке метра два… - Сам тс-с! Видишь? – на морде животного не было рта, только разбухшие гноящиеся ноздри. Пасть же находилась на месте живота – огромная рваная дырка, из которой капала слюна, и свисало что-то сморщенное, затянутое в кокон… - Боги! Это был…кто-то из наших? – почерневшее тельце в коконе напоминало высохшую мумию. Рубеус сглотнул. На мумии ещё были видны кусочки тёмной с шитьём ткани… - Кажется, да. Казалось, прошло не меньше часа, прежде чем «корова» скрылась из вида. Зря рисковать не хотелось. Принц предположил, что тут такая не одна, хотя вряд ли они способны действовать слаженно, потому и не нападают на отряды. - Сказал бы сразу, что ли, я бы завещание составил… - Аметист брезгливо отряхнул брюки. – Откуда эта аномалия вообще взялась?! - Не волнуйся, твоё имущество и так отойдёт Родине, у тебя же никого близких нет, а я всё равно тут. – Рубеус увернулся от тычка, – Говорят, здесь техника какая-то была, давно, задолго до Оледенения. Опасная такая техника, они сами, древние то есть, её в саркофаге запечатали, видать тогда ещё с ней неприятности были. А в нашу эру, ну, при Аделите, или нет, раньше, вроде, учёные это дело раскопали. – принц вздохнул. – Нашли то самое, на чём она работает, кристаллов понаставили, жидкостью какой-то заправили, и решили посмотреть, как оно работает, и что это такое вообще… - И что же оказалось? – Аметист всё же ухитрился ткнуть принца в бок, а потому прямо-таки лучился от удовольствия. - А кто его знает, сюда за трупами никто не рискнул пойти. Чувствуешь, здесь кожа до сих пор чешется? – Рубеус поморщился, то ли от ощущений, то ли от сияния генеральской мордахи. – В архивах это место Чёрной Былью зовётся…или Чёртовой Былью. Чёрт - это у древних сектантов Бог такой был. С рогами. - Наверное, это мы его только что видели. – ухмыльнулся Аметист. – А это, кажется, счётчик? Генерал подхватил на руки маленького серого зверька. - О, точно. – обрадовался принц, и накинул на счётчика сетку. – Он самый. Отвезу Сапфиру в подарок. А то, помню, жаловался как-то, дескать машины древних всё сами считали, а теперь в уме приходится, и долго, и медленно… - А как он заставит его считать то, что надо? – Аметист скептически посмотрел на гудящего грызуна. Тот перемножал число травинок на число волокон рубеусовых брюк. - Не знаю, может, за хвост дёрнет, или на нос нажмёт… - пожал плечами. - Он же гений, справится. А если и не справится, ему всё равно приятно будет, тварь-то хорошенькая и вполне редкая. Главное, чтобы её Айс не скушал. Аметист кивнул. - Это да. А насчёт этих джунглей… - Это не джунгли. – Рубеус с трудом сдерживал смех. - Я думал, ты догадался. - Ты хочешь сказать, что это похоже на… - Огород. – уверенно заявил принц. – И не похоже, а огород и есть. Вот что это по твоему? Аметист запрокинул голову, рассматривая похожий на фарш с костями бесформенный комок. -- Вот *****! - Не *****, а ягода. – Рубеус обрубил хищный ус, тянущийся к ноге генерала в порыве праведной мести за всех слопанных со сливками собратьев. - А те жёлтые цветочки с колючими листьями, наверное, тогда плотоядный кабачок? – язвительно протянул блондин, лениво отмахиваясь ножом от оскалившейся клубничины. - Именно, - спокойно ответил Рубеус. – Там ещё одуванчики были, рядом с многошляпным мухомором, помнишь? - Мерзость. – передёрнул плечами Аметист. – Ну да леший с ней, у меня ведь идея была, пока ты меня не перебил. - Ну так двай её сюда. - Что если тут сафари устроить? Ну, охоту на всю эту гадость? Все любители экстрима съедутся… - Наркоманы адреналиновые? – принц скривился, как от лимона. - Если уж хотят сдохнуть, то хоть с пользой пусть, на фронте… Аметист серьёзно посмотрел на друга. -А мне казалось, ты любишь приключения… - Ненавижу. – просто признался принц. – Это такая рутина. Каждый день у нас приключения… - А что любишь? – затаил дыхание блондин, ему не хотелось упустить момент. - Ветер в лицо, хорошее вино и…стихи. – последнее слово Рубеус произнёс тихо, будто нехотя. - Стихи - это хорошо, - ободряюще улыбнулся Аметист. – У меня есть томик одного поэта древности… Лермонт, кажется. Мне Пиндар в сумку подкинул, я ещё думал, зачем он мне… - Лер-мон-тов его звали. – в глазах принца мелькнуло что-то похожее на жадность. – А ты мне покажешь? - Да подарю даже. Но только после ванны! - С пенкой? – обречённо спросил рыжий. - С пенкой. – безжалостно сообщил генерал. - Только бы не клубничной… - пробурчал принц. – И кажется я знаю, что делать с этой Зоной. Предложим её в качестве жеста доброй воли сильверам, в обмен на захваченный ими приморский участок. Там ведь пески, и земля сухая, а здесь вон какие урожаи… Аметист звонко расхохотался. - Пойдём уже. Ванна по тебе скучает. - А по тебе – Гортензия. Цветочки для Кокаколлы не забудь… Хм, Ал, прости за плагиат, но если ты пр Марти, то я про Мэри не удержался))))
Сапфир: Роди... я только сегодня добрался... Это же очаровательно просто! Ты у меня самый драгоценный адьютант.. (полностью "in love" танцует на кровати)И единственный! Никому не отдам *___________* Рубеус Обидели коровку... ну да, вначале миледи, теперь корова, "беременная" полупереваренными солдатами! вот кем ты меня видишь?
Родонит: Рубеус Вчепятляет. Кышмарики)) Про -А мне казалось, ты любишь приключения… - Ненавижу. – просто признался принц. – Это такая рутина. Каждый день у нас приключения… Здорово!)
Алмаз: Рубеус пишет: Хм, Ал, прости за плагиат, но если ты пр Марти, то я про Мэри не удержался)))) Да ладно)) Супер вообще, рыжий! Я зачитался и долго нервно хихикал
Рубеус: Сапфир, ты телец))) А не корова)))
Сапфир: Рубеус Я телочка! (укатывается под диван)
Кунсайт: Небольшой мысленный монолог Котаро, обращенный ко мне. (Не думайте, я в мысли подопечных практически не лезу, но тут проснулась моя склонная к вуайеризму натура))). Ох, думается мне. что скоро нижерасположенное кусками будет снова возникать в мозгах Котаро.Но хочется выложить в первозданном виде сонгфика. Тем более. что песня днйствительно наша. Фик был написан для Котаро. Песня принадлежит Evanascence. I’m so tired of being here Ты сказал, что хочешь уйти. Что устал. Я тоже порой устаю. Ото всего. От призраков, от работы в храме и бесчисленного потока верующих, но у меня и мысли не возникает о том, чтобы бросить всё и уйти. I`m suppressed by all of my childish fears Я с детства боялся, что не осилю. Что не оправдаю ожиданий, что буду хуже, чем должен был бы быть, ведь мой отец был Лучшим. И я старался стать таким же. У меня получилось? And if you have to leave I wish that you would just leave Because your presence still lingers here And it won't leave me alone Ты говоришь, что должен уйти? Так уходи. Просто уйди. Полностью. Спалив за собой все мосты. Но ты не можешь. Ты всё ещё здесь, даже если тебя нет рядом. Я всё ещё чувствую тебя. These wounds won't seem to heal This pain is just too real There’s just too much that time cannot erase Боль от ран, нанесенных твоими словами всё ещё реальна. Слишком реальна. И я сомневаюсь, что время залечит их, тем более, что ты снова и снова срываешь с них корку, приходя в храм, будто ничего не произошло. И в такие моменты я не понимаю себя. Мне одновременно хочется прогнать тебя, как предателя и не дать уйти в надежде на то, что всё снова станет как прежде. You used to captivate me By your resonating light Ты удивительный человек, Изуми. Такой спокойный и холодный. Меня до сих пор выводит из себя эта холодность и безразличие. Но в то же время ты очень легко завоевываешь доверие людей. Я не хочу отпускать тебя даже не потому, что, ещё будучи кандидатом, искренне восхищался тобой – впрочем, я до сих пор тобой восхищаюсь, даже презирая за предательство, - а потому, что мне не хватает того света, который всегда был в тебе. Так искрится снег, когда на него попадают лучи зимнего солнца. But now I’m bound by the life you left behind Your face it haunts my once pleasant dreams Your voice it chased away all the sanity in me Но теперь я лишь часть той жизни, что ты оставил позади. Ты не хочешь возвращаться в эту жизнь, но порою оборачиваешься и смотришь назад. На меня. И когда я вижу тебя, я замираю. Ибо ты всё ещё прекрасен. Прекрасен в своём почти божественном величии, в своей холодной теплоте. Один звук твоего голоса уносит с собой всё моё здравомыслие и мне хочется то умолять тебя остаться, то обвинять во всех грехах: в том, что ты приходишь сюда, в том, что ушел, в том, что не оправдал доверие Кунсайта, хотя он по-прежнему доверяет тебе, в том, что оставил Яша-шуу… бросил меня… Слава Кунсайту, я ещё ни разу не поддавался первому порыву. These wounds won't seem to heal This pain is just too real There’s just too much that time cannot erase Но мне всё ещё больно. Больно от каждого твоего слова, жеста, движения, от самого твоего присутствия. Я всегда считал, что если что-то должно исчезнуть из жизни, то пусть уж исчезает насовсем. I’ve tried so hard to tell myself that you're gone And though you're still with me I've been alone all along Мне было трудно привыкнуть к твоему отсутствию рядом, к одиночеству. Конечно, были и другие Якши о которых я теперь должен заботиться, но всё же, ты был нашим лидером, моим учителем, моим напарником. И даже когда ты иногда снова возникаешь в моей жизни, я всё ещё чувствую себя одиноким, потому что знаю, что ты уйдешь. Так уйди навсегда.
Валери: Сильно. Действительно, нет ничего хуже неопределенности и незавершенности
Алмаз: Кунсайт вот ты как подглядываешь, реально!))) И надо ж было тебе именно сегодня выбраться в творчество! Короче, очередная плюшка. Выпечка не тем, кто заказывал, но оно как-то само испеклось Едва поднявшись на локоть от поверхности озера, хилая водяная «гора» дрогнула и упала вниз. Вялые брызги окропили мои закатанные до колен джинсы, уже и так мокрые донельзя. Я обернулся к берегу, внутренне сжимаясь. Вот сейчас он точно рассердится. И скажет, что зря тратит которое подряд утро. Но он не пошевелился и, кажется, даже не соизволил открыть глаза. За что мне это? Кунсайт сидел на песке, странно скрестив ноги, и достоверно изображал собственное изваяние. Даже в этой нелепой позе он не казался смешным. Несмотря на белоснежное жреческое одеяние, неуместное на этом диком берегу, и висящую на дереве, почти у него над головой, мою рубашку, с которой жизнеутверждающе капала вода. В неподвижном молчании бога было что-то зловещее. Я был уверен - он сейчас скажет, что я никуда не гожусь и ничего не умею. Что базовым основам магии учатся с детства, когда сознание открыто и пластично, а мне скоро девятнадцать. Что мне с моими способностями прямая дорога к Джедайту, что с таким характером я больше подхожу Нефриту, что с подобными непомерными амбициями лучше было обращаться к Зойсайту и что вообще непонятно, причем тут он… - Мда…с архитектурой у тебя не очень, - неожиданно пророкотал низкий голос. Губы Кунсайта почти не шевелились. Наверно, он не хотел тратить силы на такое бесполезное занятие, как разговор со мной. Я ничего не ответил и снова попробовал «вытянуть» из воды купол. Рука постыдно дрожала, внимание не удерживалось. Когда очередная неудача с жалобным плеском вернулась в родную стихию, до меня дошло, что он сказал. Он…Верховный бог…он что, пытается пошутить?! Я с ужасом покосился на берег - там никого не было! - Обернись, - невообразимо спокойно и чуть устало сказали за спиной. Я медленно повернулся. Кунсайт висел над водой, сидя во все той же позе. – Ты знаешь, чем вода отличается от других стихий? Я поперхнулся горячим воздухом и замотал головой, борясь с подсознательным желанием отодвинуться подальше от этого мраморного лица и слепящего, неприятно металлического блеска волос. Бог медленно поднял веки и смерил меня тем самым ледяным взглядом, от которого чувствуешь себя замерзающим насмерть в любую жару. - Вода – идеальный материал. Огонь – вечно голодное разрушение, в нем нет жизни. Воздух – неуправляемая пустота, у него нет материи. В земле есть и материя, и жизнь, но нет податливости. Вода же материальна и податлива, и, вложив в нее свою волю, мы можем творить, - Кунсайт провел пальцем по глади озера и отвел руку далеко в сторону – за ней потянулась тонкая водяная ниточка. Бог чуть повернул ладонь, и нитка взвилась, закрутилась и сплелась в затейливое прозрачное кружево. – А теперь попробуй ее порвать. Предчувствуя какой-то подвох, я осторожно поднес к водяному плетению руку. Когда мне уже показалось, что вот-вот нити порвутся от прикосновения, они вспыхнули морозными искрами и застыли. Каменно. - Только вода может менять форму и запоминать информацию. Впрочем, последнее тебе еще рано, - Кунсайт прищурился и вдруг превратился в водяную скульптуру. Какое-то время она сохраняла форму, а потом с оглушительным плеском обрушилась в озеро. Я еле успел отвернуться, чтобы вода не попала в глаза. Голову уберег, а любимые джинсы окончательно промокли. Зато стало легче: солнце палило нещадно, и временами отчаянно хотелось нырнуть, спасая подгорающую спину. - Пробуй еще раз, - предложил с берега бог. Я уже не удивился – сил не было. Четвертый час в воде, и если бы дно сохраняло отпечатки ног, то все было бы исчерчено моими следами. Но легкие волны исправно сглаживали песок, уничтожая следы моих терзаний. Я вздохнул и вытянул правую руку, как учил Кунсайт – фиксируя локоть на уровне плеча, напрягая мышцы до предела, открытой ладонью вверх. Собственная конечность казалась неподъемной тяжестью и норовила упасть. Бог молчал, безучастно наблюдая за тем, как я уговариваю руку не трястись. В конце концов, это почти получилось, но вода не подчинилась. - Закрой глаза, ты отвлекаешься, - низкий голос Кунсайта стелился над водой, как звук колокола. – Не думай о том, что тебе тяжело. И меня не слушай. Сделай по-своему. Надели ее своей волей. Он сказал - тяжело? По-своему? Я торопливо закрыл глаза. От жары сердце гулко стучало в ушах. Мне не показалось. Он понимает, что я не могу прыгнуть выше головы. И добросовестно пытается объяснить, подстраиваясь ко мне. За что мне…это? Опустившись на одно колено, я погрузил руки в воду по локоть. Прислушался к ощущениям. Осязаемая прохлада гладко струилась между пальцев шелковым полотном. Материя. Над самым дном лентой скользило течение, огибая меня, исподтишка тянулось к берегу. Жизнь. Я начал понимать, как… Что-то резко свистнуло, по лицу полоснуло горячим воздухом, потом раздался плеск и все стихло. Но как-то напряженно, в ожидании. Я прервал изучение стихии и посмотрел, что бы это могло быть. - Так-то лучше, - хмыкнул с раскаленного песка Кунсайт и опустил занесенную как для броска руку. А на уровне моего горла в воздухе висел нож. Тяжелый, боевой - такие я только у рыжего видел. Мирно так висел, не долетев совсем немного. Водяной щит, в котором и застряло оружие, радужно переливался на солнце. И падать не собирался, в отличие от меня. Воля. Кунсайт смотрел спокойно и насмешливо. Впереди были долгие месяцы учебы. Сегодня день Куни
Нефрит: Кунсайт сурооов... Рыжего чтоли погонять *задумался*
Алмаз: Я его так вижу Ты погоняй, а то морковка совсем от рук отбился! Одни романы на уме))
Рубеус: Кунсайт, красиво и грустно. Алмаз, здорово, мне дико нравится Написал бы ты что то про нас, троих принцев...)) Нефрит, хм...Ну попробуй. *гордо* Я способный ученик. Но подлый. Вечно пытаюсь урвать больше, чем мне дают... (Алов драббл о том как Неф и Зой Руби делили читал? Ну вот, маленький варвар я был)
Рубеус: Алмаз, какие романы???????????!!! Сейчас Изумруд, но с ней не слишком всё гладко. Когда-то Аметист был, но мне это не мешало быть лучшим воином королевства Я и так уже однажды выше головы прыгнул, это я про тварь гиперборейскую... Слишком часто не положено. Что могу, то могу. Я сейчас лучше чем уже есть вряд ли стану, хотя регулярно тренируюсь. А вот про обучение в прошлом, если Нефрит что-то напишет я... Я его расцелую в обе щёки!
Нефрит: Общеизвестный факт, чем сильнее пинаешь, тем дальше летит. Про дележку читал. Хм, хм, ну может и будет тебе про воспитание
Рубеус: Общеизвестный факт, чем сильнее пинаешь, тем дальше летит. Рубик тварь ленивая, реально пока не пнёшь.. На пээме пинковую тягу я тебе не забуду *зловещий смех* Хм, хм, ну может и будет тебе про воспитание Мя-а! *готовится обнимать Неффи*
Нефрит: Я вообще-то намекал, что чтоб получить от меня фик, меня надо вдохновить. А пинать тебя я не начинал. Вон, Алмаза хоть спроси. *вернулся после прочтения поста в ролевке* Руби, ты, считай меня пнул. Ох, пнуул. Я тебе это тоже не забуду, ни на ПМке, нигде... *уворачивается* Еще не настал тот день, когда я буду счастлив обьятьям другого мужчины (с) Кеншин Буудет тебе фик, буудет.
Рубеус: Еще не настал тот день, когда я буду счастлив обьятьям другого мужчины (с) Кеншин Вы боитесь дружеских объятий, мой Бог? Вы хотите поговорить об этом? Тогда тебя Райти обнимет)))
Нефрит: Лови Давай, давай. Не отлынивай, - я поболтал жидкостью в бокале. Не вином, нет – для вина была неподходящая обстановка и цели, а чистейшей прохладной минеральной водой из гор к северу отсюда. Рубеус хмуро посмотрел на меня снизу вверх. Был он нескладный, заморенный, оскорбленный, пятнадцатилетний и самостоятельный. Никак не желал учиться и делать что скажут. Ну, последнее оно, конечно, правильно, да не всегда хорошо. - Не полезу, - он демонстративно сел прямо перед им же накопанной и мною доделанной искусственной горкой. Копал он ее недели три, и вышла она высотой метров десять. Такой производительности я от него не ожидал но, видно, решил он мне что-то доказать. Моя же часть состояла в повышении крутости горки, ее ускоренном затвердевании и в установке на вершине кресла в котором я сейчас восседал. Задачей Рубеуса же было вскарабкаться по ней без инструментов и выпить этот самый бокал воды, что я держу. Ну, а потом как-то спустится – не снимать же мне его? - Это почему еще? – поинтересовался я у него, не меняя расслабленной позы. - Потому что, – он возмущенно сверлил меня взглядом, но я не просверливался. – Ты сказал, меня учить по-нормальному начнешь, а сам? Сначала бегать, потом ползать, потом копать, потом строить, а теперь вот лазать? А магия? Я смотрел на его возмущенное лицо и улыбался. Принц – не принц, а возраст это возраст. - Тайн мироздания хочешь? - поинтересовался я, наколдовывая столик, воткнутый в холм и бережно ставя на него бокал. Он насторожено следил за моими действиями. - Хочу. И тайн мироздания и магии и вообще! – с вызовом выдал он поднимаясь на ноги. – А бегать я и сам прекрасно умею. И прыгать. И лазать. И вообще у меня прекрасная физическая подготовка! - Так, - я спрыгнул с горки и подошел к нему. – Я сказал лезть, значит лезть. - А я сказал – не полезу. Сам лезь! - он, кажется, сам испугался своего нахальства, но слов обратно брать не стал, а упрямо нахмурился. Правильно. - Я-то могу, никаких проблем, - встав на уходящую под уклон поверхность, я демонстративно прогулялся по ней, будто она была ровной, как дворцовые коридоры. - Ну, это все магические штучки, а вот так чтоб сам, без магии, - увидев, что я на него не собираюсь сердится, Рубеус тут же выдвинул новое требование. Тоже правильно. - Хм, ну можно и без штучек, - я прислонился к горке. Объяснять ему, что тело мое сейчас было несколько… нечеловеческим, я не стал. – Наперегонки полезем? Он с сомнением смотрел на меня все еще снизу вверх. - Да, - согласился я, - Это было бы немного нечестно. Сейчас исправим… Это проще, чем лепить из пластилина. После стольких лет практики стоит лишь закрыть глаза, и, кажется, будто все произойдет само собой. Я повел сузившимися плечами, сдул с носа рыжую прядь, наморщил нос. Рубеус оторопело смотрел на меня. Ну-ну. - Так будет честно? – насмешливо спросил его я и, не дав ответить, продолжил. – Хотя нет, так не интересно. Лучше вот так. Мир стал еще чуточку больше, рыжие патлы – и как он с такими ходит? – перестали торчать во все стороны и упали на плечи, центр тяжести сместился вниз, плечи стали еще уже. - Ну что, - спросил я его высоким девичьим голосом, ставя тоненькую ногу на склон, - Наперегонки? Рубеус посмотрел на худющую рыжую девчонку, в которую превратился его покровитель, открыл было рот. Я не дал ему возмутится. - Один не лезешь, с девчонкой на перегонки не рискуешь, вообще чтоль лазать не умеешь? - Слишком просто, - недовольно отозвался он. Я, будто не слышал, поставил вторую ногу и поискал опору для руки. Мы полезли. Он отчаянно цеплялся ногами и руками, выискивал малейшую трещину, обдирал пальцы, возмущенно сопел. Угадайте, кто победил? - В таком случае, - назидательно сказал я сползшему вниз после моего меткого толчка Рубеусу, болтая тонкими ножками не достававшими до низа кресла, - следует говорить, что ты не мог не уступить даме. Он оскорблено молчал, потирая натертый о жесткую поверхность живот. - Но ты… Ты это же ты! – возмущенно, но немного неудачно сформулировал он. Я его понял. - Вот именно, - ответил я, возвращая себе привычный облик. – Только надо было сразу об этом подумать. Мораль сей басни такова: внешность бывает обманчива. - Ты это только что придумал, - пробормотал он, без напоминания принимаясь заново лезть на горку. - Карабкаться тебе еще и карабкаться, - ласково сказал я, откидываясь в кресле и поднимая взгляд к небу. – Итак, сегодняшняя лекция: о необходимости физического воспитания. Чтобы создать основу для сильного духа, нужно создать сильное, ловкое тело, способное всегда поддержать этот самый сильный дух. Конечно, развитие умения мыслить и предугадывать также необходимо, - я сделал красноречивую паузу, Рубеус молчал – то ли нечего было сказать, то ли берег дыхание. Правильно. – Но на данном этапе нам важно именно развитие тела. Сегодняшняя тайна мироздания: магические токи человеческого тела… Я разглагольствовал, Рубеус неторопливо лез наверх, день близился к полудню.
Рубеус: Нефрит , ты подлы-ы-ы-ый!!!!! Соревноваться с девчонкой это слишком. Я бы, наверное, попросил вернуться тебя в твою другую форму. И даже не в свою копию, а в твою собственную, и пофигу, что Бог, и что соревнования неравные, это всё она, гордость семейная))) И орать на богов, похоже, у нас семейное))) А в целом нравится))) Ток мне тогда 15 было. До того как Алмаз (в свои 17) призвал Кунсайта, мы с Богами через жрецов общались...Не, ну Боги нам являлись, только не в своём божеском облике, мы не знали, что это они))) Аригато *превращается в Райти, обнимает и чмокает Нефрита* Ты так оперативно написал!))))
Алмаз: Неф, ты садист)) Обожаю))) Такой тандем - прелесть Рубик, ты следующий с плюшками)) *злорадно* А потом Фиря с Орлом)))
Рубеус: Я ответ на это напишу!)))
Нефрит: Про пятнадцать я могу исправить) А про девченку *задумался* Вот, так мну больше нравится. И нечего, гордость гордостью, но бог сказал с девченкой, значит с ней!)
Сапфир: Нефрит Алмаз ой-ой-ой! (не может подобрать слов от востогрга). В общем, вот: Понятно? (восторженно чмокает обоих в обе щеки....)
Кунсайт: Прочел залпом то, что не прочитано. *Аплодирует* Все вы такие молодцы! Спасибо большое! Алмаз А тебе персональное! Я так люблю твои воспоминания!
Кунсайт: Валери Спасибо! Действительно, нет ничего хуже неопределенности и незавершенности Увы, достойной версии, обьясняющей именно уход Изуми у меня до сих пор нет. Вот и получается то, что получается. Алмаз вот ты как подглядываешь, реально!))) Нутк, люблю я это дело)) И потом, кто тут недавно говорил, что соскучился без моего присмотра? Рубеус , спасибо!
Рубеус: Ал, ты подкорректируешь это в фотошопе? Из этого надо аватар Оливии)
Сапфир: Рубеус (держится за животики) Клево))
Рубеус: Сапфир , спасибо. Вывеси тут то, про меня с дневника своего. Онегай!!!
Сапфир: Рубеус Раз уж ты просишь... О ревности и одиночестве. Я помню тот день, когда Сапфир впервые «ушел в библиотеку». Тогда было ясное зимнее утро, мир был белым, черным и белестящим – ярко переливался на солнце снег, бодро похрустывая под ногами, а в каменных коридорах тихонько подвывал сквозняк. Я догнал мальчишку рядом с тяжелой дубовой дверью библиотеки и позвал во двор – снежки сейчас должны быть роскошные, и младшему было бы очень весело залепить одним таким мне прямо в челку. Я бы это даже позволил. Один раз. Сапфир, он... брат хоть и был тихим, скромным ребенком, и сидел часами за своими легендами-мифами, но от подобных «семейных» походов на его лице расцветала искренняя улыбка, да глазенки восторженно сияли, все еще такие большие – глаза ведь не растут, вот и большие такие, на мелкой голове – и руки у меня тряслись, и тянуть хотелось его в высь, снежную крошку и яркие, разноцветные от слез и жмурок сугробы – перед глазами плясали радужные круги, белые зубы над темным шарфом и темная челка, торчащая нестройным лесом из-под шапки. В общем, я звал его пойти поваляться в свежем мокром снегу. Подальше от забот, ненавистной бабки, пьяных стражников и его же, Сапфира, виноватых глаз, тут же упиравшихся в пол при появлении Алмаза и компании. «Давай, катись к чертовой матери, угробь себя и тех дураков, что следуют за тобой. . Но его я ни тебе, ни этой старой сучке не отдам», - сцепив зубы, думал я и отправился на поиски младшего. А он посмотрел на меня как-то испуганно, тряхнул головой и неуверенно ответил что-то про больное горло и новое исследование, заданное ему очередным учителем. И в руках у него были не сказки, а какая-то взрослая книжка по теории магии. Разозлившись, я пошел требовать объяснений у Грока, преподавателоя брата, что же он такое задает воспитаннику, что тот ходит бледный как смерть и все свободное время сидит в пыльной библиотеке. Грок погнал меня с словами, что не мне, дескать, вмешиваться в тонкое дело воспитания юных королевских особ, и ничего такого он ему не задавал. Мелкий врун из библиотеки куда-то делся. Засранец. Пойти, что ли, Алмазу морду набить? Мы, кажется, не договорили в прошлый раз.юю Брат нашелся в спортзале. - Ба, какая неожиданность! Что, не можешь решить, с какой стороны шпагу берут? Тьфу, пьянь – вино только что с волос не капает. Кстати, и влосы стоило бы помыть – за бутылкой обо всем забываешь, да? Я плевался и шел, шел и плевался; Алмаз заливался краской – от вина и злости, забавно так розовел, щеки, мочки ушей, кусал губы, а по носу уже катилась капля пота – в бешенстве. Он сегодня явно принял, и хорошо еще, если только вина. Сколько можно нам вот так говорить? Говорить? Кривая ухмылка. Да, это наш личный способ общения – и взаимопонимание в результате достигается полное. До омерзения. - Ваше высочество? А это еще кто? А, это новый дружок Алмаза. Карат. - Я был бы очень благодарен, если бы вы изволили оставить нас с его высочеством тренироватся в одиночестве. Ваше присутсвие отвлекает нас от занятий. - Что?! Алмаз, ты что вытворяешь? Вообще офонарел, своих дружков ко мне подсылать? «Он прячется за спиной этого прихлебателя?» Алмаз пошатнулся, взялся-таки за шпагу с правильного конца, упер в землю – тонкое левзвие прогнулось под тяжестью. - Просто убирайся, Руби. Ты мне надоел. Я... ик... – хрупкая конструкция шаталась и опасно кренилась назад. – Я больше ничего не хочу выяснять. И гаво-говорить ни о чем не хочу. Нет, ну не решать же семейные проблемы на глазах у этого зубоскалящегося подонка? Ишь, глазенки-то желтые, веселые, так на хи-хи и пробивает. Не могу его видеть. И других дружков этой пьяни видеть не могу. Как он еще никого не изнасиловал, да не убил, не знаю. - Мне противно на тебя смотреть... Я развернулся и пошел прочь. -Правильно, Руби. И не возвращайся. И да – дверь слева, не ошибись смотри, – шпага со звоном подломилась, алмаз сел на пол и звонко расхохтался. Так и пошло – Сапфир в библиотеке, Алмаз со своими прихлебателями. Всегда в компании этих ублюдков. Это что ж теперь, мне даже побить его нельзя? Пусть так, пусть костяшками по зубам, но мы говорили... И Сапф.. Младший бледнел, серел и хирел. Поговаривали, будто принц слегка помешался. Неправда, он... Вино, – прокисшее, книги - пыльные. Мерзкие чудовище из бабушкиных сказок, пробирающиеся в постель, едкие, сосущие, жадные. Компания недоростков, пустой зал библиотеки – да они прямо две стороны зеркала. А... а как же... я? Я сидел на ступеньках черного хода и отчаянно стискивал в своих больших кулаках желание побиться головой об стенку. До крови, элегантно сползающей из-под рыжего чуба вниз по лбу, солящей губы и расцвечивающей белую рубаху красными виными пятнами... до радужных кругов перед глазами, разноцветного камня серых стпуней и белых выбитых зубов на полу. До того, чтобы средний сын Сердолик Аделит тоже прослыл немного сумасшедшим. Не бросайте меня, а? Пожалуйста...
Рубеус: Сапфир Огромное спасибо!!!
Рубеус: Нефрит, тебе обещанное. Если где ляпы, править не успеваю, прости *капля* ... Гадская горка была отвратительно гладкой и совершенно отвесной. Рубеус пытался залезть на неё уже неделю. Соскальзывал, срывал ногти, падал, приземлялся на ноги, на четвереньки, а иногда и на спину, когда одуревший от усталости и недосыпа, забывал сгруппироваться в падении, потирал ушибы, ругался и снова лез. Снова и снова. И снова. …Лез, когда удавалось найти хотя бы минут двадцать свободного времени: на рассвете – после трёх часов беспокойного сна, в полдень, забив на обед и долбанную жару, ночью, когда падать было особенно мерзко и хотелось взвыть на луну, лез между атаками мятежников и муштрой солдат, между рейдами по провинциям и планированием кампании, между… Вымотанный, грязный и злой – сегодня отступники едва не прорвали оборону – принц опять лез на гору. …Плечо болело, какая-то тварь всё же ухитрилась задеть его ножом, глаза слипались, воздух пах пылью и копотью, или пылью и копотью пахла его одежда, или пыль и копоть просто осели в его носу, а потому он чувствовал их запах повсюду. Лоб покрылся испариной, влажные дорожки ползли по вискам, горло саднило. Он успел попить воды, как вернулся, или сразу метнулся сюда? Рубеус обозвал себя придурком, но легче от этого не стало. «Кретин» и «идиот» также помогали мало. Если он сейчас напьётся, то взмокнет окончательно, только скользких рук ему и не хватало – и без того держаться не за что. …Падение настигло принца у самой вершины. Коварно подкралось, дёрнуло за ногу и чувствительно приложило лбом о собственную коленку. Рубеус отряхнул брюки от земли. Изобретать новые ругательства рыжему надоело уже в первые пять дней, теперь, сжимая зубы, и подтягиваясь на руках, он твердил про себя строчки из стихотворений. «Я помню чудное мгновенье» - рывок, держаться – «Передо мной явилась ты» - нащупать ногой место побезопаснее – «Как мимолётное виденье…». Мимолётное виденье, надо сказать, являлось довольно периодически, отпускало комментарии, звёздно улыбалось и иногда советовало отдохнуть. Это сперва принц сопротивлялся обучению, а теперь его было не оттащить: он твёрдо решил, что какая-то там горка не помешает ему получить знания от Нефрита. Очень нужные сейчас знания. … Бог как всегда появился неожиданно. Скользнул взглядом по порванному кителю, по спутанным волосам и вымазанной щеке. Рыжий сложил руки на груди – не нравится, не смотри – и повёл подбородком в сторону объекта своих недельных мучений. - Наперегонки. В синих глазах мелькнуло что-то трудно опознаваемое, Нефрит подошёл к принцу и потуже затянул начавшую промокать повязку на его рукаве. - А готов? Рубеус резко кивнул, рыжая прядь свесилась ему на лицо, пощекотала нос и заставила чихнуть. Бог пожал плечами – дескать, дело твоё, превратился в ту самую голенастую пакость, только теперь с зеркально перевязанной левой рукой, и медленно пошёл к горке. Рыжий не двинулся с места. - Превратись обратно. Нефрит скептически приподнял бровь, отчего веснушчатое девичье лицо стало окончательно наглым. . Да понял принц, понял почему именно девчонка , и почему именно такая – покровитель учил его не поддаваться на провокации. - Я говорю, превратись. – брови упрямо сошлись на переносице. – Превратись, и не смей поддаваться. – Рубеус пропустил мимо ушей божественное хмыканье. – Я помню кто ты. И никогда не забывал. Бог, уже Бог, а не эта костлявая пигалица насмешливо улыбался. - А я думал ты, когда кричишь на меня, об этом забываешь. А ты, оказывается, по-омнишь. – Последнее слово Нефрит со вкусом покатал на языке, словно хорошо выдержанное вино. Принц слегка смутился. - Ну так мы лезем? - Давай. На счёт три… …На счёт двадцать семь Рубеус пил воду на вершине горы. Разумеется, он проиграл. Но это было самое счастливое поражение в его жизни.
Сапфир: Рубеус Кричать на Богов - это у нас семейное, так? Ня))) ^_^
Нефрит: Алмаз Сначала Фиря, потом Орлик. А то последний ужо обписАлся весь... Рубеус Порхай как бабочка! Только по счет 27 не ясно. Нравится мне это... Ляпы не видел и уж точно не считал) Ответить чтоли как я тебя магии учил?)
Алмаз: Братья, вы умницы. Оба Этот мир начинает меня пугать Сегодня официальный день рыжего))))
Кунсайт: Рубеус Сапфир Нефрит Браво! Календарь пора уж заводить)))
Рубеус: Нефрит пишет: Только по счет 27 не ясно. Нефрит То есть Ру за 25 секунд долез до вершины))) Ну, на три они начали лезть, на двадцать семь Руби долез... Нефрит всё равно был быстрее, причём намного. Ответить чтоли как я тебя магии учил?) Мурррр! Только учитывай, что магией я уже владел, и артефакты умел делать... Ты учил либо чему-то редкому и крутому, либо совершенствованию))) Алмаз пишет: Оффтоп: Этот мир начинает меня пугать Э? Это ты о ролёвочном мире? Сегодня официальный день рыжего)))) Хм, в смысле? Э... а меня вот наша крутость пугает, господа. Я о короле и принцах. Что-то мы слишком круты для своих лет... Хотя ладно, фэнтезийная вселенная же) Просто я дико боюсь в Мэрисьюизм скатиться.... Сейчас пишу одну штуку про войну, и меня мой героизм напрягает здорово.
Рубеус: Оффтоп: Календарь пора уж заводить))) Кун, а идея))) Я вообще думаю краткую хронологию событий по королевствам выложить, для тех, кому историю лень читать. И хронику войн примерную. Нет, без дат, я не фанатик))) Просто типа "Три тысячи лет назад случилось то-то", 5 лет назад - то... Гиперборейская битва, Тарнийское сражение, Сидская бойня....
Рубеус: То что потонуло на первом флуде, и не использовалось в ролевой... Там целая легенда была. Руби пишет стихи на клочках бумаги, что под руку попадаются, потом комкает бумажки, и выкидывает где попало, не ценит свои труды, короче. А Алмаз ходит за ним, и собирает эти ужасы, и в стопочку складывает...)))) Братьям Ночь натянута хрипом жил. Сталь в груди чаще гость, чем стих. ...Свет как капля плохих чернил, Если свет не для вас двоих. Лязг мечей продолжает пир. В нашем замке сегодня бал. ...Я бы вам подарил весь мир, Кабы не был наш мир так мал. Вражьей кровью по горло сыт. Дайте мне досмотреть рассвет!!! ...Рой людей за спиной гудит. Никого, кроме вас, здесь нет. *** Сдвинут мир. Искалечен трон. Звук на ноте одной застыл. ...И привычно так давят стон Я и Тот, кем я раньше был. Дом горит. Торжествует враг. Ничего не начать с листа. ...Заменили на смех свой страх Я и Тот, кем я в битве стал. Всем живым! Подтянуть ряды! Здесь не место рыдать и выть! ...И идут напролом сквозь дым Я и Тот, кем теперь не быть. Полк, вперёд! Начинайте петь! Пусть эпоха уходит в хлам! ...И накормят с ладони смерть Я и тот, кем я стану сам.
Нефрит: Рубеус пишет: Э... а меня вот наша крутость пугает, господа. Я о короле и принцах. Что-то мы слишком круты для своих лет... Хотя ладно, фэнтезийная вселенная же) Просто я дико боюсь в Мэрисьюизм скатиться.... Сейчас пишу одну штуку про войну, и меня мой героизм напрягает здорово. Я к вам ужо привык, на этом, собственно, построены многия события ролевой, так что - на вашей совести)) но ты приглядывай. Рубеус пишет: Мурррр! Только учитывай, что магией я уже владел, и артефакты умел делать... Ты учил либо чему-то редкому и крутому, либо совершенствованию))) А вот спорим на вино из Кунсайтовых - мне туда ходу нет - подвалов, что, пока я тебя учить не начал, ты все умел неправильно?)))))) Рубеус пишет: Нефрит То есть Ру за 25 секунд долез до вершины))) Ну, на три они начали лезть, на двадцать семь Руби долез... Нефрит всё равно был быстрее, причём намного. Спокойно, я в себе и не сомневался. Просто уточнил.
Алмаз: Рубеус пишет: Э? Это ты о ролёвочном мире? А о чем ж еще...*тяжело вздыхает* Рубеус пишет: Хм, в смысле? В том смысле, что все про тебя писали. Тормоз на пинково-укропной тяге ты))) Рубеус пишет: Э... а меня вот наша крутость пугает, господа. Я о короле и принцах. Что-то мы слишком круты для своих лет... Хотя ладно, фэнтезийная вселенная же) Просто я дико боюсь в Мэрисьюизм скатиться.... Сейчас пишу одну штуку про войну, и меня мой героизм напрягает здорово. ППКС. Тоже переживаю, но мне это не мешает писать всякий пафосный бред)) Рубеус пишет: Я вообще думаю краткую хронологию событий по королевствам выложить, для тех, кому историю лень читать. Я бы тебе поручил, да ты это год делать будешь))) Рубеус пишет: То что потонуло на первом флуде, и не использовалось в ролевой... Там целая легенда была. Руби пишет стихи на клочках бумаги, что под руку попадаются, потом комкает бумажки, и выкидывает где попало, не ценит свои труды, короче. А Алмаз ходит за ним, и собирает эти ужасы, и в стопочку складывает...)))) Я все помню! И это будет еще! Рыжий, ты мне всю малину испортил! Нефрит пишет: А вот спорим на вино из Кунсайтовых - мне туда ходу нет - подвалов, что, пока я тебя учить не начал, ты все умел неправильно?)))))) Я даже готов выпросить это самое вино ради такого дела)))
полная версия страницы